Тамара Воронина - Странница

Он полез в мешки с вещами и заставил Лену надеть его летнюю куртку поверх одежды (раздевались они, только если спали на постоялых дворах), нырнул под плащи и прижался к спине Лены, чтобы согреть. Безрезультатно. Они дрожали вдвоем. Снаружи заскулил Гару, и шут впустил его в палатку: пусть лучше пахнет псиной, но будет теплее. Кое-как они дождались утра.

Было не просто холодно. Был нормальный лютый мороз градусов за сорок, когда не то что нос мерзнет, а дыхание перехватывает. Эльфы разожгли три костра кругом, а Маркус бегом, делая много лишних движений, собирал ветки. Шут схватил топорик и принялся рубить ветки и мелкие деревца. О том, чтобы идти, не было и речи. Они поставили большую палатку между костров и забились в нее все, но даже это не спасало. В конце концов это надоело Гарвину и он, бросив что-то по-эльфийски (Лена предположила, что аналог русского «да подь оно все»), сделал пару пассов — и сразу стало тепло. Милит осуждающе покачал головой, Гарвин раздраженно огрызнулся, и некоторое время они перепирались на своем языке, и даже ругань звучала, словно песня, а потом шут тихо сказал:

— Мне наплевать, пусть это и некромантия. Я не хочу, чтобы Лена замерзла в пути. Я понимаю, что вы не используете магию в быту, но положение не из лучших, так что, Милит, окажи мне любезность, заткнись.

Оба эльфа долго молчали, вытаращив на него свои и без того немаленькие глаза. Шут кивнул.

— Ну, понимаю. Могли бы и предположить, ведь знали, что я достаточно образован. Да еще и несколько лет прожил среди эльфов.

— Маркус тоже прожил, — проворчал Гарвин, — да и Аиллена. И насколько хорошо ты понимаешь?

— Достаточно, — усмехнулся шут. — Это так важно? Разве ты не остановишь звуки, если вдруг захочешь посекретничать с Милитом?

Гарвин был резок. Маркус даже подобрался.

— Я не об этом. Ты жил среди нас и даже…

— А Владыка знал, что я понимаю, — безмятежно перебил его шут, — так что свой гнев излей на него, пожалуйста. Наверное, он доверял мне больше, чем ты.

— И вообще, собирайте вещи, — сказала Лена. — Я хочу в теплые края. Если эти морозы на неделю или на месяц? Так и будем сидеть здесь и согреваться некромантией?

— Шут плохо понимает эльфийский, — ухмыльнулся Милит. — Мы согреваемся обычной магией. Я тоже так могу. Просто мы действительно не пользуемся магией в быту. Мы греемся огнем, стираем белье мылом и варим кашу на костре.

— Философские вопросы использования магии мы обсудим, когда будет теплее. Не знаю, как вы, а я промерзла изнутри. Мне даже дрожать уже больно.

— Я не очень уверен, что ты сможешь нас отсюда увести, — заметил Маркус. — Твоя магия и правда действует, когда ты здорова и хорошо себя чувствуешь.

— Думаешь, я не могу согреть ее на несколько минут? — хмыкнул Гарвин. — Я тоже не вижу смысла оставаться. Палатки не рассчитаны на такой мороз. Я вообще только однажды… Давно-давно, в горах застрял, и ударило… Руки и ноги обморозил так, что целители потом возились две недели. Вы сидите. Мы с Милитом соберем все, а потом я согрею Аиллену, если она не сможет сделать Шаг.

Она смогла. Наверное, всем назло. Или так замерзла, что ни о чем другом не мечтала, кроме как о теплом помещении. Этот Шаг привел их к дому, стоявшему в странном месте: на краю высоченного обрыва, на дне которого, очень далеко внизу росли сосноподобные деревья. Мороз здесь был существенно меньше — по ощущениям, жалкие тридцать градусов. Они устремились к дому, причем пара шутников обменивалась предположениями о том, кто же может жить в таком подозрительном доме: людоед, или просто разбойник, или оборотень…

— А наплевать, — отозвался Маркус, — не пустят, так просто дверь выломаю, сопротивляться начнут — свяжем. В такую погоду никого нельзя оставлять снаружи. Ни в одном мире.

На их стук долго никто не отзывался, так что Маркус проорал свою угрозу, а Милит в подтверждение ударил в дверь плечом, пошатнув, кажется, весь дом. А мог бы и магией, подумала Лена. Он действительно применял магию, когда без нее нельзя было обойтись.

Дверь открылась сама по себе, без скрипа, который можно было бы ожидать. Лена бы не удивилась, увидев бабу Ягу или просто пустое помещение, но вместо фольклорных персонажей возле горящего очага сидел эльф. Самый обыкновенный. Со светло-фиалковыми, как у Арианы, глазами и буйной пепельной шевелюрой.

— Привет, полукровка, — сказал ему Гарвин. — Что ж заставляешь мерзнуть?

— Я вас не звал.

— Ну так уж получилось, что тебе придется приютить нас ненадолго. Там и замерзнуть можно. А не хочется. Мы тебя стесним, конечно, но если захочешь, заплатим.

— С вами еще и женщина. Какой дурак пускается в дорогу в зимние морозы?

— Не в дорогу, — поправил Маркус. — В Путь.

— Странница?

Он встал, приблизился (рука Маркуса ненавязчиво легла на эфес меча, а Милит мечтательно поглаживал ножны кинжала), откинул капюшон, закрывавший лицо Лены и заглянул ей в глаза. Стало еще холоднее.

— Он маг, — непроизвольно сказала она.

— Ну так и я тоже, — обещающе протянул Гарвин. — Не бойся, Аиллена, магия против тебя бессильна.

— Аиллена… Пришла.

— Пришла, пришла, — похлопал его по спине Гарвин. — Только замерзла очень. Чайку ей не нальешь?

— Ты уже привела Владыку?

— И Владыку уже привела. Ты понимаешь, что она за-мерз-ла?

Эльф расстегнул Милитову ветку, бросил плащ на скамью, стащил с Лены шапочку, не сводя с нее неподвижных и потому страшноватых глаз и вовсе не реагируя на остальных.

— Ты привела Владыку… Неужели я дожил до этого дня, Светлая?

Лена пожала бы плечами, если б могла делать хоть что-то, кроме как выбивать зубами мелкую дробь. Милит развернул эльфа к себе — и со всего маху врезался в стену. Зашипела бесполезная сталь Маркусова меча, шут задвинул Лену себе за спину и спокойно встретил фиалковый взгляд.

— Полукровка? И полукровка…

— Тьфу ты! — разочарованно протянул Гарвин. — Мало было морозов, так еще и на пророка напоролись. Милит, ты там как, жив еще?

— Я там жив еще, — обиженно откликнулся Милит. — Но куда он дел мою магию? Даже сдачи дать не могу.

— Она устала и очень замерзла, — спокойно сказал шут. — Может, вы оставите магические поединки до того времени, когда она согреется?

Эльф кивнул.

— Конечно. Ты можешь снять эту куртку, Светлая. У меня тепло. Садись к огню. Я налью тебе горячего вина. И утихомирь своих буйных спутников. Я последний во всех мирах, кто причинит тебе вред.

— Последний, — рассудительно произнес шут, — наверное, все-таки я. Но это неважно.

— Разве ты не причинял ей вред?

Шут остановился.

— Ты и правда пророк?

— Кто знает? Я ждал ее. И тебя.

— Но нас-то ты не выгонишь? — поинтересовался Маркус, вкладывая меч в ножны. — Очень уж там холодно.