Тамара Воронина - Странница

— Зимой ты тоже в окно полезешь?

Милит ответил только улыбкой, чуть виноватой и чуть озорной. Иногда он улыбался совершенно как шут. Господи, ну где он, холодно уже, что за счастье себе нашел где-то ходить.

Возвращайся, Рош… Только возвращайся…

Он не ответил, но что-то было иначе, словно он услышал или просто тоже думал о ней…

Лену попеременно обдало жаром и холодом. Она думала о шуте, позволяя Милиту неистовствовать, хотя он позволения не спрашивал: он дорвался, две недели, проведенные около нее, но не с ней, совершенно его истомили, и он не успокаивался до рассвета, а светало сейчас вовсе не в четыре утра… Вот как это, хотелось бы знать, называется: думать об одном, а отвечать на поцелуи другого?

Зачем она все-таки последовала чужим советам? Говорил же ей Лиасс: слушай только себя. Милит, конечно, помог ей, и, что бы там ни говорила многоопытная Ариана, не этими безумными ласками и аномальной неутомимостью, а своей любовью. А она с ним так скверно: думать о другом…

Только вот о Милите не думалось. Ни ночью, ни днем. Она просто принимала его любовь, и душевную, и телесную. М-да, Светлая. Поганенько поступаем с мужиком-то. Он, слава богу, вроде и понимает, что всего лишь заменяет, и раз не уходит, значит, его и это устраивает, но ты-то, сверхморальная, чистая помыслами, добрая и принимающая верные решения… Дарующая все на свете. Дура. Не впущу его больше. Привяжу окно или подопру. Или просто скажу: хватит. Хочешь в любом качестве — давай, как Маркус или Карис, но так продолжаться… А что? Не может? Ну да, он тут же спросит, почему не может и что этому мешает, если ровным счетом ничего не изменилось. Она так не хочет? А не хочет ли?

Вот стерва же ты, Ленка. Пока шут бродит где-то, ты очень даже интересно проводишь ночи. Милит старается, и небезуспешно, и разве ж он виноват, что нет океана и что именно океана так не хватает… А еще больше не хватает чутошной улыбки и крапчатых сине-серых глаз…

Понял Милит что-то или нет, понять было совершенно невозможно, ну а спрашивать столь же совершенно неприлично. И жестоко. Он сказал «в любом качестве», а ты и поверила… Одно качество ему нужно, а качество это возможно только…

А если разобраться? Понятно, что Милит и шут — невозможно, или — или. С Милитом хорошо, даже замечательно, и ночью, и днем, и вообще… А с шутом — правильно. Как должно быть. Естественно. С Милитом — мужчина и женщина. С шутом — две половинки сложной головоломки. Что-то одно . Единое.

Два дня она была сама не своя. Нездоровое возбуждение — так можно было бы охарактеризовать. И абсолютная рассеянность. Ей что-то говорили, она что-то отвечала, но, скорее всего, невпопад. Милит наплевал на свою стройку и не отходил от нее, а так как Маркус тоже не отходил и черный эльф болтался где-то неподалеку, то зрелище было просто замечательное. Лиасс спрашивал, что происходит, и Лена честно призналась, что тоже хотела бы понять. Смутное беспокойство без тревоги. Почти полное отсутствие связных мыслей. Так… образы. Причем обрывочные. Кусочки воспоминаний. Невнятные вспышки. Какие-то картинки. Кружилась голова, и настроение было непонятное — вроде и не хорошее, но и никаких депрессий… Милита ночью все-таки не выгоняла (показалось совершенно глупым), но даже его нежность не помогла ей выбраться из этого странного состояния. Милит грустно улыбался, но не отставал, ласков был как никогда, что-то говорил на своем языке, как стихи читал, а может, и читал, его глубокий и звучный голос завораживал. Вот как полушепот может быть звучным? А был. Лена вслушивалась, ничего не понимая, но музыка интонаций и необычный ритм восхищали без понимания.

Какая бы «встрепанная» она ни была, на сравнительное спокойствие окружающих внимание обратила. Обычно, если с ней что-то происходило, все начинали суетиться и волноваться, а тут только понимающе улыбались. Смешно им…

Она перебирала свои сувенирчики: подарки незнакомых и знакомых, жалея только о том, что ничего нет от шута. Он сам был лучшим подарком… Милит, аккуратно постучавшись, вошел в дверь, что само по себе было странно, нравилось ему протискиваться в вовсе не большое окно. Она как раз поглаживала «улучшитель настроения».

