Галина Романова - Чара силы

Удушье подкатывало волной. Перед глазами вставала кровавая пелена. Свет полотна от влаги ослаб, и трудно было различить хоть что‑то вокруг. Вытянув вперед руку, Даждь медленно шел вперед, выверяя каждый шаг. Он будет двигаться, даже если придется ползти…

Резкий ветер разорвал туман пополам, образовав над полотном чистое пространство. Крупные капли влаги стали собираться на ткани. Они срывались вниз со звоном, напоминавшим весеннюю капель — только звуки падения каждой капли приходилось долго ждать.

Постепенно полотно высыхало, и идти стало легче. Но зато мешал ветер — тот самый, что сдерживал облака тумана. Он дул прямо в лицо.

Внезапно эхо донесло отзвук какого‑то крика. Это был не хохот и не вопль ярости — в нем звучал скорее страх, смешанный с ненавистью и горечью поражения.

Вскинув глаза, Даждь неожиданно увидел девушку.

На вид ей было не больше двадцати. Тоненькая, стройная, как молодое деревце, с нежным личиком и толстой косой на груди, она в неуместном здесь светлом платье напоминала Даждю его невестку Диву, жену Перуна, какой та была в молодости. Большие испуганные глаза девушки остановились на витязе, и в них постепенно сквозь ужас проступало человеческое тепло.

— Кто ты, воин? — окликнула она Даждя. — И как попал сюда?

— Сварожич я, — ответил Даждь. — За своей чарой иду!

— Не ходи! — взвизгнула девушка. — Они тебя убьют!

— Ты уверена в этом? — Даждь протянул ей руку. — Идем, сама убедишься!

Готовый принять девушку, он поплотнее встал на полотно. В ее глазах мелькнуло что‑то, заставившее Даждя помедлить, но тут тонкая рука протянулась ему навстречу.

Это и спасло ему жизнь. Прохладные пальцы девушки вдруг с неожиданной силой вцепились ему в руку, и она резко рванула его на себя. Одновременно лицо ее исказил ужас, а сзади снова послышался жуткий рев, и чьи‑то когти скользнули по спине, раздирая рубашку.

Спасаясь от когтей, Даждь отпрянул, и в этот миг девушка отпустила его руку. В другой витязь сжимал меч и должен был непременно полететь вниз, но осторожность сделала свое дело. Уже падая, он наугад Махнул ногами — и повис на полотне вниз головой, цепляясь коленями.

Над ним пронеслось что‑то огромное, напоминающее крылатого змея. Женский крик, в котором с трудом узнавался голос незнакомки, превратился в боевой клич, и Горынь атаковала врага.

Но Даждь оказался проворнее. Не теряя времени, он подтянулся, перехватывая полотно, как веревку. Когти Горыни достали его уже сидящим на нем верхом. Не успев выпрямиться, Даждь кувыркнулся снова. Ему в самый последний миг удалось схватиться левой рукой за ткань, и он повис над пропастью.

Горынь закружила над ним, раз за разом атакуя то полотно, то висящего на нем человека. Ткань изгибалась, провисала, пружинила, как живая уворачиваясь от когтей. Даждь болтался, прилагая огромные усилия, чтобы не сорваться. Держа меч чуть на отлете, он ждал удобного момента — вряд ли в таком положении у него будет шанс для второго удара.

Кожистые крылья взбивали воздух. Порывы ветра мотали его из стороны в сторону, а змея кружила, ожидая, когда же рука человека ослабнет. Несколько раз, разгоняясь, она атаковала его, бодая головой. Всякий раз Даждь еле успевал уворачиваться, раскачиваясь на полотне. Это бесило Горынь, и она бросалась в новые атаки. Их сила и ярость все возрастали. Один из противников должен был ошибиться.

Уворачиваясь от змеи, Даждь каждый раз пытался достать ее мечом. Иногда он успевал, но лезвие скользило по гладкой чешуе, не причиняя серьезного вреда. Он сам не заметил, когда змея оставила игру и ринулась в лобовую атаку.

Сложив крылья, Горынь напала на витязя, разинув пасть. Перед глазами мелькнули оскаленные клыки, и Даждь что было силы рубанул по ним.

Брызнула кровь. Взвыв, Горынь замерла на месте, мотая головой — удар пришелся по кончику носа и верхней губе. Рана была не опасна, но ужасно болезненна. Змея была даже не оглушена — просто ошарашена, но Даждь не стал ждать, пока его противница придет в себя. Размахнувшись так, что пальцы левой руки чуть не сорвались с полотна, он ударил Горынь по голове…

Что‑то громко хрустнуло. Змея изогнулась дугой, судорожно дернувшись от боли. Пасть ее распахнулась в беззвучном крике — и она, извиваясь и беспорядочно взмахивая крыльями, полетела вниз. Эхо подхватило ее последний вопль и держало до тех пор, пока снизу не донесся громкий всплеск упавшего тела.

Даждь еще некоторое время висел над пропастью, чуть покачиваясь и глядя вниз. Там медленно таяла розовая вспышка — когда тело Горыни упало в воду, в глубинах Огненной реки и родились языки пламени, в которых, надо думать, нашла свой конец змея.

Некоторое время внизу все бурлило и кипело, но потом стихло, и даже жар, в котором витязь чуть не сварился, отступил.

Рука, на которой он все это время провисел, затекла, но Даждь заставил двигаться непослушные мускулы. Подтянувшись, он забрался на полотно верхом, посидел немного и встал, готовый продолжить путь.

Тонкая ткань шагов через сорок стала опускаться вниз. На ней обозначились выступы, похожие на ступени. Полотно сделало мягкий поворот, и глазам Даждя открылась цель его пути.

Это было то, что называлось Островом на Огненной реке — стена настоящего огня огибала скалу, чья вершина сливалась с высоким потолком необъятной по размерам пещеры. Огни мерцали в узких окнах- щелях. Все строение напоминало замки на дальнем севере, только не было крепостной стены, а вместо двора был неглубокий котлован, постепенно переходящий во внутренние покои Острова. Из‑под сводов лился свет, похожий на дневной. Туда и устремлялось полотно.

Не колеблясь, Даждь бегом поспешил внутрь. Он знал, что там его могут ждать враги и ловушки, но с гибелью хозяйки все они должны исчезнуть. Так бывало всегда, должно быть и на сей раз.

Коснувшись камней, плотно пригнанных друг к другу наподобие кладки, полотно не исчезло, а продолжило путь, и Даждь не сошел с него. Дневной свет окутал его со всех сторон, но ткань мягко светилась и здесь, и именно в ее сиянии Даждь внезапно осознал, что стоит посередине просторного зала, а прямо перед ним из клубов дыма вырастает огромная змея раза в три–четыре больше той, которую он только что умертвил.

Змеиха была в ярости, позволившей ей забыть о старости и недугах. Со своего ложа она слышала последний крик дочери и поняла, что враг опять одержал победу.

Она должна была отомстить. И Змеиха ринулась в бой.

Даждь оцепенел от изумления. Он видел Ящера и успел привыкнуть к его размерам, но это существо поражало воображение.

Змеиха ненамного превосходила Ящера — всего на пять–шесть локтей, — но ее сложение затмевало рассудок. Это действительно была змея — огромная, с уродливыми лапами, многочисленными наростами на чудовищной морде, складками дряблой кожи на шее и груди и кожистыми крыльями. Но чешуя потеряла половину своего блеска, наросты обтрепались, старая кожа колыхалась при каждом движении, а крылья висели, полупарализованные старостью. Но все‑таки Змеиха была достаточно проворна — в этом Даждь смог убедиться, когда она ринулась на него.