Константин Бояндин - Этап

— Ясно, — Смирнов спрятал оружие и тоже снял шапку. В ней жарко, а вот тулуп пока снимать не хотелось. Прохладно. И вообще пейзаж не очень радостный, голые холмы, ни травинки, ни птички, и серое небо.

— У вас много вопросов, — Николаев посмотрел на Смирнова, погружённого в мысли. — Как дойдём, я постараюсь ответить.

— Да нет, вы уже рассказывали, — Смирнов словно очнулся и принялся смотреть по сторонам. — Просто поверить не могу пока. Не укладывается в голове.

— Не моё дело, лейтенант, — Николаев поправил рюкзак. — Если пошлёте подальше, не обижусь. Вы любите жену и дочь?

— Да, — коротко ответил Смирнов.

— Вы их увидите. Просто не бойтесь, и увидите. У вас будет возможность сказать им, что не успели сказать. Главное, верить.

— Да, — вновь ответил Смирнов. — Я помню, вы говорили.

…Кто поднимает оружие, тот может дойти до цели, но пути ему не откроют, писал Аввакум. И придётся приходить снова. Вот тут мы сражались с кораблями пришельцев, с ними самими — и со всеми справились. Не перебили — справились. Николаев помнил, как странно выглядят они без шлема, но лучше всего запомнил тот жест, которым раненый пришелец попрощался с Дарьей. А может, это не они пришельцы. Может, это мы. А зачем тогда они ломились в тот кинотеатр? Действительно ли хотели перебить всех? Мы привыкли, что любой прорыв опасен, и всегда наготове держали оружие. А они могли прийти с миром. Да только что толку гадать.

…Странно, говорил Фёдор. Я здесь уже третий раз. И только сейчас заметил, как много здесь всего. Словно вещей было заметно меньше с того раза. Хотя я не сильно присматривался в тот, первый раз — настолько всё было неожиданно и необычно. И фотоаппарата не было, а то многое бы попробовал переснять. Сколько хватило бы плёнки, или карты памяти.

— Вот здесь, — Николаев вошёл в зеркальный зал первым. Вещей, вроде бы, прибавилось. Неудивительно — в конце концов все находит двенадцатого и уходят сюда. Судя по записям, Аввакум проводил двадцать три команды, а в двадцать четвёртый раз его вахту перенял некий Джошуа, но куда он делся, почему не здесь? Наверняка ведь Аввакум рассказал, как оставаться в долине? Впрочем, ладно, какая разница.

— С ума сойти, — признался лейтенант. Он бродил между сумками, коробками, рюкзаками. — А по-русски тут кто-нибудь писал?

— Вон там, — указал Николаев. — Вон тот коричневый рюкзак. Мы туда сложили все записки от Аввакума и других. Так… ну и что? Кошка, что теперь?

Зеркала словно ждали этих слов. Все двенадцать осветились, и за ними появились картины. Двенадцать пейзажей — в пяти была ночь, в семи день. И ведут в разные места.

— Смотрите! — Смирнов схватил Николаева за локоть. — Это не ваши, часом?

Зеркало "на девять часов", если север здесь смотрит на двенадцать, вело на полянку — там ночь, похоже. И на полянке стояли…

— Они, — согласился Николаев. — Лейтенант, идёмте!

Кошка подала пример — прыгнула к зеркалу, и вот она уже по ту сторону, трётся о ноги девушки — видимо, Марии. Звуков оттуда не доносилось.

— Вы первый, — Смирнов посмотрел ему в глаза. — Я помню. Вы шли тогда последний, и остались. Идите, вас ждут. А я могу и подождать, если что.

— Возьмите, — Николаев протянул ему диск. — Только осторожнее с ним. В коричневом рюкзаке копии наших заметок, распечатки. Деньги вам нужны?

— Не бойтесь, не пропаду, — Смирнов пожал руку. — Вы сами говорили, есть всего пять минут. Идите! Вас ждут, идите. Я остаюсь.

