Татьяна Патрикова - Особенности эльфийской психологии

Мне стало стыдно. Впервые настолько сильно. Еще никогда не сознавал свою вину так остро. Но сейчас… я и правда был виноват перед ним. И не знал, что с этим делать. А Андрей смотрел в сторону окна и молчал. И от этого было еще хуже. Еще неприятнее. И что теперь? Может, извиниться? Наверное, это был самый верный вариант. Но беда в том, что я никогда этого не умел, в смысле извиняться. Слишком редко был вынужден делать это. Почти никогда. Да и разве хватит одного простого слова «прости»? И тут я вспомнил, что он сказал нам о своей семье, когда потушил своим артефактом Звезду Имрага. И во мне снова проснулась злость. Но на этот раз не на Андрея, на них, тех людей, которых он называл своими родителями.

— Она интересовалась, один ты придешь или с кем-то? — спросил, а сам постарался поймать его взгляд, но он все еще смотрел мимо меня, за окно.

— Спрашивала. — Он горько усмехнулся и все же соизволил взглянуть на меня.

— Прекрасно, — постарался вести себя как можно спокойнее, будто не произошло ровным счетом ничего неординарного. Словно так и должно быть. — В таком случае я иду с тобой.

— Что? — В его голосе не услашал открытого возмущения моим заявлением, поэтому позволил себе улыбнуться и пояснить.

— Я мерцну для тебя в любую девушку. Пусть посмотрят, каким успешным и самодостаточным ты стал, и пожалеют, что когда-то прогнали тебя из-за своих собственных комплексов.

— Это не комплексы, Ир. — Он неуверенно, почти робко мне улыбнулся. — Это защитная реакция. Ты ведь даже понятия не имеешь, как в этой стране люди жили каких-то двадцать лет назад.

— То есть ты не возьмешь меня с собой, чтобы утереть им всем носы? — использовав подсказанную его переводчиком расхожую фразу, уточнил я.

Он промолчал. Потом, через какое-то время, изменился в лице и весело спросил:

— А если я по ходу тебя с девчонкой перепутаю и внаглую зажму в каком-нибудь темном уголке?

Улыбнулся. Отчего-то не сомневался, что он спросит о чем-то подобном. У меня вообще впечатление, что у них тут межличностные отношения — самая расхожая тема для шуток. Пошлых и не очень. И Андрей явно склонен иногда откровенно пошлить. Но, как ни странно, этим утром меня это даже не раздражало, напротив, хотелось ответить ему так же легко и непринужденно, с неизменным коварным подтекстом, который мог означать многое, а мог не значить ровным счетом ничего.

— Ты сначала зажми, а там уже посмотрим, что получится.

— Неужели так понравилось со мной целоваться?

Вот… гад, так и знал, что припомнит. Но мне хотелось ошарашить его, поэтому сказал то, что, возможно, не рискнул бы сказать никому другому.

— Не разобрал. Надо будет как-нибудь еще поэкспериментировать.

— Ир, ты меня пугаешь, — заявил он, поддержав мой шуточный тон.

— Не обольщайся! — бросил и с силой толкнул его в плечо, дав понять, что девушка я в мерцании или парень, не имеет принципиального значения — в случае чего сумею не просто оттолкнуть, но и прибить. Чего бы мне, честно признаюсь, не хотелось. Но он прекрасно понял, на что я намекнул. Поэтому отступил на шаг и улыбнулся.

— Авантюрный ты, Ир, а еще приставучий. Мне даже жалко барышню, в которую ты влюбишься и продыху не дашь.

— С чего бы это тебе ее жалеть?

— Собственник ты. Даже меня ни на шаг от себя отпустить не хочешь, а ведь мы с тобой не друзья-приятели, что уж говорить о девушке, которую будешь оправданно считать своей.

От этих слов стало холодно и мерзко на душе. Улыбка сама сползла с губ.

— Почему? — слово вырвалось до того, как я успел себя остановить.

