Олег Яковлев - Маски Черного Арлекина

Кровавое Веретено был облачен в свободную белую рубаху с широкими рукавами и высоким воротником, черные штаны, заправленные в сапоги, и шарф. Большой выдумщик, каким его знал Магнус, не мог испытывать холода, но всегда предпочитал делать вид, будто это не так. Как Арсен любил говорить: «Проклятие некроманта? Ваше проклятие – это узкий взгляд на вещи, неумение мыслить шире и строить фантазии. Я же прекрасно испытываю холод и различаю вкус еды хотя бы потому, что замечательно представляю себе ощущения, которые испытывает кожа при ледяном ветре, и подлинную суть жареной баранины с вином». Так и здесь: шарф был ему совсем не нужен, но он был потому, что некромант так хотел. Конечно же, это была всего лишь последняя связывающая его с жизнью обычного человека соломинка – соломинка, за которую он цеплялся как мог.

Когда к нему в гости заявился Сероглаз, Арсен, должно быть, чем-то занимался. И почти сразу же Черный Арлекин понял, чем именно. Перед хозяином шатра на столе лежали самодельные деревянные куклы, выполненные с невероятной заботой и аккуратностью. Даже известный кукольных дел мастер Жанно Брион из Дайкана не смог бы похвастаться подобной тонкостью выделки и схожестью с настоящими людьми в своих творениях. Никто не учил Кровавое Веретено, как именно изготавливаются подобные игрушки, никто не объяснял ему, что морщины на их деревянных лицах вовсе и не обязательно вырезать. На большой книге сидела уже готовая марионетка: это была девушка с алыми волосами в грациозном черном платье. В руках у некроманта был крошечный паренек, которому он приделывал ноги. Сероглаз нахмурился – делать куклы?! Быть может, его старый знакомец совсем спятил?

– Чем это ты занят? – спросил Магнус, подходя ближе.

– Мастерю марионетку, ты что, не видишь, Черный Арлекин? Медрог, значит, укушен? Медрог-Гордем, Гордем-Медрог. Кто же его укусил? – В глазах Арсена не было и тени безумия, но слова его походили на бред умирающего от лихорадки. – Больше некому, стало быть. Значит, он снова предал... – констатировал Кровавое Веретено и вернулся к своей игрушке. Маленьким клиночком он начал усердно высверливать в груди куклы полость для сердца.

– Черный Патриарх? – спросил Магнус.

– Ты знаешь? – Кровавое Веретено даже не удивился. – Эй, и не ходи по лепесткам! Помнешь еще, невзначай...

– Черный Лорд рассказал... – Сероглаз осторожно отошел в сторону, на свободное от лепестков роз место.

– Что он тебе еще рассказал? – Арсен отложил деревянного человечка и взял в руки иглу с нитью.

Прямо перед ним лежал крошечный кусочек бархатной ткани. Осторожно взяв его за уголок маленькими щипцами, некромант начал сшивать алое кукольное сердечко.

– О том, что я должен забрать у тебя некий предмет – оружие – и прикончить нашего разлюбезного наставника.

– Правда? – Игла пронзала бархат, как плоть. Стежок преследовал стежок. Сердце обретало форму. – Никогда не думал, что это будешь ты... Анин и Дориан... их, полагаю, постигла неудача, раз на смерть отправляешься ты.

– Обоих убили. Анин был распят на кресте, а Дориан погиб в плену. Семайлин Лайсем, наш Черный Патриарх, предал их южной инквизиции...

– Как жаль, как жаль... Так вот, что заставило Деккера сделать этот долгожданный шаг. А я-то полагал, что он из-за меня волнуется. Откладывает, чтобы я прожил подольше...

– Я не понимаю тебя...

– Что ж, держи, друг мой, то, за чем пришел. – Арсен отложил бархатное сердце и протянул ему странный продолговатый предмет, лежавший у него под рукой. Казалось подозрительным, что это оружие у некроманта было наготове, будто он в любой момент ожидал, что кто-нибудь озвучит тайное послание от Черного Лорда. – Только, гляди, не уколись невзначай...

Сероглаз поднес врученную вещицу к лицу. На оружие она походила меньше всего. Это было длинное, серебряное с виду веретено с острым кончиком, покрытым старой почерневшей кровью. На торце поблескивал небольшой алмаз. И этим он должен убить?! Не хватало только клубка ниток и прялки, и тогда таким могли бы пользоваться какие-нибудь старушки в окрестностях Дайкана или Гортена.

– Это? – со злостью усмехнулся Магнус, покрутив в пальцах бесполезную вещь. – Я сотню раз рисковал своей жизнью, чтобы получить это ? Предлагаешь мне мантию заштопать?

