Дмитрий Башунов - Ангелы над Москвой

Оля обшарила развалины Москвы, возвышавшиеся над водой, и отыскала в них самую обычную кошечку. Она рассказывала Диме, как, одевшись в свое человеческое тело, и даже украсив его удобной для прогулок одеждой, ходила по уцелевшим кварталам бывшей столицы, пытаясь узнавать и вспоминать улицы без применения ангельской проницательности.

На душе было горько, и сердце билось часто. Дома на не затопленных морем участках давно превратились в груды осыпей, заросших дикой зеленью. Асфальт широких улиц исчез, рассыпавшись в простой щебень, на котором росло все, что только могло вырасти на каменистой почве.

На акации, кое-как выросшей на солоноватых водах морского побережья, уже старой, треснувшей надвое и склонившейся к холму из древних стройматериалов, Оля увидела кошку. Совершенно обычную кошку, очень молодую, не слишком крупную, сплошь изукрашенную рыжими, серыми, черными и белыми пятнами. Кошка с удивлением застыла, разглядывая необычное создание, но не убегала, хотя и страшилась пошевельнуться.

Оля оставила под деревом плошечку с молоком, немного сырого мяса и кусочек ароматного свежесваренного кальмара. И удалилась…

К молоку кошка осталась равнодушна. Мясо съела с удовольствием, хотя говядина вряд ли была привычной едой для мелкого хищника, живущего на городских руинах. Зато бело-розовая плоть кальмара кошку пленила…

Оля с улыбкой смотрела, с какой опаской кошка обнюхивала новую для себя пищу, как осторожно попробовала ее, как отошла в сторонку и прилегла, прислушиваясь к собственным ощущениям — и не умаляя внимания к окрестностям. А после решительно и смело съела остаток.

На третий день кормлений кошка встречала Олю, картинно вышагивая навстречу, мурлыкая, помякивая, и изгибая хвост вопросительным знаком. В тот день Оля ее впервые погладила, а через неделю, уже совсем ручную, взяла на руки.

Всем своим существом Оля тогда ощутила, как тревожилась кошка, поднимаемая к плечу, и как быстро оценила выгоды от своего нового положения: во-первых, тепло, высоко и безопасно. Во-вторых, сытно и спокойно. В-третьих, можно не опасаться завистников и конкурентов, которые затаились там и сям, но напасть боятся, так как чувствуют, что на сей раз сила — на стороне кошки, вооруженной теперь не только когтями, но и необычной защитницей, наверняка опасной по-настоящему…

Оля поняла, что выбор, причем обоюдный, сделан. И тогда она сосредоточилась, тщательно перестроила структуру нейронных связей в нервной системе зверька, увеличила электрический потенциал нервных клеток, активизировала дыхание и питание клеток кошачьего мозга, а после в один миг вложила в это существо толику разума и знаний.

Так на свете появилась новая живая душа, разумная, думающая и чувствующая.

Пережив перемены, кошка вдруг спрыгнула с рук, мигом вскарабкалась на дерево и вгляделась вдаль, принюхиваясь.

— Что с тобой? — спросила ее Оля.

— Волкособаки. Крупные — не достанут, и не станут ждать, когда я слезу, уйдут, — ответила кошка. — Но месяц назад приходила другая стая. Там были мелкие волкособаки. Их много. Они лазят по деревьям почти хорошо. Ловят мышей и крыс, душат, и отдают их крупным. Крупные защищают мелких. И возят их на спине, когда плавают. Нам надо бежать!

Кошка округлила глаза и спустилась под ноги к Оле.

— Бежим отсюда! — просительно заворковала она, увиваясь вокруг ног девушки.

— Нет, — сказала ей Оля. Никуда мы не побежим. Мне волкособаки, даже самые страшные, не опасны. А тебя я им не отдам. Так что не бойся…

До вечера Оля просидела с кошкой, рассказывая и объясняя ей, что не все так ужасно в этом мире. А к ночи поняла, что привязалась к животному, и оставить ее среди гор щебня и зарослей амброзии уже не сможет.

Основоположницей, праматерью разумного кошачьего племени придется, наверное, стать какой-нибудь другой кошке. А эту она заберет с собой, на остров.

Дима, когда выслушал всю эту историю, только улыбнулся. То же самое он пережил в степных краях к северо-востоку от города, где отыскал табун диких лошадей. Гордые, сильные, быстрые, они спасались от волкособак бегством — а иногда и хищники спасались от них бегством… Дима присмотрел самого резвого и симпатичного жеребенка, подружился с ним, и однажды наделил того разумом…

Молодой конь сразу затосковал. Ему стало скучно в стаде себе подобных. Поначалу он с радостью носился с другими лошадьми, но скоро бездумные игры стали ему надоедать. А безмозглые подруги, только и падкие, что на мощь да на стать, начали раздражать.

Моргенштерн (Дима и сам не знал, почему назвал молодого жеребца темной масти Утренней Звездой), не находил себе места. Ему удалось отличиться: однажды на пути табуна встала стая волкособак. Силы были равными, и вожаки двух сообществ выжидали, решая, что делать…

Не дожидаясь команд и особенно ни на кого не глядя, Моргенштерн бросился в самую середину стаи, схватил зубами поджавшего хвост и не успевшего отскочить зверя, вскинулся на дыбы и со всего размаха ударил хищника о землю. Отбежал… Стая оторопело обнюхала труп соплеменника. Так еще никогда не поступал ни один конь! Копыта — вот оружие лошади! Зубами пользуются только волки! Правила были нарушены. Обескураженные волки поспешили скрыться…

Моргенштерн ждал признания. Но вместо этого его стали сторониться свои же. Они смутно осознавали, что непредсказуемое поведение одного может навлечь опасность на всех, и им захотелось от этого одиночки избавиться. Моргенштерн к этому моменту уже превратился в мускулистого и полного сил самца. Стоило ему захотеть, и он без труда отбил бы себе несколько самок, и ушел бы хозяином собственного табуна. Этого, собственно, от него и ждали. Ждал вожак табуна, крупный и тяжелый, уже не такой быстроногий, но все еще очень сильный конь. Ждали и стройные кобылицы, в предвкушении супружеского счастья раздувающие ноздри и трясущие шелковистыми гривами. Ждал этого и Дима, в глубине души поверивший в быстрое и успешное начало рода разумных травоядных.

Вот только сам Моргенштерн все ожидания обманул.

— Ты один? — удивленно спрашивал Дима.

— Один, — уныло вздохнул конь.

— А кобылицы как же? — интересовался Дима.

— Скотобаза… — презрительно фыркнул конь и добавил, выдержав уничижительную паузу: — Ж-животные… Забери меня отсюда! Или приходи почаще…

Почаще не получалось. Земля, такая крохотная из космоса, на две трети покрытая водой, оказалась очень немаленькой планетой с огромным количеством потаенных уголков, в каждом из которых обосновались свои обитатели, царили свои порядки, правили свои короли. Господнему велению не воспротивишься: приказано создать разумную жизнь без людей — будь любезен, ангел, старайся.