— Что — почему? — Андрей растерянно заморгал, а я попытался понять, почему мне так обидно, нет, не столько обидно, сколько грустно от его слов. И тоскливо. Давно такого не испытывал. В последний раз на первом курсе, когда всерьез скучал по деду и всем тем, кого оставил в Чаще Лис. Но сейчас-то из-за чего?

— Почему мы не друзья? — спросил в лоб. Теперь уже, наверное, смысла не было таиться. Мне хотелось знать, что он ответит, понять, что чувствует.

— А черт его знает, — неожиданно объявил Андрей и взлохматил себе волосы на затылке. А я тем временем потрошил переводчик на предмет знаний о только что упомянутом «черте».

— Дамск, — сказал, выслушав ответ симбиота.

— А? — Андрей выглядел озадаченным.

— У нас мифическое существо, по умолчанию повинное во всех проблемах и негативных переживаниях, называется дамск. Переводчик утверждает, что ваш «черт» является его эквивалентом.

— Понятно. — Андрей, не стесняясь, поднял руки вверх, потянулся, а потом, обойдя меня, поплелся к холодильному шкафу. Я совершенно непроизвольно вздохнул и уселся на стул.

— Сегодня твоя очередь готовить завтрак, — заметил, глядя, как он зарывается в белоснежную утробу ледяного монстра чуть ли не на полкорпуса.

— Да я уже понял, что кто-то без моего ведома решил тут свою очередность ввести, — откликнулся и вытащил что-то из отделения, которое называется морозилка. Взвесил на руке.

— Если тебя это так раздражает… — начал я, почувствовав, что снова обидно и злиться хочется.

— Снова в этом своем пограничном состоянии, которое, как я понял, у мерцающих оправдывает все, даже природный сволочизм? — Андрей, не оборачиваясь, направился к плите.

— Я не сволочь, — знаю, что прозвучало странно и даже в чем-то по-детски, но обида в груди разгоралась с новой силой. И я сам не знал, что с ней делать.

— Тогда я как психолог могу поставить вам, сударь, — Андрей повернулся ко мне и тыкнул в меня тем, что достал из морозилки — чем-то буро-бордовым, помещенным в целлофановый пакет, — только один диагноз, — и снова улыбнулся от уха до уха. Пошутил. Отчего же это мне совсем не смешно?

— И что же это, гер доктор? — искусно разыграл легкий тон.

— Недотрахит.

— Э? — переводчик не сработал. Похоже, это какое-то сложносоставное слово, которое не только в местном словаре не встретишь, но и в обиходном сленге встречается не так часто. Или он сам только что его придумал.

— Секса тебе надо. И побольше, побольше…

После такого пояснения мне захотелось чем-нибудь в него запустить. Но на глаза, как назло, попадались лишь травмоопасные предметы. Он, судя по всему, прочел это желание на моем лице и начал негромко, но от этого не менее обидно, хихикать.

— А мне казалось, что ты у нас испытываешь явный дефицит в этом деле, — зашипел на него, а он все равно улыбался. Нет, лыбился. Вот что за невозможная личность!

— Ирка, я с тобой не могу, — психолог снова отвернулся к плите и начал шуршать целлофановой упаковкой. — Проще надо быть, и люди к тебе потянутся.

— А если мне эти твои люди без надобности?

— Ну, значит, эльфы. Вот бери пример с меня, — достал сковородку, поставил на газ — кажется, это у них так называется. И продолжал нести всю ту ахинею, которую начал этим глупейшим предположением, что мне не хватает секса. Всего мне хватает. Точнее, не так уж мне все это и нужно. Сам проверял, между прочим. А Андрей тем временем сказал: — Я верчусь среди вас только неделю, но уже знаю столько, что голова пухнет. Не о вашем мире, нет, о каждом из вас. А все почему? Потому что я прост, как сибирский валенок, и мне плевать на все эти ваши заморочки, понимаешь? — Он бросил взгляд через плечо, и мне ничего не осталось, как признать, что в чем-то он определенно прав.