— Удачи, Михаил, — Николаев похлопал его по плечу. — Спасибо за всё.

Он твёрдым шагом подошёл к зеркалу и шагнул насквозь.

Смирнов долго стоял, глядя туда, где были зеркала. Что ж, Николаева на самом деле ждали… вот и доброе дело сделал, в ответ.

— Ладно, — Смирнов снял тулуп, и поднял с пола коричневый рюкзак. Тяжёлый, однако! — Будем разбираться. Пока не гонят, будем разбираться.

Пятый день "на новом месте".

— Ты опять не спала всю ночь, — Дарья принесла Марии чашку крепкого кофе из буфета. Гадость, но другого нет. — Так нельзя! Кому станет легче?

Мария слабо улыбнулась и взяла чашку. И чуть не уронила — сидела спокойно, и вдруг разрыдалась. Дарья обняла ей, закрыв глаза. Теперь и она думала над словами Аввакума. Сколько бы людей ни пришло в тот зал, последний не сможет уйти. Кто мешал Аввакуму объяснить это простыми словами?

Часов в восемь утра в дверь их номера постучали. Это оказался Жора — как всегда, жизнерадостный и деловитый.

— Всё устроил, — сообщил он. — И жильё, и прочее. Нужно вам паспорта сделать, девушки. Говорите, что там нужно написать. В квартиру можно будет завтра переехать. Я вам трёхкомнатную сделал, все три раздельные. Если мало — скажите, есть варианты. Ну? Что написать?

— Николаева Мария Александровна, — тут же ответила Мария.

— Николаева Дарья Сергеевна, — ответила Дарья следом.

Удивить Жору — это уметь надо. Он записал всё, не моргнув и глазом.

— Маша, — он протянул ей записку. — Это от дяди Гоши. Понимаю, это невовремя, но он всех сегодня зовёт в гости. В шесть вечера. Транспорт и остальное будет. Пойдёте?

— Жора, — Мария смотрела сквозь него. — Давай, я позже отвечу. Мы ответим, — поправилась она. — Ну-ка, иди сюда, — приказала неожиданно, и Жора послушался. Мария обняла его, поцеловала в щёку и добавила. — Спасибо. Что бы мы без тебя делали!

Жора улыбнулся до ушей.

— Маша, ну не переживай! — он осторожно положил ей ладонь на плечо. — Из такого выбирались! Всё уладится. Ты же сама всем так говорила, помнишь? Вы с Дашей кого угодно могли успокоить, мозги вправить. Не сидите дома. Мы же не чужие, верно? — и, ободряюще улыбнувшись, удалился.

— Маша, он прав, — Дарья уселась рядом. — Пойдём к ним. Я верю, что он придёт. Просто верю, и всё.

— Да, — Мария сжала её ладонь. — Всё так. Лягу спать, разбуди меня через три часа, если сама не проснусь.

Она добралась до кровати, и — свалилась. Дарья раздела её, прикрыла одеялом, а сама вернулась за стол, думать. Компьютер стоял рядом, но не хотелось ничего делать. Но — делала. Помогало.

Под ногами пискнуло. Кошка выбралась из своей корзинки и взобралась на стол. Прошлась, выгибаясь и мурлыча, потёрлась о подбородок Дарьи.

— Что ж ты сразу не сказала, что ты двенадцатая? — тихонько спросила Дарья. Кошка посмотрела в её глаза и мяукнула. — Столько времени там потратили… Ну, не обижайся, — но Кошка не обиделась — развалилась на столе, прямо на тетради, и посмотрела на человека — гладь меня!

Дарья гладила её, и от этого неприятные мысли уходили прочь. Что-то ещё осталось, важное, что мы не поняли. Аввакум сидел там почти десять лет, провожал другие команды, пока кто-то не сменил его на вахте. А он куда делся, или она, неважно? Ведь там никого не было! И как там вообще можно жить, в этом странном лабиринте? Там же ничего нет для жизни! Кругом сплошной камень и мусор.