Сергей Чичин - Поход клюнутого

Дварф в сердцах снова замахнулся шляпой, но тяжко вздохнул и обвесил руку.

— Хватит дурствовать, начинай уже соображать. Где нам ночевать теперь?

— Брось ныть, борода. Пойдем по городу прогуляемся, познакомимся с тутошней ночной жизнью.

— Спасибо, я уже познакомился, насилу отбрехались от сержанта.

— Ты прекращай во всем видеть только темную сторону! Эдак вскоре речь твоя станет совершенно эльфийской, уши вытянутся, плечи усохнут, и свою детскую лошадку обзовешь Меланхолией.

— Что ж мне, восторгаться, что стою ночью посреди чужого города и даже в гостевую дверь постучать не решаюсь?

— А чего ты робкий такой? Пойдем-ка, постучимся во всякие двери! Мол, угости или напугаю, обогрей или поколочу, пусти ночевать или зарежу.

Бинго подобрал панцирь, вышвырнутый запальчивым хозяином вдогонку, и со вздохом его навьючил обратно на плечи.

— Вот так пристанет героический имидж, потом не отделаешься. Пойдем-ка, пошатаемся покамест, поговорим с людями за жизнь. Можешь сам говорить, а я на подпевках побуду.

— Не хочу я говорить с эдакими сумасбродами, которые ночами по улицам шляются.

— Ну и зря, среди них попадаются и синпатишные, даром что при ножах. — Бинго подсмыкнул перевязь с мечом. — Ладно, говорить я буду.

— Не о чем нам с ними говорить! Найти бы, где на ночь приткнуться, и ладно.

— Как же найти, язык не почесав?

— Будешь меня злить — брошу тебя посреди города, сам пойду попрошусь хоть в «Кувшин» тот же! На лавку, под лавку, в конюшню наконец — все не на ветру, в ожидании, из какой подворотни в спину арбалетом выпалят.

— Да ты, брат, совсем с глузда съехал от осторожности. — Бинго демонстративно огляделся по сторонам. — Это тебе не фронтир дикий, тут дуэргаров не водится. Которые убиватели, те отсюда давно выбрались. Кто попроще, те с Порвениром копьями меряться, а поумнее которые — в народные депутаты… или как там называются эти, которые всех либо запугали, либо купили и теперь в ус не дуют, по столичным особнякам сидючи.

— Разбойничьи атаманы?

— Нет, атаманы — это которые в поте лица честным грабежом промышляют, в лесных халупках ныкаясь и под конопляной теткой ходючи. Эй, почтенный, постой-погоди, дело есть! Как, освежи мою память, называются такие бессовестные… Куда ты, почтенный?!

Приблудный ночной прохожий не возжелал освежать Бингхамову короткую память и проворно юркнул между домами, спасаясь от познавательной беседы.

— Спешит, наверное, — смекнул Бинго. — Да прекрати же ты кукситься, мой компактный друг! Мир прекрасен — по крайней мере, в тех местах, где нас нет; небо ясное, ни тебе дождя из лягушек, ни грома и молний, ни града с куриное яйцо. Доставай свою трубку, может, хоть она тебе вернет душевное спокойствие.

Возражения у Торгрима как раз закончились, так что трубку он безропотно вытащил и принялся набивать, неспешно труся за отправившимся по улице Бингхамом. Хорошо хоть коней не вытолкали из пригостиничной конюшни — еще не хватало с ними бродить, подобно дикому табору. А то, чего доброго, гоблин начнет встречным гадать по ладошке, да такого нагадает, что потом не отмахаешься от обиженных.

— Городская жизнь не для слабых духом! — вещал Бинго нараспев, трюхая по улочке под уклон и звякая всеми пряжками на незастегнутом панцире. — Давят высокие стены этих бездумно огромных хибар, правда же? Для чего, к примеру, нужны три поверха? Это ж устанешь по лестницам бегать, а то еще и заблудишься!

— Не видел ты огромных хибар, — не удержался дварф. — И даст Безмолвный Хранитель — не увидишь, ибо по-настоящему огромные — это у нас там, в недрах, а тебя я лучше сам прибью, чем туда допущу. Это тьфу! У нас одни королевские чертоги поболе всего этого города!

— Вы ж там небось сортир неделями ищете, а уж друг друга-то вовсе не встретить, если все из угла в угол бегают. Гляди-ка, лыцарь! Эгей, лыцарь на коне, дай-ка прикурить моему другу, пока он опять не разбрюзжался!

Рыцарь на Бингхама внимания не обратил, да и лошадь его осталась безучастна. Как стояли они посреди небольшой площади на каменном постаменте в Торгримов рост, так и не двинулись, даже обругать побрезговали.

— А зачем он туда влез, на лошади-то? — озадачился Бинго. — Она ж оттуда небось слезть побоится. Помочь надо, подтолкнуть!

— Это памятник, — сдержанно объяснил Торгрим. — Статуй его фамилия.

— Тем более подтолкнуть надо. Он же, поди, застоялся — все в одной позе. Может, на голову его перевернуть? Будет забавное разнообразие.

— Оставь трогать памятник! Его тут не зря поставили — в память, надо думать, о каком-нибудь видном городском деятеле.

— Здоров, собака! — Бинго с уважением оглядел кососаженные плечи рыцаря. — Может, сколупнем его оттеда и с собой повезем третьим? С таким-то уважаемым нас ниоткуда больше выпирать не посмеют, а ежели вдруг попробуют — пусть-ка сперва его выставят. Пока кантовать будут, успеем и отожраться, и выспаться!

— Жар у тебя, что ли? Бредишь же, как пророк Кабала на проповеди.

— Просто хочу его спихнуть с верхотуры, а ты все никак не ведешься.

— Не дам рыцаря ронять. Никого ронять не дам! Вот будешь один странствовать, тогда и… тогда я тебе руки и повыдергаю.

— Хорошенькое дело! В одиночку его и при руках свернешь едва ли. — Бинго осторожно потыркал лошадь в копыто. — Намертво вделано. Что за народ нелепый? Сперва пыхтит тот, который прикрепляет, потом тот, который отламывает.

— Потом тот, который лупит отломавшего. — Дварф огляделся по сторонам. — Хочешь чего-нибудь отломать с пользой — займись вон тем факелом.

Бинго не заставил себя дважды просить — потянулся и выволок из железного держака на стене могуче коптящий смоляной факел. Дварф потыркался трубкой к огню так и так, загораживаясь от жара мозолистой ладонью, наконец мощно затянул в табак пламенный язычок и с удовольствием пыхнул густым дымом снизу в Бингхамову рожу.

— Ни разу не конопля, — отметил Бинго, с любопытством принюхиваясь. — А стоит, слыхал я, еще и подороже.

— Хорошее — настолько подороже, что, кроме королей, едва ли кто себе позволит. Купцы-то могли бы, но редкий купец на себя свой товар переводит — не такова торговая натура. — Торгрим блаженно затянулся и вдруг выпучил глаза. — Ты глянь, это не наш ли знакомый сержант бежит?..

— Что? Где? — Бинго присел, свободной рукой надвинул колпак на самые глаза. — Ты это… ты скажи ему, что я ничего!

— А про забурления сказать?

— Ежли от битья обещаешь защитить, то расскажи хоть про бабушку.

— А что у тебя с бабушкой?

— Да против нее я прямо образец аккуратности и благочестия. Помнишь, усатый сказывал про суровые разборки на Фигасе-озере, когда еще дэбошийского бугра укоротили на голову? Так началось все с того, что она на берегу того озера, песчаном и пустом, белье постирать решилась.