– Не шути с этим, Черный Арлекин, – затаив дыхание, прошептал вдруг Арсен.

Его отстраненность, равнодушие и шутливость как рукой сняло. Таким лучшего друга Черного Лорда Магнус никогда не видел: на его лице читался уже не просто страх, а самый что ни на есть настоящий ужас. Некромант даже подался вперед, и в глазах его была такая тревога, что Сероглаз понял: длинная вещь, напоминающая прядильное орудие, была отнюдь не простым веретеном.

– Что? Что это? – Черный Арлекин вздрогнул.

Он прекратил крутить странный предмет перед глазами и взял его кончиками пальцев другой руки осторожно, словно некое сокровище.

– Мой залог, – прошептал Арсен, затем голос его вновь окреп. – Никогда не задавался вопросом, почему меня называют Кровавым Веретеном? Именно благодаря этому вот предмету, признаюсь тебе. Судя по всему, я должен тебе все рассказать, чтобы ты понял суть некоторых вещей. Что ж, ты ведь не слишком торопишься, верно? Итак, слушай... Когда я был ребенком, у нас в замке жил злобный колдун. У него был немой слуга, Люциус, в обязанности которого входило помимо всего прочего еще и приглядывать за мной. Однажды, когда я играл на чердаке одной из башен замка, я нашел там среди пыльного хлама старое серебряное веретено с обрывками накрученной на него полуистлевшей нити. Только лишь я взял его в руки, как нечаянно кольнул острием палец... или Люциус меня кольнул? Уже не помню точно... – Арсен солгал, он помнил все до мельчайших подробностей. – Кровь полилась, не останавливаясь. Люциус стоял рядом и смотрел, как я плачу и кричу, пока не прибежала мать. Она была необычайно испугана, увидев меня с окровавленной рукой, и все пыталась остановить кровь, наивная... – Некромант легонько улыбнулся – воспоминание о матери будто бы согрело его. – У нее ничего не выходило, пока рана сама не затянулась. Тогда я еще не знал, что из меня вышло ровно столько крови, сколько должно было и сколько предполагалось изначальным злобным планом. Всю ее поглотила эта прóклятая вещица. Да-да, именно прóклятая. Очень скоро я забыл об этом случае, так как мое счастливое детство было омрачено убийством матери от руки отца, моим побегом из замка, моей жизнью у цыган, которые относились ко мне хуже, чем к собаке... Но это все неважно. – Арсен сомкнул пальцы рук и уставился в пол. – Не до того мне было, чтобы вспоминать о каком-то игольном уколе, случившемся пусть даже при очень странных обстоятельствах... Истинную суть этой вещицы я узнал, только когда вернулся спустя много лет, после своего посвящения в рыцари, в родовой замок. Мы с Деккером приехали мстить, и мы отомстили. Отлично мы тогда погуляли... Я собственными руками убил мерзавца-отца: прирезал, как свинью. После этого мое сердце опустело, весь смысл жизни как-то сошел на нет, а в душе родилось вдруг странное чувство. Что-то тянуло меня на чердак, тянуло в это царство пыли и старых вещей. Я подчинился и, будто приволоченный за ниточку, оказался там. Деккер, конечно же, ничего не понимал. Что мне понадобилось вдруг под крышей донжона? Хе-х... Когда я открыл крышку люка и спустил лестницу, то уже знал: то, что я здесь найду, навсегда изменит мою жизнь. Так и вышло. Едва я оказался на чердаке, как сразу же увидел его – старое окровавленное веретено на дощатом полу. Оно лежало в пыли, оставленное с того самого дня, когда я отшвырнул его в детстве. Не знаю зачем, но я взял его и положил в карман... Мы ушли тогда из замка. Наш путь лежал дальше – странствия и подвиги заманчиво звали нас по дорогам королевства. Тем более что впереди нас еще ждали вольготно наслаждающиеся жизнью эти сволочи-цыгане, которые мучили меня в детстве. Следуя за табором и обдумывая планы мести, мы однажды остановились на ночь на постоялом дворе. На первом его этаже традиционно располагался общий зал, где все постояльцы могли отобедать или отужинать... Там мы и встретили того человека. В тот миг, как мы вошли в двери, дряхлый старик скверного вида, стоя у очага, начал громко рассказывать легенду, облеченную в рифму. Признаться, его появление подле меня не было простым стечением обстоятельств, но тогда я этого еще не знал. Я до сих пор помню каждое треклятое слово из того, что он, хрипя и исходя слюной, изливал: