Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать

Эдгар подумал, что хлеб телохранителей наверняка несладок: сам он ни за какие коврижки не согласился бы по такой погоде париться в поддоспешнике и кольчуге. Мимолетно подивился, что среди сопровождавших принцессу не было ни одной женщины, потом вспомнил, что здесь считается зазорным сторожить целомудрие девушки. Надо как-нибудь выбрать момент и рассказать Талье, что после того, как та приедет к жениху, подобные прогулки будут заказаны. Только в сопровождении мужа или почтенной женщины. И уж никак не с четырьмя мужчинами, пусть даже все они лишь прислуга. Конечно, нравы в Агене куда более свободные, нежели в столице. Но супруге герцога — впрочем, пора бы отвыкнуть называть его герцогом — королеве едва ли будут дозволены подобные вольности. Еще, пожалуй, нужно будет испросить аудиенции у короля и сказать ему, что принцессе нужна учительница этикета. Потому что девушка неизбежно начнет спрашивать, а Эдгар знал лишь то, что касалось его самого. У дамского этикета несомненно есть свои тонкости, неведомые мужчине, к тому же простолюдину. Так что нужна дама, и из хорошей семьи. Возможно, кто-то из будущих фрейлин — впрочем, это решать не ему.

— О чем задумался? — поинтересовалась принцесса.

Эдгар встряхнулся, объяснил без утайки. Принцесса кивнула.

— Ты прав, я спрошу отца.

— Еще одно… — Раз уж заговорили об этикете, лучшего момента, пожалуй, не найти.

Между бровей девушки снова появилась складка.

— Значит, никакого уединения, — сказала принцесса после долгого молчания. — Никогда. Жаль…

— В своих покоях ты сможешь уединяться сколько угодно.

Она покачала головой.

— Нет. Дворцовая жизнь — один бесконечный ритуал. Одна я смогу быть разве что в спальне, да и то лишь во сне, и когда там не будет супруга. Все остальное время — начиная с пробуждения — вокруг будут либо фрейлины, либо прислуга… либо еще кто-нибудь. — Она поморщилась. — Здесь мне постоянно влетает за «недостойные принцессы шалости» — но по большому счету на любые выходки смотрят сквозь пальцы, я ведь не королева. У вас придется быть безупречной, чужачке каждую мелочь поставят в укор. Но я надеялась, что хоть эта отдушина останется… Спасибо, что сказал сейчас — будет время смириться.

До замужества от девушки требовалась скромность и приятное обхождение. После замужества она должна была уметь управлять десятками, а то и сотней слуг, держать в порядке убранство замка, рожать и воспитывать детей и служить опорой и поддержкой супруга. Сохраняя всю ту же скромность, приятность в обхождении, кроткий нрав и безупречную добродетель. Эдгар удивился, поняв, что жалеет эту девчонку — и не только потому, что беззаботные дни девичества скоро пройдут. Оказаться одной в чужой стране… Он сам жил сейчас именно так, и нельзя сказать, что подобная жизнь ученому нравилась. Но на него не смотрели сотни любопытных взглядов, ожидая малейшей ошибки. Простому чужеземцу могут простить многое. Королеве — нет.

— Принцесса, — осторожно спросил он. — Но ведь и сейчас ты не одна.

— Увидишь. — Девушка вдруг улыбнулась. — Погоди немного.

Они ехали по городу. Прохожие отступали на обочину и кланялись. Поначалу ученый смутился — по большому счету он прекрасно понимал, что почести принадлежат принцессе, но все равно видеть склоненные головы казалось странным. Потом все же убедил себя, что он тут ни при чем — впрочем, так оно и было. А самым надежным способом забыть о смущении оказалось смотреть на принцессу и слушать ее рассказ. Говорила она об основателе столицы, чья мать, бежав от врагов, оказалась одна в лесу и родила сына на вершине холма, где ныне стоял королевский дворец. Талья оказалась рассказчицей не хуже Лии — впрочем, кому, как не принцессе, знать историю города и уметь складно говорить? Эдгар почти не заметил, как миновал ворота, лишь краем сознания отметив, что эта дорога в столицу ему незнакома. Здесь горы почти вплотную подходили к городу, и вскоре путь закружил среди скал. Один из телохранителей принцессы пришпорил коня, скрылся впереди за поворотом. Остальные нагнали его лишь у подножья утеса, за которым, если верить слуху, неслась по камням река. Два воина поднялись вверх — Эдгар мигом потерял их за камнями. Впрочем, вскоре телохранители вернулись.

— Можешь идти, государыня.

Только теперь принцесса спешилась, жестом приказав Эдгару сделать то же.

— Пойдем.

Ученый оглянулся на охрану — но те так и остались стоять, внимательно глядя на дорогу.

Талья легко прыгала по камням — видно было, что эта тропка ей давно знакома. Эдгар брел следом, про себя проклиная все на свете. Глядеть по сторонам не оставалось ни времени, ни возможности — не подвернуть бы ногу и не сверзиться со скалы. Наконец подъем закончился, развернувшись площадкой, усеянной камнями. Девушка тут же устроилась на большом валуне. Эдгар шагнул к краю, глянул вниз. В узком ущелье неслась река, вода прыгала по камням, рассыпаясь разноцветными искрами, мельчайшей пылью поднималась в воздух, порождая радугу, словно после дождя.

— Здесь всегда шумит вода. И всегда ветер, — сказала девушка. — А еще снизу совершенно не видно, что делается наверху. Иллюзия уединения… немного, но это все, что у меня есть.

Эдгар только сейчас сообразил, что стоит спиной к принцессе. Торопливо развернулся, изображая внимание.

— Но я привезла тебя сюда не для того, чтобы жаловаться. — Она повернулась и протянула руку. — Смотри.

Далеко внизу, словно на ладони, лежала столица. Игрушечные домики, филигранные невесомые храмы и над всем этим белокаменный королевский дворец — высокие башни и толстенные стены отсюда казались изящными, словно вырезанными из опала. Эдгар застыл, впервые в жизни поняв, что значит онеметь от восхищения. Спустя миг ученый опустился на колени, совершенно не смущаясь любопытного взгляда принцессы. Было бы воистину непростительным грехом не отблагодарить Господа за этот прекрасный вид, за радугу под ногами, за зелень холмов, видневшихся за столицей. И за то, что сам Эдгар — его создание, живет, и дышит, и может видеть эту красоту.

— Я люблю бывать здесь, — сказала принцесса, когда ученый поднялся с колен.

Эдгар кивнул.

— Мен на мен, — продолжала Талья — Ты покажешь мне свой народ, я тебе — свой. По рукам?

И улыбнулась так, что Эдгар против воли ощутил, как губы сами растягиваются в ответной улыбке.

— По рукам.

Рамон так и не понял, когда успели миновать несколько месяцев. Время неслось сбросившим узду жеребцом, и сам Рамон летел вместе с ним, лишь успевая краем сознания отметить, что вот уже осень — убрали жито с полей, а вот и зима: в наскоро сложенном доме стали топить не только ночью, но и днем. Сами же дни пролетали, не оставаясь в памяти: одни и те же заботы, много забот, только успевай поворачиваться.