Тамара Воронина - Приносящая надежду

— Мужчин в ее мире, — раздался глуховатый (через две палатки) голос Маркуса, — она не спасала. Ты ж видишь, она незаметная. Ладно, я ее рассмотрел, ну так я Проводник, мне и положено Странниц видеть. А она тебя увидела да пожалела. Пришлось уводить…

— Ой.

— А что ойкаешь-то? Вы ж не это… не того. Просто разговариваете. Не хочешь, чтоб слышали — колечко покрути.

— Никаких секретов, Маркус, — засмеялся шут. — Она растерялась просто. Ты услышал наши объяснения…

— А то я не знаю? — удивился Маркус. — Или кто-то не знает? Или ее смущает, что ты ей в любви снова объясняешься?

— Ее смущает, что я это слышу, — отозвался Милит. — И зря. Потому что я ж и так знаю. Аиллена, шут тебе правду говорит. То есть про меня. Так оно и есть, и тебе не надо по этому поводу переживать. Мне нравится быть твоим спутником. И тем более твоим другом. Конечно, больше мне нравилось… ну сама понимаешь. Но раз это невозможно вернуть, что делать? Жить надо сегодня. И Маркус прав. Мужчины в твоем мире, конечно, дураки, но меня это радует. А то вспоминала бы какого-нибудь…

— Все правы, — зевнул Гарвин. — Ты неброская, потому на твою внешность мужчины особенно и не обращают внимания. Ты хорошая, но чтобы это увидеть, надо внимание обратить. Но очень трудно не заметить женщину, которая забирает тебя у смерти. Хвала древним богам, что я в тебя не влюбился.

— Эльфы однолюбы, а у тебя была Вика, — заметил шут.

— Ты думаешь, отец мой любил только последнюю жену? А двух первых не любил? Милит тоже прав, хотя это с ним бывает редко: жить надо сегодня. Вы, люди, этого не умеете, потому что живете мало, стремитесь в будущее, которого не увидите, или держитесь на прошлое, которого не вернете.

— Мы стремимся в будущее, потому и не вымираем, — сообщил Маркус довольно едко, — а вы — как трава. Дождик полил — хорошо. Градом прибило — стерпим, поднимемся, ну не все, так значит время пришло. Скосили — ну и ладно, щас ка-ак ответим тем же… на часок. Проиграем и станем жить сегодня. И нечего сверкать на меня глазищами. Делиена вас жалеет, потому и не говорит. Какими люди пришли в Трехмирье? Жалкими, дикими, испуганными. А потом начали теснить вас, таких сильных, мужественных и развитых. От дикости, что ли? Или за эту тысячу лет или сколько там они сумели догнать вас и в чем-то перегнать? А вы так и уступали и отступали, гордясь тем, что люди получили все от вас — и землю, и магию, и чего вы там еще нам дали…

— А что нам надо было делать? — оскорблено спросил Милит. — Драться с вами? Не пускать? Убивать?

— Да! Именно. Раз не сумели справиться добром, надо было защищаться силой. Как в эльфийском мире. И жили бы себе довольно и счастливо, и Вика была бы жива, и Файн на кресте бы не умер, убив заодно и Гарвина.

— И это говорит человек, — заметил шут. — Он это понимает, а вы нет. Мы деремся за выживание, вы — нет. Вы превосходите нас во всем, это верно, но вы поздно спохватываетесь, потому что думаете только о своем превосходстве. Еще тысяча лет. Или две. И эльфы вымрут. Несмотря на свое очевидное превосходство.

— Не вымрем, — заверил Гарвин. Шут улыбнулся. Лена не видела его улыбки, но словно слышала ее.

— Не вымрете. Потому что появилась надежда. И не надо бить меня по ребрам, ты даже больно сделать не можешь.

— Дерется? — сочувственно поинтересовался Маркус. — Гони ее из палатки, пусть с Гару рядом спит. Так и не поняла, что происходит. Уж на что я… не мыслитель, и то вижу: надежду она действительно приносит. Куда бы ни пришла. Может, даже и сюда.