— Помогает?

Лена пожала плечами:

— Не знаю. Пальцам приятно. Я вообще, честно говоря, люблю камни.

— Ну вот, — расстроился Милит, — а я не знал. Аилена, я принес тебе подарок. Можно?

— Подарки я люблю, — рассеянно сообщила Лена. — Как всякая нормальная женщина. Норка, яхта, брильянт с кулак величиной…

Милит посмотрел на свой кулак и покачал головой.

— Большой брильянт. А что это такое?

— Камень такой. Жутко драгоценный. Алмаз.

— Так бы и сказала — алмаз. Хочешь?

— Нет. Я такие вот камни люблю — простые. Теплые. Шлифованные. Ты подарок отдавать будешь или передумал?

Милит положил ей на колени вещь такой красоты, какую она даже и представить себе не могла. Фаберже, посмотрев, умер бы от сознания собственного несовершенства. Это была застежка для плаща — осенняя веточка с разноцветными листьями и темно-красными ягодками. Ягодки были похожи на рябину, а листья — на березовые, только мелкие, с капельками росы или дождя. На первый взгляд веточка казалась настоящей.

— Чтобы помнила обо мне, — тихо сказал эльф — Это… в общем, это Кайл принес с собой. Эта штука моей жены. Ты не отказывайся. Кайл знает, он одобрил. Сказал, что тебе — можно. Даже нужно. Я подарил ей, когда еще ухаживал. Эта ягода ядовитая. Ей намекал, что она меня отравляет.

— А мне на что намекаешь?

— На то, что без тебя мне лучше всего ее наесться… Э-э-э, я не собираюсь! Ты помнишь, Аиллена: в любом качестве. Пожалуйста, возьми.

— Взяла уже. Буду символизировать ядовитую ягоду.

Она поцеловала Милита, он не остался в долгу, но так уж сильно увлекаться не стал, примерно через час (совершенно безумный час) сказал чуть виновато:

— Я вообще-то хотел тебе кое-что показать… Пройдемся? Там сегодня хорошо. Последние солнечные дни. Завтра, скорее всего, дождь пойдет. — Он потер шрам на боку. — Ноет. Залечили плохо, они ж не думали, что я больше суток проживу.

— Давай пройдемся, — согласилась Лена. — Травку тебе, может, заварить? Я уже умею.

— Да ну, — засмеялся Милит, — если всякий раз травку пить, когда что-то заноет… ерунда.

Он по-солдатски быстро оделся, пригладил волосы. Лена, в общем, тоже особо не копалась, она всегда умела собираться шустро. Ей пришлось волосы расчесывать, и она ворчала от зависти. Милит предложил срезать свои волосы и сделать ей парик, слышал, что у людей это бывает, и все с самым серьезным лицом. Он шутил, тормошил ее, а глаза были все равно грустные. Что с ним такое?

К ним присоединились Маркус и Карис, оба веселые, словно выпили. А может, и выпили. Втроем они смешили Лену всю дорогу, а идти было долго, за пределы лагеря, на тот холм, где когда-то Лиасс давал истинную клятву Родагу. Там развлекались эльфы: один стрелял в воздух, а остальные старались сбить его стрелу своими. И что интересно, это порой удавалось. Применять магию запрещалось, а вот ставки делать — нет, и серебро легко переходило из кармана в карман. Лене освободили местечко поудобнее и продолжили. Стрельба по тарелочкам в средневековом варианте. Лена даже выиграла у Маркуса несколько монет, правильно угадав победителя, — из принципа. Она наблюдала за стрелками, смеялась вместе со всеми, а чувствовала себя так странно, так невнятно, что решила просто не обращать внимания. Милит, наплевав на конспирацию, обнимал ее за плечи, с другой стороны обнимал Маркус, а сзади прикрывал от ветра Карис, потому что было прохладно, она дрожала поначалу, вот мужчины и решили ее согреть. Приветливо улыбнулся Лиасс, тоже с интересом следивший за соревнованиями.