Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись вторая.

Поразительно, как наше желание помочь может обернуться не помощью, а пыткой! Раньше я этого не понимала.

— Как ты думаешь, какой сейчас час? — Гардани весело улыбнулся, и я поняла, что пришел конец не только финусам, но и самой памяти об этом. В глазах у меня подозрительно защипало, и я, чтобы скрыть неловкость, вскочила на ноги:

— Не знаю, но сейчас самое время спуститься к морю. Пойдешь?

Разумеется, он пошел. Моя затея пришлась по душе и солнечным котятам, которые и не подумали разбегаться, когда я встала. Им было все равно, лежит ли моя юбка у меня на коленях или болтается при ходьбе. Эти забавные сущности каким-то образом ухитрялись держаться на ней, даже когда я спускалась по лестнице. Ну и хорошо, они мне нравились, эти котята, — любопытные, веселые и наверняка беззлобно жестокие, как любые звереныши.

— Таково мое последнее слово. — Кардинал Кантисский Иоахиммиус тяжело поднялся, опираясь на увитый благоухающими цветами посох. Этот посох, да еще немалый жизненный опыт были его единственным оружием в раздирающей Кантиску незримой схватке. Иоахиммиус видел, что сила на стороне Годоя. Многие из князей Церкви успели мысленно переметнуться к засевшему в Мунте тарскийскому господарю. Кардинал понимал, что его собратьями движет не только и не столько страх — штурм святому городу грозил вряд ли, — а привычка держаться победителя и обида на выскочку Феликса. Разрушай Годой храмы, огнем и мечом насаждая каких-нибудь корбутских демонов, дать ему отпор было бы легче, но он не разрушал, по крайней мере открыто. То ли не до конца уверился в своей силе, то ли ничем не отличался от других возжаждавших власти, готовых золотом и поддержкой платить признающим его клирикам.

Иоахиммиус не обольщался на счет конклава. После известий о Лагском побоище и отступлении Феликса на Гверганду местоблюститель Святого Престола ел лишь сваренные в скорлупе яйца и пил набранную в его присутствии воду. Радости любившему плотно покушать дарнийцу это не доставляло, но он обещал Феликсу, что Кантиска устоит, и намеревался исполнить обещанное. Кардинал любовно взглянул на неувядающие который месяц цветы и в сопровождении свиты неторопливо покинул архипастырские покои.

Вечером ему предстояло произнести проповедь в храме Святого Эрасти, которую сотни клириков, нравится им или нет, донесут до ушей и душ своих прихожан. Иоахиммиус хорошо знал, что он скажет. Земной властитель, попирающий каноны Церкви нашей Единой и Единственной, — еретик, а нынешняя победа Годоя над Базилеком — кара Господня за то, что арцийские Волинги воспротивились решению Архипастыря. Иоахиммиус напомнит притчи из Книги Книг о Стелющих Мягко и о Князе Возгордившемся.

Нужно призвать жителей Кантиски и всей Святой области к стойкости во имя святого дела и…

Свист выпущенной с башни стрелы совпал с предостерегающим криком кого-то из людей Шады, бросившегося вперед, чтобы прикрыть кардинала грудью, но воин не успевал. Время для Иоахиммиуса словно бы замедлилось, и он увидел то, чего не видит никто, — летящую к нему смерть. Уклониться дарниец не мог, ноги его словно бы приросли к земле; кардинал с каким-то удивлением следил глазами за нацеленным ему в грудь острием. А затем произошло чудо. В локте от его высокопреосвященства стрела остановилась, зависнув в воздухе, и вспыхнула синим пламенем. Таким же, как и ее предшественницы, выпущенные в далеком Белом Мосту прошлой весной. И тотчас к Иоахиммиусу вернулась способность двигаться и говорить, которыми он немедленно воспользовался.

Подкрепленная свершенным у всех на глазах чудом вдохновенная речь, вечером повторенная в храме Эрасти, заставляла прихожан, гвардейцев и младших клириков в экстазе осенять себя Знаком и возглашать анафему Годою.

…А в дюжине диа от Кантиски к сверкающей аметистовой глыбе льнули гибкие побеги, усыпанные белыми звездчатыми цветами, точно такими же, как и те, что оплели посох кардинала.

Роман шестой день пытался распутать загадку Ночной Обители. Криза не мешала, ее словно бы и вовсе не было, но Роман не сомневался: реши он отступиться и уйти, их дружбе конец. Впрочем, отступать разведчик не собирался, слишком уж много всего сошлось у этой странной башни.

Сначала все было более или менее понятно. Примеро привел отряд к башне. «Приятели» Оленя ждали. Вряд ли случайно, скорее всего, вожак Преступивших, вступив с ними в сговор, предал им своих же товарищей. Те приняли бой и погибли, забрав с собой и врагов. Надо полагать, на это и рассчитывал Примеро. Роман не удивился бы, прикончи волшебник и выдохшихся победителей, кем бы те ни были.

Затем Примеро попытался проникнуть внутрь Обители Ночи, разбудив при этом какие-то чудовищные силы. Возможно, эти силы его и сожрали, если только с предателем не разделался Уанн, который смог остановить запущенный недоумком маховик.

Доказательств у Романа не было, но эльф не сомневался: не вмешайся маг-одиночка, Обитель стала бы таким же безумным местом, как и то, из которого бард вырвался лишь благодаря перстню Проклятого. Уанн победил, но это вычерпало его силы, и старик уполз умирать на Седое поле, напоследок перекрыв доступ к башне. Но почему он так поступил? Чтобы в Обитель Ночи не проник враг или безумец или чтобы оттуда не вырвалось нечто чудовищное? Роман поднял голову, рассматривая воздвигнутый неведомыми силами замок. Обитель успешно сопротивлялась зубам времени, изрядно поизгрызшим некогда высокий и скалистый Корбут. Творение исчезнувших сил было соразмерным и, если так можно сказать, бережным. Оно не устрашало, не давило, а завершало возвышающуюся над своими собратьями вершину. Без черной башни та казалась бы куда более недоброй… Чем больше Роман вглядывался в загадочное сооружение, тем больше был уверен, что Ройгу и его последыши не имеют с ним ничего общего. Тот, кто воздвиг Обитель, не был злобным, и Роман решился.

— Криза! Я иду туда. Так надо.

— А река? Она не пускать!

— Пускать, волчонок, — улыбнулся эльф, — меня пускать!

— Не тебя, — отрезала девушка, — нас!

Роман с сомнением покосился на спутницу. Клан Лебедя был силен в водных заклинаниях, а Уанн любил Астена и уважал Эмзара. Волшебство, примененное магом-одиночкой, не было эльфийским, но, зная старика, Роман довольно быстро сообразил, в чем тут суть. К тому же Уанн хотел , чтобы он, Рамиэрль-разведчик, оказался здесь. Происшедшее на Седом поле не случайность, его отправили сюда по воле умершего, а значит, водяная стена его пропустит, но вот Криза… Эльф решительным жестом обнял девушку правой рукой за плечи и, прижимая к себе, увлек в ревущий поток.