Елена Ларичева - Охотник И Его Горгулья

Звучало заманчиво. Очень. Если бы не самое главное - нельзя мне сейчас без работы. Едва время свободное появляется - мысли тоскливые одолевают.

- Сегодня у Берсая все равно Совет, а завтра утром решим, - стараясь оттянуть неизбежное (прятаться все равно придется), предложил я. У меня на пять вечера свидание назначено.

- Он безнадежен, Тирель, - притворно расстроилась Нюка. - Зачаровал бы ты его…

- Хуже, зубастая. Я пойду на свидание вместе с ним. Одного все равно жена не пускает. Эх, соскучился по романтичным вечерам. У нас же вечер будет романтичным, а, Ванитар?

- Не сомневайся, - я подъехал к воротам Манеиса и прибавил скорости.

Ждать решили не в квартире, куда я успел вызвать ремонтную бригаду, а во дворике у подъезда.

После короткого теплого ливня двор сердито отряхивался. Отцветающий шиповник сетовал взъерошенным кустам жасмина, что цветы его опали, и не алеть им больше вокруг скамеек, утешая сердца влюбленных и будоража мечтателей. На скамье, в выцарапанной ножом надписи "Навиенна, я тебя ненавижу!", словно чьи-то невыплаканные слезы, стояла вода. Жирный черный кот, задрав хвост, величественно вышагивал среди луж, аккуратно отряхивая лапки. На ветке засыхающей акации хмурым сторожем сидел мокрый воробей и чистил перышки…

Тирель изучил надпись, улыбнулся своим мыслям и, быстренько осушив скамейку, уселся на нее верхом. Нюка посчитала наше общество недостаточно интересным, потому пристроилась на чьем-то балконе, с высоты четвертого этажа прекрасно обозревая окрестности.

Ассельна появилась ровно в назначенное время. Одна. Наряд на ней был еще более вычурным и модным, начиная от широкополой шляпы и заканчивая короткими сапожками на каблучке. Аккуратно обходя лужи, она двигалась ко мне, не оглядываясь, не опасаясь никого. Моих спутников она заметила, недовольно надула губы, но с шага не сбилась.

- Покажи, - не здороваясь, потребовала она.

Я вытянул из кармана цепочку, поболтал амулетом под носом у мошенницы и спрятал обратно.

- Теперь ты объяснишь две вещи, - лениво слез со скамейки напарник, становясь слева от меня. - Первая - зачем тебе эта погремушка. Вторая и самая важная - кто ты и откуда знаешь про Ванитарово наследство, если, по твоим же словам, являешься простым наемником. Не получив ясных четких ответов мы не сдвинемся с места.

Спасибо, друг. Я бы неделю ходил вокруг да около, намекал, выпытывал, но необходимую информацию так бы и не вытянул.

Ассельна зашипела, сжала кулаки. Всевеликий, неужели два года назад эта женщина была скромной, тихой, веселой девчушкой, ныне превратившейся в отъявленную стерву?

- Мы так не договаривались, Ванитар!

- Вот забавная дамочка! Она еще условия ставит! - усмехнулся Тирель.

- Забыла, при каких обстоятельствах мы с ней расстались оба прошлых раза, - поддакнул я. - Отказаться что ли от внесенного залога и намекнуть князю…

Я многозначительно почесал макушку и похлопал по карману с амулетом.

Ассельна в ответ топталась на месте, скрестив руки на груди, нервно покусывала губы. Пусть подумает. Вытерпели же мы сегодня одну истерику, вытерпим и эту - молчаливую, наполненную отчаянием. Во что ты вляпалась очередной раз, маленькая мошенница?

Тирель заскучал, вытянул из-за ворота медальон Вольницы и принялся крутить в пальцах.

- Убери свою бляху, не пугай, - разозлилась Ассельна, притопнув ножкой, - без тебя пуганная-перепуганная. Расскажу, только потому, что деваться некуда.

Ого, а в жизни ее все сложнее сложного, раз на откровения сподобилась. Я на всякий случай сплел заклинание, проверяющее правдивость речей. Слабенькое, но лучше такое, чем ничего.

- В одиннадцать лет я осталась на улице, - спокойно, словно читая неинтересную книгу, заговорила женщина. - Одна, без средств к пропитанию, без ремесла. Родители погибли во время мора - поехали к родственникам в Эксан, а там болезнь неведомая началась. Город оцепили, никого не выпустили. Говорят, даже тех, кто был жив - добивали, чтобы заразу не вынесли. Отчего мать не улетела - не скажу даже. Она вампирских кровей - не чистокровная, но изредка оборачиваться могла…

Маленькая девочка осталась одна. От жестокой тетки она сбежала чрез два месяца, прибилась вначале к странствующим музыкантам - танцевала, потом добровольно пошла на обучение к ворам только потому, что старая воровка обещала ее регулярно кормить. А когда воровское гнездо разгромила городская стража, маленькая Ассельна, тогда еще Бия, попалась на глаза к Нариро.

Проповедник подобрал тринадцатилетнюю девочку, отмыл, рассмотрел и начал поручать мелкие задания - подставить недоброжелателя, украсть амулет, во время важного мероприятия отвлечь на себя чье-то внимание. Да мало ли поручений можно дать симпатичной белокурой девчушке, устойчивой к большинству магических воздействий благодаря маме-полувампирше.

Актерские таланты и природная ловкость Бии приносили немалые доходы ее хозяину. Ему было плевать, что малолетняя рабыня ненавидит его. Идти ей все равно некуда, да и раздобытый в странствиях амулет подчинения держал на привязи. Опять же, благодаря примеси нечеловеческой крови.

- Я оставалась в его власти тринадцать лет. Знаю, я выгляжу значительно моложе человеческого возраста. Но твое дело, Ванитар, должно было освободить меня. Нариро поклялся, - лишенным эмоций голосом закончила повествование Ассельна.

- Не выгорело!

Моя несравненная горгулья была тут как тут. Разве можно что-то рассказывать вдали от ее чутких ушей? И не ловится на сочувствие. Я тоже, почему-то не могу выдавить из своего сердца хоть капельку жалости. Умом понимаю, во всем случившемся со мной виновен проповедник. Но искренне пожалеть стоящую напротив женщину неспособен. Быть может, со временем.

- Нариро не мог до тебя добраться, - продолжала мошенница. - Тем более сбежал Эффр. Энафар то есть. Деньги заканчивались, не хватало даже на оплату людей Сварлига. Поэтому в плане мы произвели некоторые корректировки. Нам понадобился Дириин Блас, племянник князя Вейя. В случае успеха переворота я получила бы богатого мужа, а Нариро необходимые для твоей поимки средства.

- Зачем ему какой-то плесневелый амулет? - проворчал Тирель, порядком утомленный жалобами на трудное детство и несчастную жизнь.

Душераздирающие истории о несправедливости судьбы мы выслушивали регулярно при допросе каждого первого преступника. Со временем чувство жалости притупляется. Остается, как говорил Ньего "чувство справедливости". Судить о других не буду, сам я еще не достиг заоблачных высот сочувствия и понимания. Но все чаще себя ловил на том, что мысленно высчитывал - заслужил ли человек те или иные неприятности или нет. Нюка слушала мои разглагольствования по этому поводу и именовала их профессиональной болезнью охотников.