Олег Яковлев - Маски Черного Арлекина

– Я все делала, чтобы меня не постигла та же участь, – негромко проговорила леди Инельн.

Видя, как годами страдает ее старшая сестра, Изабелла, она зареклась связываться когда-нибудь с подобным сэру Ильдиару де Ноту рыцарем. Годы одиночества, ночные кошмары, постоянные мысли: «Где же он?!» и «Не убили ли его?!» – все это прелести роли невесты великого магистра ордена Священного Пламени. Сестра походила на вдову при живом женихе: пустые кресла в пиршественном зале, ледяное ложе, зеркала без отражений. Больше всего младшая сестра боялась повторить участь старшей. И пусть судьба всех женщин в королевстве – ждать и отсчитывать дни, словно узницы, леди Инельн де Ванкур решила для себя: уж лучше она будет всегда одинока, чем превратится в беспокойного призрака, зависшего на грани между жизнью и смертью, сном и реальностью, настоящим, прошлым и мечтами о будущем. Всем своим существом графиня-младшая ненавидела их, этих мужчин, даже не задумывающихся о причиненной любящим их женщинам боли. Страдания сестры породили в ней некое желание мести, если не Ильдиару де Ноту, то таким же, как и он.

До недавнего времени леди Инельн хорошо играла свою игру, отталкивая от себя любого претендента, создавая славу и лелея в себе образ рыцарских неудач. Сперва к ней на аудиенцию выстраивались толпы, ее боготворили, обещали швырнуть к ее ногам богатства, замки, графства, сразить любое чудовище по ее желанию, но постепенно все это рассеялось, все ушло в прошлое, оставив настоящему лишь надпись на указателе: «Даренлот. Замок, где рыцарь расстается с сердцем и головой» . Как оказалось, отдать и то и другое было слишком много для любого из былых претендентов. Да и зловещие слухи о смерти, поджидающей у ворот замка любого, кто ступит на порог, делали свое дело. Последний раз руки леди Инельн де Ванкур осмеливались просить три года назад.

И вот теперь все рухнуло. Все прошлые переживания, все смерти, все проклятия и безуспешные предприятия былого просто лишились смысла. И произошло это в тот самый миг, когда в замок принесли раненого рыцаря, спасшего ее старшую сестру от жуткого людоеда. И в ней надломилось что-то – должно быть, именно тот шипастый стебель розы, из которого состояла вся ее былая уверенность. Впервые она перестала презирать чувства других, впервые захотела примерить иную маску, впервые возненавидела себя саму, когда попыталась сыграть свою извечную шутку с этим рыцарем. «Цвет рыцарства весь вышел, как багрянец сорванной розы...»

И теперь вместе с новым чувством страх поселился в ее душе. Страх и ожидание грядущей потери.

– А ведь вышло все именно так, как я и боялась...

Теперь она ненавидела всех почтовых голубей, срочных гонцов, королевскую службу Крестов, людей, которые носят послания, даже стрелы с обмотанными вокруг них свитками писем, ведь в одном из них могли оказаться слова, разбивающие ей сердце...

Вдруг леди Инельн почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной, и обернулась. Ее печальные глаза тут же наполнились радостью, но затем угасли – рыцарь, которого она ждала, был облачен в походные одежды.

– Сэр Джеймс!

– Миледи!

Она подбежала к нему.

Джеймс смотрел на леди Инельн и не мог оторвать от нее взгляда – он не знал, как сказать ей то, что должен был. Она очень ясно видела это. Рыцарь бережно, словно хрустальный цветок, сжал ее ладони своими.

– Миледи, я...

– Я знаю, – тихо сказала графиня-младшая. – Вам пора. Это треклятое письмо...

Он опустил взгляд, не в силах вынести отблеск муки, проявившийся в ее глазах.

– Я вернусь. Я вернусь, если вы будете ждать меня.

– Вы не вернетесь, я знаю. Как и сэр Ильдиар, вы сгинете, словно сон при утреннем пробуждении, оставив после себя лишь воспоминание, обрывочное, неясное и...

Он прервал ее слова поцелуем. Нахал – истинный рыцарь подобного бы себе никогда не позволил, но ему сейчас было плевать на этикет, он просто ее поцеловал, и она не была против...

Джеймс резко отстранился, прервав объятия. Склонил голову в поклоне, развернулся и быстро пошел к замковой двери, ведущей в парк.

Леди Инельн печально смотрела ему вслед, моля Синену ниспослать ему удачу в пути и скорое возвращение. Она смотрела, как ветер развевает рыцарский синий плащ, как трепещут серые волосы. Он так и не посмел обернуться в последний раз – просто толкнул дверь и исчез за ней.

Разбросанные в траве кованые сферы с сердцами будто насмехались над ней.

Лягушонок, наблюдавший всю сцену, печально квакнул.

Белый замок распахнул перед сэром Джеймсом свои окостеневшие, как прикосновения покойника, и столь же холодные каменные объятия. Еще въезжая на широкий мост, ведущий к главным воротам, вассал сэра Ильдиара, как и всегда, склонил голову перед красотой и величием огромных башен из белого кирпича. Замок был выстроен на высоком холме, и его сверкающий на рассветном солнце силуэт легко можно было разглядеть в гномью подзорную трубу даже из самого Гортена. Семь круглых каменных башен выстроились, точно печальные неподвижные стражи, на краю обрыва. Их соединяли высокие стены с навесными башенками и крытыми галереями. Многоуровневые мостки и лестницы соединяли донжон и дозорные пути, кельи паладинов и трапезные. Коридоры и проходы вели к часовням и молельням, комнатам учеников-аманиров и библиотекам самой известной в королевстве Школы Меча.

Цитадель ордена Священного Пламени представляла собой необычное, с архитектурной точки зрения, для боевой крепости зрелище. Даже в наружных частях стен и башен были пробиты ниши, в которых молчаливо застыли сотни статуй – издалека создавалось впечатление, что замок весь выстроен из одних лишь скульптур. Вблизи же благодаря игре света и тени на прекрасных каменных лицах, в изгибах рук, даже в прямоте мечей казалось, что замок живой, что он дышит и движется, порой меняя очертания. Если долго глядеть на эти статуи, то можно даже увидеть, как мраморные груди вздымаются, а на лицах проступают то и дело меняющиеся эмоции. Несравненное искусство мастеров-скульпторов позволяло даже услышать едва различимый стук сотен сердец, стоило закрыть глаза, затаить дыхание и вслушаться.

Весь замок напоминал огромный величественный собор, облаченный в одеяния из колонн, пилястр, наружных ребер-полуарок аркбутанов и заостренных вытянутых аркад. Это был не храм-монах, но святой воин, облаченный в рыцарские доспехи. Глазами его служили тысячи витражных окон, украшенных венцами лепнин, барельефов и горельефов; остроконечные крыши башен и скатные – донжона и внутренних строений были выполнены из синей черепицы, не крошащейся и не тускнеющей с годами. Но самым величественным сооружением являлась тонкая, как игла, башня, цепляющая шпилем низкие облака. Под конусом ее крыши вечно горел священный огонь, а в комнате на самом верху в часы, когда того требовали положение дел и устав ордена, заседал конклав командоров. Именно туда и лежал путь сэра Джеймса.