Галина Романова - Чара силы

Неожиданно вдалеке ему почудился свет. Несколько еле заметных искорок мелькнуло и погасло, но тревожное чувство, возникшее при виде их, почему‑то вспыхнуло в груди путников, как сухие листья на огне.

Рядом уродливой черной громадой встал Велес. Спиной он загораживал свет факела Падуба, и во тьме блестели только его глаза и кончики рогов. С первого взгляда он понял, что тревожит друга.

— Иди вперед, — приказал он. — Ты спешишь!

Даждь заглянул ему в глаза, но не увидел там ничего, кроме мрака.

Велес загородил собой неширокий ход, оттесняя Даждя вглубь, к пекленцу, и тому не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Когда Даждь и его молодые спутники отошли на достаточное расстояние, огоньки вспыхнули снова — на сей раз гораздо ближе, в преддверии зала.

После четвертого поворота они увидели свет.

Мерцающее багровое зарево поднималось впереди откуда‑то снизу. Стало не просто тепло, но даже жарко, или они успели разогреться на бегу? Падуб отбросил ненужный факел — все равно заблудиться теперь было невозможно.

За беглецами снарядили погоню, которая шла по пятам. Марена не могла просто так позволить Даждю выскользнуть из ее рук, а отряд пекленцев, пришедший с Велесом, наверняка не смог управиться с превосходящим по числу противником и, следуя приказу, отступил. Теперь надеждой беглецов были их собственные силы и немного удачи. Пока она им сопутствовала. Вернее, помогал Велес, который отстал уже давно, и только иногда эхо доносило шум его коротких сшибок — это Велес сдерживал погоню.

Стало так жарко, что поневоле хотелось раздеться. Горячий липкий пот струился по лицам и спинам беглецов, нагретый воздух при каждом вздохе обжигал горло, глаза слезились от становящегося все ярче света. Агрик, не привыкший к такой жаре и свету, немного отстал.

Волны тепла поднимались навстречу — Огненная река заранее предупреждала неосторожных, что с нею шутки плохи.

Ход расширился наподобие воронки, открываясь на небольшую террасу, под которой несла свои воды река. Узкая тропка, больше похожая на потек застывшей лавы, бежала от нее вдоль русла. По ней одновременно мог пройти лишь один человек. На том берегу, насколько можно было видеть сквозь вечный пар и туман, дорожка была пошире и уходила куда‑то за поворот, где бесновалось совсем уж невыносимое пламя.

Беглецы невольно остановились, глядя на реку.

Она текла в глубоком русле, прожженном ею самой в камнях. Многочисленные потеки на стенах обрывистых берегов свидетельствовали о том, что Огненная река постепенно вгрызалась все глубже и глубже в камень.

Вода блестела, словно лава, но выглядела как обычная кипящая вода. Над нею постоянно клубился горячий пар с дурным запахом. Вдохнув его, Падуб с непривычки закашлялся, а Агрик просто позеленел и без сил сполз по стене на пол. Даждь покачнулся, опираясь на меч.

Падуб наконец прокашлялся, размазывая по щекам выступившие слезы.

— Остров в той стороне, — прохрипел он, указывая ниже по течению. — Я не знаю, есть ли тут брод…

Его последние слова заглушил топот бегущих ног, и прямо на них налетел Велес. Мокрый как мышь, с налитыми кровью глазами, он раздувающимися ноздрями жадно ловил воздух. Его шумное дыхание перекрывало рев реки, от спины и плеч поднимался пар.

— Брод искать некогда, — выдохнул он. — Нет времени! Ты иди!

— Как? — мотнул головой Даждь на кипящий поток.

Падуб подобрал камешек и бросил его вниз. Не долетев немного, тот вдруг вспыхнул, как уголек, и сгорел.

На Велеса это, казалось, не произвело никакого впечатления. Убрав меч, он спокойно снял с плеча тот сверток, с которым до сих пор не расставался даже под личиной оборотня.

Это оказался большой мешок, в котором обнаружилось туго свернутое полотно чисто белого цвета и такое нежное и тонкое, что у всех захватило дух, и даже боровшийся с тошнотой Агрик открыл глаза. Тонкая ткань, кажущаяся еще нежнее в грубых руках Велеса, светилась мягким светом.

— Оно поможет тебе, — сказал Велес. — Проведет над рекой и выведет назад. Пока ты стоишь на нем, тебе ничто не грозит — ни огонь, ни колдовство. Оно покажет тебе дорогу до цели и назад, спасет лучше, чем мы трое, но если ты забудешь и сойдешь с него… — Он замолчал, безнадежно качнув головой.

Даждь не сводил глаз с полотна.

— Как ты догадался? — вымолвил он с нескрываемым восхищением.

— Он, — Велес кивнул на Падуба, — сказал твоему мальчишке. Тот передал Гамаюну, Гамаюн — мне. Спеши!

Он стремительно развернулся, бросая полотно — и словно белая молния прорезала мрак. Разворачиваясь и затвердевая на лету, тонкая ткань повисла мостом над бурлящей рекой, достигла того берега, прилепилась к одной из террас и потекла вдаль. Повернув вместе с течением за угол, она пропала из виду.

Даждь ступил на край, проверяя крепость. Ткань только слегка пружинила под ногой и была неожиданно прохладной.

Сварожич порывисто шагнул к Велесу и стиснул его плечи.

— Спасибо, — прошептал он, — спасибо тебе! У меня не было друга вернее, чем ты. Ты всегда сможешь на меня рассчитывать, запомни это!

— Сбереги Живу, — буркнул Велес, отступая.

Покрепче сжав меч, Даждь ступил на полотно.

Оно слегка прогибалось под ногой, как ковер травы на болоте, растягивалось от его шагов, словно было готово прорваться. Однако волны жара, что могли бы сжечь его, странным образом не достигали полотна, а клубы пара словно отклоняла в сторону невидимая водна. Полотно несло его на себе, вздыхая и колеблясь, как живое, и постепенно Даждь обрел уверенность.

Он преодолел только половину расстояния над рекой, когда не сводивший с него жадного взора Велес отступил от края и кивнул Падубу:

— Он должен вернуться!

Пекленец посмотрел туда, куда указывал ему Велес, и увидел на другом конце хода несколько приближающихся огней. Все поняв без слов, он обнажил саблю.

— Он идет, мать! Он близко!

Горынь металась по пещере, ломая тонкие пальцы. Вместе с нею по пещере металась ее тень — огромная в пламени светильников.

Мать не сводила глаз с дочери. В отличие от нее, Змеиха не двигалась — свернувшись клубком и шлепая хвостом, она простерлась на своем ложе — каменной глыбе, покрытой шкурами и шитьем. Ее чешуя переливалась, играя всеми цветами радуги, плоские когти матово блестели. Змеиха положила морду на передние лапы и, казалось, размышляла. Время от времени она бросала взгляды на пещеру — гладкие стены, пол, украшенный узором, за многие годы пострадавшим от ее когтей, сводчатый потолок, с которого на крюках и цепях свисали высохшие туши подземных тварей — пища Змеихи — и светильники. Многие цепи были пусты — когда‑то на них висели, умоляя ее покойного мужа о смерти или прощении, пленники. Но с тех пор прошли века — этот выскочка Святогор, тогда неопытный юнец, случайно погубил старого Змея, оставив вдову с шестью дочерьми. Две старшие — Ехидна и Яблоня — погибли, остальные еще малы. Все, кроме Горыни.