Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись первая.

— «Серебряные», слушать меня! Во-первых, отобрать оружие у охраны, во-вторых, встать у всех дверей и окон. Этого — связать. Сташек, найди Белку, она знает, где ее платья… Тарскийцев запереть. Всех.

Граф, тряхнув напоследок герцога, как кошка крысу, швырнул его двум дюжим «Золотым» и вытер руки о занавес. На столе стоял изящный поднос с фруктами и вином. Шандер взялся было за кувшин, но пить не стал, а, подержав, яростно швырнул о стену.

Рене приоткрыл дверь и выглянул в коридор. На лице эландца не осталось и следа чувств, которые он недавно выплеснул на Романа. Герцог был спокоен и собран.

— Что думаешь делать? — нарочито будничным тоном осведомился бард.

— Надо попасть в покои Иннокентия, но так, чтобы никто не видел. Когда-то я оставил ему на хранение одну вещь, доставшуюся мне от… ты, думаю, понимаешь, от кого. Это шкатулочка со всякой ерундой, по крайней мере она казалась мне таковой, пока не задул штормовой ветер. Инко я верил…

— Он знал, что там?

— Ларец легко открывался — я секрета из того, что там хранилось, не делал. Это была память. О моей свободной молодости, если угодно…

Ох, прав был покойный кардинал, говоря о том, что Рене, хоть и смирившийся, все же тосковал по временам, когда отвечал только за себя и доверивших ему свои жизни моряков, рвавшихся за горизонт, как и их счастливчик-капитан. Подарок темных эльфов хранится у клирика? А почему бы и нет? Иннокентий не был фанатиком. Не был он и дураком. Возможно, кардинал лучше самого Рене разобрался в том, что ему передали, но знал ли об этом кто-нибудь еще? Последний вопрос эльф повторил вслух.

— Вряд ли. Инко с детства был скрытным, к тому же понимал, что в этих штуках чего-чего, а святости нет.

— Не помнишь, что там было?

— Побрякушки не из дорогих. Во всяком случае, они так выглядели. Точно помню браслет и ожерелье из каких-то камешков, на первый взгляд ерундовых, но тонкой работы. Нож был и, кажется, ошейник для очень большой собаки. Да, записи, скорее всего, эльфийские, я таких букв не знаю… Наверняка что-то еще, я не помню, это было так давно…

— Тебе что-то говорили об этих вещах?

— Говорили. Потому я и отдал их на хранение человеку, с которым, как мне казалось, ничего не может случиться и который распорядился бы ими наилучшим образом. Иначе я таскал бы ларчик с собой. Как знак того, что я в трезвом уме и здравой памяти и действительно побывал там, где побывал… Ну да мои сантименты к делу не относятся. Тот, кто мне подарил шкатулку, сказал, что это даст шанс тем, кто остается. Тогда я не увидел в этих словах смысла и решил, что все дело в наших трудностях с языком. Взаимных.

— О каком шансе говорил твой… твой друг?

— Не знаю. Он и так сказал слишком много. Конечно, я дал слово молчать… до тех пор, пока молчать можно. Я его сдержал.

— Но сейчас ты рассказал все?

— Не совсем. То, что связано с нашими поисками, ты знаешь, а остальное — это пока только мое. Когда-нибудь я соберусь с силами и расскажу действительно все. Идем.

Обитель Триединого Рене знал неплохо. Через чердак они выбрались на крышу флигеля, откуда было рукой подать до окна покойного кардинала. Открытого окна.

— Смотри, убийца, кто бы он ни был, прошел этим же путем. — Роман внимательно разглядывал черепицу. — Мох в водостоке содран. И вот тут тоже — как будто локтями опирался… Похоже, арбалетчик угнездился здесь.

— И застрелил Укусюку. Пес, почуяв неладное, начал бы выть, беспокоиться. Могли бы проверить, в чем дело.

— Думаешь, стрелок и отравитель — одно и то же лицо?

— Чем меньше народу, тем надежнее. Если мерзавец достаточно ловок, он запросто мог перескочить на подоконник, отравить кувшин с водой, что всегда стоял у окна, вернуться, дождаться, когда Инко поднимется к себе, пристрелить пса и убраться. Ты готов проделать то же?

— Ничего нет проще. — Эльф с беличьей легкостью перелетел на широкий подоконник. Через мгновение он был уже в комнате. Рене не менее ловко последовал за ним. Их никто не заметил. Наскоро наложив простенькое заклятие, чтоб никто не вздумал войти, пока они «гостят» у покойного, Роман оглядел место будущих поисков. Обилие книг и ларцов впечатляло.

— Ты хоть представляешь, где искать? — пробормотал эльф. — Или хотя бы где не искать?

— Мне кажется, я знаю, куда он прятал предназначенное не для чужих глаз. Как-то Инко сказал, что устроил тайную часовенку. Сдается мне, ключ, который он носил у пояса, был не только знаком сана.

— Сейчас уже не проверишь.

— Отчего же?

— И никто не заметил?

— Роман, до того как стать политиком, я был почти пиратом. Положение обязывало знать кое-какие трюки. Вот ключ, а ты поищи дверцу. У тебя это лучше получится.

Бард неплохо владел заклятием поиска по сродству. Имея в руках ключ, он мог отыскать полагающийся к нему замок, если, разумеется, тот не был укрыт при помощи магии — тогда бы пришлось повозиться, распутывая отводящие глаза чары. К счастью, Иннокентий колдовать не умел. Потайная дверь, умело спрятанная за раздвижными книжными полками, была хорошо замаскирована, но не более того. Открыть ее труда не составило.

Скромная комнатка слабо освещалась сверху и с боков при помощи хитроумной комбинации щелей, скважин и зеркал. Света хватало, чтоб не налетать на стоящие вещи, однако имелись и лампы, заботливо наполненные маслом. Роман мог бы обойтись и без них, но Рене не был ни эльфом, ни котом. Герцог высек огонь, и мягкий золотистый свет выхватил из полумрака видавшее виды кресло, резную конторку с письменными принадлежностями, навесной шкафчик, неожиданно роскошное трюмо, заставленное всякими безделушками, и большой портрет на стене. Вот и все. Ничего относящегося к делам Церкви.

Рене долго всматривался в изображение на портрете.

— Что ж, я так и думал…

— Что?

— Иннокентий любил Акме. Потому и последовал за ней в Таяну. Бедняга, у него не было ни единого шанса. Когда она умерла, он как-то раздобыл ее вещи. Вот они тут, под зеркалом, и зеркало тоже ее… А это может пригодиться.

« Прошу тебя, дорогой брат, выполнить мою последнюю волю. Если я мирно предстал перед Господом нашим, прожив отмеренный мне срок, уничтожь эти записки, не читая, ибо ничего ценного для тебя в них нет. Если же смерть, постигшая меня, была насильственной или непонятной, отвези эту рукопись, также не читая, в Эланд и отдай из рук в руки моему единственному другу — герцогу Рене из рода Арроев. Все затраты, понесенные тобой, он тебе возместит ».

— Что ж, Инко, твое желание выполнено, — пробормотал упомянутый герцог, разворачивая первый свиток. — Это его дневники. Он был свидетелем многих событий и полагает, что они могут представлять интерес. Мне придется перечитать все, что он пишет. К сожалению, он просил меня никому не показывать записи, и я понимаю почему — он слишком раскрывает свою душу, чтобы подпустить к дневникам посторонних. Все, что будет нам важно, я расскажу. Не обижайся.