Майя Зинченко - Изучающий мрак (Дарвей)

Не будет божественного пения Лигера...

Внезапно Дарвей почувствовал, как у него на глаза наворачиваются слезы. Потрясенный монах резко остановился. Неужели он действительно больше не вернется в огромный храм, не прогуляется по площади, обгоняя невидимку, не услышит слов совместной молитвы и пения монахов? Не посидит с Кармиссом у очага? Как ему отныне быть без его наставлений?

И он больше никогда не посмотрит на город с высоты главной башни... Во время заката оттуда открывался потрясающий вид. А как же те люди, что приветствовали его как старого знакомого, когда он появлялся в трактире, и предлагали с ними выпить? Эта мелочь, но ведь из таких вот мелочей и складывается наша жизнь.

Ничего этого больше не будет. О, Создатель... И что же теперь? Он не так молод, чтобы начинать все с начала. Да и какой жизни он желает? Что ему надо - дом, жену, детей? Быть как все? Бессмыслица! Это удел не для человека с его прошлым, полным кровавых скорчившихся теней. То, что орден отказался от его услуг, нисколько не изменило его "я". Дарвей внезапно осознал, что сам не знает, чего конкретно хочет.

Но в любом случае он не должен расстраиваться, давать волю эмоциям. Это проявление слабости, а он не имеет права быть слабым.

Пускай Габельн со своими щедротами, соблазнами и привычным укладом остается позади, он не станет унывать. Он сможет вернуться сюда, когда захочет. И угрозы Гаера этому не помеха. Даже великий магистр не в состоянии контролировать всех приезжих. Но это будет еще не скоро. Сначала надо разузнать, что твориться в соляных копях.

Ему и самому было любопытно откуда взялся этот странный город. Если он будет осторожен, то духи копей не заметят его и не станут разрывать на части. Во всяком случае, он на это надеется...

Дарвей поправил лямку сумки, его шаг стал тверже. Он больше не думал о прошлом.

Вся наша жизнь - это странствие от рождения к смерти. У одних короткое, у других длинное. И по сути, совсем неважно, куда ты собрался идти, ведь дорога все равно приведет к последнему пристанищу.

Рассветное солнце окрасило восточный край неба в бледно-розовый цвет. Звезды, не выдержав конкуренции со светилом, одна за другой тускнели и гасли. День вступал в законные права, о чем спешили напомнить птицы, оглашая воздух первыми трелями.

По широкой дороге, ежась от холода, шел путник. Взойдя на пригорок, он обернулся, чтобы полюбоваться открывшимся видом на серебристую петлю реки и лес. Огромный город, полный огней и шума, остался позади. Где-то там за холмами, окруженный высокой стеной, он продолжал жить своей жизнью.

Дарвей прикинул пройденное расстояние и удивленно покачал головой. Он не ожидал от себя такой прыти. Видимо злость на орден, Гаера и немножко на самого себя придала ему скорости. Погрузившись в красоты природы, Дарвей постепенно успокаивался. Предстоящее задание волновало его все меньше и меньше. Копи Химер... Подумаешь! Если там обитают животные, он найдет с ними общий язык и у него будут союзники.

На всякий случай мужчина подтянул на груди кожаную перевязь с набором метательных ножей. Земли вокруг Габельна полны сброда стремящегося к легкой наживе. Ему не раз приходилось уезжать из столицы - когда лорды, чуя недоброе боялись показываться в городе. Во время таких поездок Дарвей неоднократно встречал разбойников. Это были бывшие крестьяне, дезертиры, разорившиеся лавочники ставшие убийцами. Они прятались по обе стороны дороги, ожидая, когда проедет плохо охраняемый купеческий караван или пройдет простой путник с монетами, зашитыми в подкладку куртки.

Он видел их недобрые ухмылки в предвкушении добычи, небритые потные рожи, покрытые ссадинами. Они были хуже животных. Последние никогда не опустятся до убийства себе подобных ради забавы. Дарвей замечал укрытие разбойников издалека и благоразумно обходил стороной. Будь ты хоть самым лучшим в мире убийцей, ты все равно не сможешь увернуться от десятка стрел. Монах предпочитал не рисковать жизнью и здоровьем.

И в городе и в лесу Призрак избегал открытого противостояния. Он справится с двумя-тремя, даже с пятью, но что прикажите делать против двадцати человек жаждущих пустить ему кровь? Спасаться бегством? Конечно, и такое бывало, и он, хвала Создателю, всегда уходил от преследователей благодаря своим быстрым ногам и, что не менее важно, хорошему знанию местности. Надо не только уметь быстро бегать, надо еще знать, куда ты бежишь. Может, за поворотом тебя ждет тупик?

Дарвей зевнул, и зябко поежившись, углубился в рощу. Он намеревался отдыхать днем, а идти ночью, когда его практически было невозможно обнаружить. Пройдя сквозь заросли дикой малины, он оказался на небольшой поляне покрытой густой спутанной травой по колено. Стоило сделать несколько шагов, как из-под ног вылетела перепуганная перепелка. Мужчина довольно улыбнулся. Наличие птицы было залогом того, что здесь не было людей.

Усталый, он расстелил плащ и, положив сумку под голову, заснул. Он проспал до самого заката, и на этот раз ему ничего не снилось. Когда он открыл глаза, уже начинало смеркаться. Потянувшись, Дарвей с удовлетворением отметил, что отдохнул, несмотря на отсутствие кровати, просто отлично. Даже рана на руке его не беспокоила. Он сел, и он увидел у своих ног парочку серых зайцев. Звери мирно уничтожали растительность, посматривая на него блестящими глазами в которых не было страха. Один из них после некоторого раздумья даже попробовал надкусить сапог.

- Какие-то вы странные... - проворчал Дарвей, мысленно проклиная свой дар. - Радуйтесь, что мне не до вас, а то была бы знатная жареная зайчатина на ужин. Хотя идея сама по себе неплохая...

Зайцы фыркнули и, решив не испытывать судьбу, ускакали в сторону деревьев.

Сделав несколько глотков из фляги и наспех перекусив куском хлеба, он засобирался в дорогу. До соляных копей путь неблизкий, поэтому ему некогда было разлеживаться. Чем быстрее он выполнит поручение Гаера, тем лучше.

Он снова вернулся на дорогу. Несколько раз мимо него проезжали подводы с зерном. Погонщики кричали на быков, щелкали кнутами. Местная пшеница поспеет только через месяц, поэтому зерно везли с далекого юга. Охранники, не выпуская из рук мечей, с подозрением посмотрели на Дарвея, но так как тот был один и не походил на грабителя, не стали его трогать.

От нечего делать монах, а он все еще считал себя таковым, если не по образу жизни, то по убеждениям, принялся тихонько напевать. Это не были мелодии каких-то известных песен, он придумывал их на ходу. У него был слух и голос, и чувство такта, и если бы он был менее удачливым и старательным убийцей, то, возможно, стал одним из певчих.

Ярко светила луна, поле луговых трав колыхалось под порывами ветра, подобно серебряному морю. Красота мира пленила Дарвея и остатки его дурного настроения улетучились без следа. Он был один на один с черным куполом неба, со звездами и радость ощущения простора пьянила его не хуже крепкого вина. Впервые в жизни, он был свободен. Пока еще не до конца, но он может идти вперед, и не обязан никуда возвращаться. Как он мог жалеть, что оставляет этот грязный город? Зачем он ему?