Взвизгнул снаружи Гару. Шут рванулся к выходу и со стоном осел на землю, сдавленно вскрикнул Маркус, витиевато выругался Гарвин. Лена выбралась из палатки, не чувствуя совершенно ничего. Магия. А магия на нее не действует. Шут потянулся за ней, но что-то так давило его к земле, что он даже головы поднять не мог, даже заговорить не сумел, только смотрел на нее с отчаянием, видимым даже в темноте.

А высокие мужчины, окружившие их маленький лагерь, обалдели и явно сконцентрировали силы на Лене. Ага, щас. Нет надо мной ни королей, ни магов, ни магии. Сами с усами. Интересно, эльфы тут тоже считают распространение информации невероятным вредом и Странниц изничтожают как класс?

— Я полагала, что эльфы не причиняют вреда своим братьям, — с демонстративным удивлением сказала она, присев, чтобы погладить и успокоить Гару. — И ошиблась.

— Я не вижу здесь эльфов, — почти пропел один. Лена уже и отвыкла от эльфийского акцента.

— Не видишь, потому что они из палатки вылезти не могут, — согласилась она. — Ловко вы, молодцы. Кто-то из вас очень сильный маг. Еще поднапряжется, чтоб меня остановить, выжжет себя, а я не намерена ему магию возвращать. Собаку-то зачем испугали?

— Женщина, это земля эльфов, — снова пропел мужчина, и резкость его тона никакая певучесть интонаций не скрыла.

— Ну, значит, мы до нее добрались. Долго искали, но такое впечатление, что людям просто мозги затуманили настолько, что никто даже направления не знает. Только трое эльфов и подсказали, куда идти, но такие уж они были пьяные, что я решила было, будто и они что-то путают.

— Мы не имеем ничего против людей, — произнес другой. Он говорил более правильно — и более резко. — И не хотим иметь с ними ничего общего. Поэтому просто уходите.

— Они не могут, — пожала плечами Лена. Гару перестал дрожать, но смотрел на эльфов с ненавистью. — Вы их зажали. Вот в этой палатке, например, полукровка даже шевельнуться не может. Может, вы перестанете демонстрировать на нас свое могущество.

Она подняла голову и посмотрела в серебряные глаза.

Ива склонялась над водой так низко, что гладила кончиками листьев гладь пруда. Пруд был зеленым, хотя в нем отражалось небо — по зеленой воде плыли чуть размытые облака. Но зеленый камень дна давил синеву. А вода здесь была совершенно прозрачна и чиста. Пруд казался обманчиво мелким — сунь руку и нащупаешь полированное дно, а на самом деле не каждый ныряльщик мог его достичь. Лумис опустил руку в воду, продолжая слушать страшилки незнакомого эльфа.

— Ты не представляешь, сколько миров они уже погубили. Ты не представляешь, сколько тысяч эльфов уже погибло. В одном мире люди просто уничтожили эльфов. Всех до единого. Вырезали. И никакая великая магия их не спасла. И никакое соблюдение равновесия. Они только отступали, а люди только наступали. Ничего не помогло. Я понимаю, что тебе трудно в это поверить, ты не отходил от своего города дальше, чем на сто миль, но мне дано путешествовать между мирами, и я видел все это своими глазами. Клянусь тебе, брат.

— Я верю твоим рассказам, — сказал Лумис негромко, — и так же, как и ты, не люблю людей. Что ты хочешь — чтобы мы начали войну? Зачем? Мы живем с людьми рядом уже не одну тысячу лет. Случались войны, случались конфликты, но вот уже несколько поколений эльфов не помнит, что такое воевать с людьми, брат. Люди не ходят к нам. И даже если захотят прийти, не смогут. Мы порой бываем в их городах и не встречаем никакой неприязни. Они охотно покупают то, что приносим мы, мы охотно покупаем то, что предлагают они. Ты знаешь, они научились делать прекрасное масло для ламп — оно вообще не дымит и горит вдвое дольше нашего. И потом, ты разве не видел: люди в нашем мире равнодушны и инертны, им запрещают читать, запрещают слушать путешественников, запрещают петь песни. И так будет всегда. Уж об этом мы позаботимся.