Сергей Чичин - Поход клюнутого

— Тебе смешно, — обиделся Бинго. — А третий заход случился самым неудачным и вовсе самым коротким: только я в дыру шагнул, как прямо передо мною жахнуло, и очухался я только через минуту, лежачи через улицу. Взять почти ничего не успел, только вот шляпу прихватил с вешалки.

Из мешка появилась сильно измятая шляпа, расшитая золотой нитью. Бинго попробовал было ее надеть вместо колпака, но шляпа оказалась безнадежно велика и просела ему до самого носа.

— Похоже, маг научил тебя хорошим манерам.

— За манеры не скажу, а вот не ломиться туды, где тебя не хотят видеть, научил накрепко. — Бинго покомкал еще шляпу, пожал плечами и, ухватив за поля, мощным броском отправил ее в полет над огородами, как тарелочку в известной эльфийской игре. — Так что я утерся и пошел оттуда.

— В дом с фонарями?

— Куда глаза глядят. Но как-то так вышло, что глаза опять за башню зацепились.

— И ты еще разок попробовал?

— Ну не так уж я и глуп, как выгляжу. Понявши, что в парадном нам не рады, залез по громоотводу и внедрился через верхнее окошко.

— Это ли не глупость? Снизу хоть падать невысоко!

— Вот тебе хорошо, ты сразу в корень зришь, а мне до этого пришлось доходить путями окольными. Зато наверху маг меня нашел не сразу, я успел понадкусать все яблоки у него в вазе, поваляться на его постели и попользоваться его перегонным кубом и ночным горшком, только, кажется, перепутал их назначения.

— И чем разжился? Не поверю, что хоть раз ты башню покинул без добычи.

— На том стоим. Вот такую картинку раздобыл. — Бинго вытащил из мешка и протянул дварфу небольшой портрет пожилой дамы в массивной золотой рамке.

— Красивая, — рассудил Торгрим вежливо.

— Старовата, на мой вкус.

— Я про рамку. Правда, вся в щербинах каких-то…

— Это я покусал, чтоб в подлинности золота удостовериться. Самое оно, для верности я ее всю изгрыз, живого места не оставил.

— Я уж вижу. — Дварф взвесил картинку на руке. — Ну-с, если от тетки избавиться, а рамку пустить на продажу даже как золотой лом, то финансовое наше положение перестает внушать уныние. Вот только кто бы купил?..

— Кого догоним, тому и продадим. Так вот, маг меня нашел не сразу, а поскольку там было много дверей и перекрытий, то я сумел его обойти и почти до выхода добрался. Но тут он меня таки заметил и жахнул вдогонку чем-то очень магическим. Так что я рядом с первой дырой пробил в стене вторую и, стыдно признаться, с истошными воплями убежал, потому что мне вдогон чудища привиделись. Хоть умом я понимал, что чудища эти наведенные, откуда тут взяться моим домашним, но страшненько стало не на шутку, остановился только через полгорода.

Бинго перевел дух, смущенно поковырял пальцем седло и продолжил:

— Ну, такие пугания я, подумав, расценил как личное оскорбление и вернулся, в припадке решимости даже не заблудившись. Поскольку аж внизу было слышно, как маг на верхних ярусах причитает над своим загубленным горшком… наверное, было слишком жестоко засыпать и заливать в него все реактивы, что случились на лабораторном столике… я опять вошел через дыру внизу, чеканным шагом поднялся до кладовой и взял там чудесный плащик, вот смотри.

Гоблин вытащил из мешка грубо скомканный плащ и встряхнул его, расправляя и демонстрируя. Плащ правда был хорош, искусно расшит по подолу, безо всякой аляповатой ювелирщины, как модно ныне у богатеев. Возможно, даже магический, но инструкции к нему Бинго прихватить не догадался, а по внешним признакам ничего определенного Торгрим сказать не мог.

Бинго недолго думая накинул плащ себе на плечи и горделиво их расправил.

— А поскольку маг так и убивался там, наверху, я покинул башню совершенно добровольно и без принуждения. Это у нас, гоблинов, и называется чистой победой — напасть, нагадить и утечь прежде, чем тебе дадут отпор. Чего же боле, подумал я, чище уже быть не может.

— Ну что ж, это только доказывает, что терпение и труд…

— …да-да. Но уже через две улицы меня замучила совесть — ты ж сам говорил, что я не дикарь ныне, а этот, при исполнении который… оперполунамоченный! А значит, поступать должен сообразно своему высокому знанию. У нас в цивилизованном мире как? Мало обокрасть, надо еще обокраденного мордой в дерьмо потыкать, заставить себе сапоги лизать и опорочить во всех окружающих глазах, без того победа не засчитана! Так что я повздыхал насчет того, как тяжела и несправедлива моя судьба, да и вернулся.

— И сколько всего раз ты возвращался? — перебил Торгрим. — Уж больно однообразная у тебя история, ее сократить дешевле.

— Все бы тебе дешевле. Я вот как раз считать пытался, да пальцы кончаются!

— Бедный маг.

— Пожалуй, теперь уже да. Сейф в его опочивальне я вскрыть не сумел, зато сумел ему в скважину для ключа забить да обломать сподручную железячину, теперь не вдруг откроет… а кипы бумаг, средь которых могли быть и финансовые документы, всяки векселя да расписки, скорее всего, погибли в пламени.

— Но в конечном счете ты его опорочил перед миром?

— Как посмотреть. Где-то ближе к концу истории он бежал через город без штанов и с горшком на голове — это считается?

— А без штанов-то почему?

— Да под конец мне больше брать было нечего, а штаны у него козырные, бархатные. — Бинго вытянул из рюкзака неопрятный ком и расправил его в действительно модные штаны с вышивкой.

— Все остальное ты уже забрал?

— Там еще народ подключился, когда маг заустал пламя возжигать да молниями пуляться. Видел, как четверо дюжих даже кроватищу мажескую по лестнице тащили. А я — я ж не жадный, не то что некоторые, брал по штучке за заход, на память, и только такое, что унести можно, не надорвавшись. Хотел тебе сувенир прихватить — гаргулью с фасада, она просто вылитая ты, только без бороды и с когтями, но она, когда я к ней подобрался, со страху раскаменилась и, каркнув, улетела в ночь.

— Потрясающе, Бингхам. Я подозревал, что все не так невинно, как ты при стражах рассказал, но чтоб настолько…

— Насколько? Я ж его не убил! И даже когда в бочку с мальвазией его окунул, то почти сразу вынул — ну, как только он пузыри пускать перестал, а я смог оторвать взор от дивной придумки — стенных часов с кукушкой. Он почти сразу отплевался и побег в неизвестном направлении.

— Эх, оставь. Покажи лучше, что еще настриг с его закромов.

— Кукушка из часов, а то они велики были, не свернуть. — Бинго достал из мешка искусно вырезанную деревянную птичку на сложных металлических салазках, грубо выломанных из недр часового механизма. — Перестала куковать, но ты ведь починишь? Каменюга с ручкой, гладко отшлифованная, — в лучших домах такие зовут «пресс-папье», наверное, им хорошо прессовать папу… моего папу, похоже, в расчет не брали, такой малостью из него и чоха не выдавишь. Перо павлинское, или какой иной птички, — большое и красивое, можно в башку воткнуть или в зад, дабы на балах модничать, маг же его для письма использовал. Вилка двузубая, думал — золотая, но куснул и чуть зуб не сломал, стало быть, позолота… можно сохранить на правах потайного оружия.