Оксана Демченко - Паутина удачи

За дверью возник шум шагов. Понятно кто тихонько постучался в дверь:

– Бэкки, я тебя чем-то обидел? Прости, я не…

– Я не слушаю.

– Но мы…

– Я не слушаю, не собираюсь ничего объяснять и вообще не выйду отсюда сегодня.

– О да… Но ужин?

– Сам хлебай эту приторную крем-мерзость.

– Хорошо. – Он обиженно вздохнул и добавил более резко: – Удаляюсь. Изволь капризничать, раз таков твой выбор.

Я уже приготовилась крикнуть в ответ: «А нечего было…» Только отвечать – значит начинать общение и открывать дверь. Нет уж. Я не готова сейчас общаться с ним лицом к лицу. Надо успокоиться. Первое истерическое раздражение схлынуло. Чувствовать себя глупой и невоспитанной девчонкой было противно, пришлось идти в соседнюю комнату и умываться холодной водой, освежая лицо и сгоняя румянец. А потом долго, до жжения в коже, мылить и тереть запястье. Чтобы затылок этого гада не мерещился. Чтобы в ушах не звучал этот голос, нечеловечески красивый и сладкий. Мне нравится суп из шампиньонов, но меня же от него и тошнит. Я по уши влюблена в Шарля, нет смысла себя обманывать. И я панически боюсь его. А еще мне стыдно, ведь Потапыч за мою безопасность заплатил немалые деньги, а я тут выпендриваюсь. Понять бы, с чего вдруг такая щедрость в отношении малознакомой ему Ренки – партнера по бильярду, и не более того?

Я ослабила корсет. Потом, ругаясь хорошо известными мне по жизни в поезде словами, – едва ли их знает Шарль, даже если подслушивает, – стащила гнусное платье с дорогущим кружевом ручной работы. Вместо него надела иное, совсем простенькое. Погрозила себе пальцем: ну что за забывчивость, а как же мой партнер по вальсу в солнечных лучах?! Шутки ради проверила: пушинка сидела на прежнем месте. Я пересадила ее на плечо нынешнего наряда и прошлась по ковру мимо книжных полок. Не знаю, как воспитывают девушек во Франконии, тем более теперь, когда они что ни вечер собираются и обсуждают вопросы равенства в кружках суфражисток. Но в полках моего шкафа стоят идеально ровными рядами исключительно и только любовные романы. На трех языках! Я фыркнула. Наугад открыла первый попавшийся и пробежала глазами текст.

«Я искал вас всю жизнь. Вы мой идеал. Как жаль, что я понял это столь поздно, что заставил вас страдать. Нет мне прощения!» – Он склонился, и губы их слились в страстном и долгом поцелуе».

Ядрена вошь! Ненавижу я этот замок, вали он… И гада слащавого, бес его в…

Воспитание в пансионе «Белая роза» и мамино отвращение к грязной ругани делали свое дело. Я уже успокоилась и в сознательном состоянии не могла договорить фразы до конца, хотя слова знала и соединять в связные предложения умела. Пришлось снова сесть на кровать, отдышаться… и ощутить тяжелый стыд перед Мари: за что я так гадко обозвала ее фирменный суп? Человек старается, готовит для меня, убирает со стола, моет посуду – немалая морока. Улыбается мне. А может, я ей противна со своими дикими обычаями и малопонятной неприветливой хмуростью?

Ужинать я не хочу. Но сказать об этом горничной я должна лично, это у воспитанных людей называется минимально необходимой вежливостью. Приняв решение, я встала – и удивленно замерла на месте. Пушинка вспорхнула с плеча, повисла перед самым носом, скорее даже возле переносицы. Она выглядела темной, словно ее накрыла тень моих волос, убранных, между прочим, в гладкую прическу. Я недоуменно дернула плечом и села на кровать. Пушинка опустилась, словно прикрепленная к переносице незримым стерженьком, стала чуть светлее. Странно.

Я прилегла, и она устроилась на подушке, светлая и спокойная. Интересно, а если изменить условия и переводить взгляд, не шевелясь? Левый ангел – светло. Правый – чуть темнее, но сносно. Книжный шкаф, стена, окно – светло. Стол, картина на стене, зеркало.

Стоп. При взгляде на зеркало пушинка потемнела резко и весьма существенно. В моей голове, небрежно забитой разнородными сведениями, можно найти странные мысли и обрывочные знания. Например, Алексей Бризов излагал мне по осени теорию магической оптики: он готовился к экзаменам и нуждался в критическом слушателе. Критическом – вот почему Тома на эту роль не годилась, она взирала на своего Лешеньку восторженно, снизу вверх, как на святого и несравненного. Суфражистки бы вымерли от эдакого добровольно-подчиненного отношения к мужчине… впрочем, не в них дело. Много они понимают в равенстве! Да по одному движению Томиной брови Леха сделает все, что угодно. Они же дополняют друг друга.

Итак, магическая оптика. Она позволяет довести искусство наблюдения до окончательного совершенства. Технология и без магии допускает создание зеркал с односторонней прозрачностью. За любым, в том числе и за этим зеркалом может стоять человек и смотреть, что я делаю в своей комнате. И я подвоха не заподозрю, пока соглядатай не чихнет, например. Если к технологии добавить магию хорошего уровня, то чиха я не расслышу. Можно «склеить» поверхности двух зеркал, отнести их на изрядное расстояние друг от друга – и вот вам полная и современная реализация сказочной тарелочки с катящимся яблочком, демонстрирующей дальние дали. Насколько я помню, зеркала в идеале должны иметь одинаковые размер и форму, а еще лучше – отливаться сразу, парой.

Продолжим смелое рассуждение. Даже если во Франконии нет своих магов, то кто мешает пригласить чужих для исполнения разового заказа? Это ведь в прямых интересах посольства: держать гостевую комнату под наблюдением. Мне стало неуютно. Я тут ругаюсь, рыдаю, переодеваюсь, а там, в ином помещении, некто сидит и наблюдает. Мерзость. Точнее, пока всего лишь предположение, но и его достаточно, чтобы ощутить холодок тревоги. Спать спокойно в этой комнате я уже не смогу. И лежать, когда на меня пялятся, тоже. Что же делать? Продолжать истерику.

Я села, мрачно обозвала обоих ангелов уродами и посоветовала им отвернуться. Бронзовые, само собой, внять совету и не подумали. И тогда я стала экспериментировать с плотным пологом над ложем. В ходе опытов две трети кровати исчезли из поля зрения предполагаемого наблюдателя. Усевшись в густой тени, чихая от пыли – а она на пологе копилась давно, судя по густоте облака, – я повторно изучила комнату, более не удивляясь поведению пушинки. Все в порядке, новых потемнений нет. Улыбнувшись и мысленно похвалив себя, я охнула и замерла. Потому что осознала, что именно показывает мне пушинка. То самое, что прежде я знала и без нее: игру бликов удачи… В голове загудели хором, перекрикивая друг друга, весьма неорганизованные мысли.

Кто прислал? Нет сомнений, что неслучайно и именно мне. Но кто? Ректор Юнц? А кто еще владеет пониманием удачи?

Зачем прислал? Если я тут спасаюсь от беды, то я в безопасности. А если нет, если меня украли? И врут? Потому-то и нет писем от Потапыча…