Олег Яковлев - Маски Черного Арлекина

– Мне всего лишь нужно снять маску, милорд, и тогда Белый Паук мне сам все отдаст. Я хочу наконец сорвать ее, взглянуть на мир истинными глазами, вдохнуть воздух настоящими легкими, пришло время мне открыться, вот и повод...

– Нет, – холодно ответил Черный Лорд, по-прежнему не открывая глаз. – Ты не снимешь свою маску, Ревелиан. И только посмей меня ослушаться.

Джек-Неведомо-Кто не унимался:

– Но Черный Патриарх меня уверял, вы сами мне обещали, милорд, я мог бы...

– Я сказал: нет, – отрезал Деккер, резко повернувшись к рыжему некроманту, отчего тот отшатнулся, словно его обдали кипящим варом из котла. Глаза Черного Лорда были закрыты, но ярость, спрятанная за веками, была и так превосходно ощутима. – Это сделает Сероглаз. Мы ведь не зря все это затеяли.

– Милорд, – осторожно начал Дориан Сумеречный. Он шагал за спиной Магнуса, бок о бок с Анином Грешным. Дориан был облачен в вороненые латы, ставшие за долгие годы ему второй кожей; поверх доспехов была надета накидка цвета темнеющего неба. – Белый Паук гораздо хитрее нашего Черного Арлекина, а за каждую его ошибку отвечать нам. На поле битвы.

– В последний раз, когда мы проделывали подобное, едва не рухнула Арка, – поддержал Анин Грешный.

На плечах ссутуленного некроманта громоздился тяжелый черный плащ с оторочкой из вороньих перьев; бледные, по-девичьи изящные руки он держал перед собой, согнув их в локтях и скрючив пальцы так, словно это были птичьи лапки. С каждым шагом темный маг звенел остроносыми латными башмаками по черному камню дороги.

– Я рискну, – усмехнулся Деккер. – А Арка и не такое видала... Главное, чтобы наш юный друг справился.

– Ты боишься смерти, Сероглаз? – отстраненным тоном спросил идущий по левую руку от Магнуса высокий с виду молодой человек с очень красивым лицом и белыми, как свечной воск, длинными волосами. На нем была черная мантия с капюшоном, и он что-то все время неразборчиво бормотал, обращаясь будто бы к самому себе.

Этот пригожий парень с задумчивым выражением лица и ровным бархатистым голосом был самым ужасным из всех некромантов Умбрельштада, быть может, благодаря своему обычному равнодушию к людям, их жизни, смерти, телу и душе, а возможно, и подчас пробуждающейся в нем ярости, что пылающим бураном сметает все на своем пути. Нужно признаться, что Коррин Уитмор, или Белая Смерть, как звали его в королевстве Ронстрад, был единственным, кому симпатизировал Сероглаз. Было между ними что-то общее, возможно – скрытая неприязнь к предводителю, а быть может, и нечто другое. Магнус обещал себе в скором времени в этом разобраться.

– Нет, я не боюсь смерти, Коррин, – ответил Сероглаз. – Иначе, как бы я с бьющимся сердцем и цельной душой оказался здесь?

– Ловко, – скривился идущий по правую руку от Магнуса человек в алом камзоле и таком же бархатном плаще с зубчатой пелериной на плечах. Это был Áрсен Кровавое Веретено, лучший и единственный друг Деккера Гордема. Его русые волосы были собраны в хвост, а на лице застыло недовольство. Сероглаз ему не нравился, он ему не доверял и, признаться, правильно делал. – Но хватит швырять в этот воздух выспренности, прибереги свое красноречие для Белого Паука, тебе оно понадобится.

Так они и шагали по черной дороге меж серых холмов, подчас встречая не осознающих ничего кругом мертвецов, бредущих куда-то без надежды когда-нибудь дойти. А еще зеркала. Десятки больших, в человеческий рост, зеркал в старинных резных рамах, словно чудовищные крылья, тянулись по воздуху за процессией незваных гостей, отражая и лишь преумножая всю ту безысходность и тоску, что выплывала из-за горизонта.

Их было семеро, темных магов: Черный Лорд, Коррин Белая Смерть и Арсен Кровавое Веретено, Ревелиан (он же Джек-Неведомо-Кто) и Анин Грешный, Дориан Сумеречный и он, испытуемый, уже не обычный некромант, но еще не Ступивший за край, Магнус Сероглаз. Но помимо них, здесь был еще кое-кто.

Следуя в кольце темных магов, Сероглаз держал за руку маленькую девочку лет пяти, облаченную в грязное рваное рубище. Бедняжка была бледна, ее кожа походила на сухой лист пергамента, а глаза впали, будто от тяжелой болезни. Морщины, которые должны были появиться в уголках глаз, возле складок рта и на лбу не менее чем через двадцать пять лет, проявились столь четко, словно нарочно нарисованные. С каждым выдохом из легких вырывался хрип, и временами малютка мучительно, надрывно кашляла; на ее губах и подбородке с очередным спазмом оставалась отхарканная кровь. Дышать этим воздухом для живого было очень трудно, ведь с каждым мгновением в ее горло и легкие попадали мельчайшие незримые частицы – пыль пожранного Черными Просторами времени, которые не щадят ничего на своем пути, а в особенности – нежной плоти слабого, хрупкого, как перышко, ребенка. Судя по всему, кроха не понимала, где находится и что с ней сейчас происходит. Она безвольно шла, куда ведут, сжимая крепко, точно последнюю соломинку, ледяную ладонь Сероглаза. Она глядела перед собой, явно не видя ничего кругом, а в ее глазах не осталось ничего, кроме пустоты. Некромант в арлекинском гриме часто поглядывал на нее.

– Не бойся, малышка, все будет хорошо, – прошептал он сочувственно. – Ты только не бойся ничего и...

– Не смей! – процедил Кровавое Веретено. – Не смей обманывать ее. Должно быть, Черный Лорд плохо объяснил тебе правила, Сероглаз. Я исправлю его упущение. Запомни, Сероглаз, да хорошенько, если хочешь пробыть Ступившим за край дольше одного дня. Мы – темные маги и убийцы. Мы – маньяки, безумцы, полные ненависти. Но мы не лицемеры. Ничего хорошего ее не ждет. Если она выживет после сегодняшнего, то все равно уже никогда не придет в себя. Она никогда не сможет оглянуться кругом и оценить всю прелесть мира, в котором она родилась. Ни запахов, ни звуков, ни цветов. Все станет для нее серым, не останется ни дня, ни ночи, лишь вечный обморок наяву. Она не скажет ни слова и ничего не услышит. Никогда. Ее рассудок навсегда разбит с того самого момента, как она при жизни прошла через Арку, а эмоции... что ж, даже у черной обгоревшей ветки дерева будет больше эмоций. И чтобы избавить ребенка от мучений и бессмысленного существования, по возвращении я не стану оттягивать долго и сразу же проткну ей сердце кинжалом, а ты закопаешь ее труп под каким-нибудь деревом на болотах и никогда о ней больше не вспомнишь. Поэтому ничего у нее не будет хорошо. Не смей лицемерить, Сероглаз, оставь это спесивым воинам господним и лживым церковникам.

Магнус лишь крепче сжал зубы, чтобы ничего не ответить, и сильнее – ладонь девочки, чтобы та хотя бы на далеком горизонте сознания все же почувствовала, что она здесь не одна.

– И зачем все это нужно, Магнус? – недоуменно спросил Дориан Сумеречный. – Я имею в виду твой неуместный шутовской грим. Это выглядит мерзко и отвратительно...