Надежда Федотова - Капкан для гончей

– Не говорите хозяину, госпожа! – захлебываясь в рыданиях, только и повторял парень. – Он ведь меня… запорет… на-а-а-асмерть!

– Да погоди ты! – в сердцах топнула ножкой Нэрис, которая до этого никогда не видела мужских слез и только что лично убедилась, какое это жалкое зрелище. – Никому я ничего говорить и не собиралась. Тем более что пока особо и нечего. Но если ты сей же секунд не встанешь, не успокоишься и не вытрешь сопли, я ведь точно лорду Малькольму расскажу, какого брехуна он себе на службу взял.

– Не на-а-а-адо…

– Тогда кончай реветь и вставай!

– Хорошо. – Утирая нос рукавом, парень послушно поднялся и, все еще судорожно всхлипывая, жалобно попросил: – Только побожитесь, госпожа, что никому не скажете.

– Слушай, Шон, – с глубоким, тяжелым вздохом сказала она, – как я тебе могу обещать, что никому не скажу, если мне и говорить-то пока не о чем? Давай так – во-первых, без истерик.

– Ладно… – в последний раз хлюпнул носом конюший.

– Отлично. И во-вторых, ты мне сейчас честно скажешь, зачем ты наврал всем про то, что своими глазами видел коня его высочества, тогда как уже определенно установлено, что лошадь была другая? Ты, едва ли не лучший конюх в Нагорье, жеребца принца Патрика знал как родного…

– Знал. – Шон повесил голову и неуклюже опустился на деревянную скамеечку, задев ногой корзинку с клевером для Розалинды. – Простите, леди, я как есть брехло последнее, получается. Но уж потом как выяснилось, что принц и в самом деле с обрыва того… и помер… так я подумал, что никому уж и неважно будет.

– Так и неважно было! – всплеснула руками она. – Сказал бы сразу, что обознался…

– Да не мог я! – в отчаянии простонал он, поднимая на девушку зареванные глаза. – Вы ж сами сказали – лучший конюший Нагорья… и его высочество к нам уж который раз на одном и том же жеребчике приезжал… не мог я спутать его с чужой-то лошадью.

– Но спутал?

– Да нет… – Шон посопел и, наконец, выпалил: – С пьяных глаз обознался, госпожа. Ну, вижу: как бы лошадь. Масть, вижу, вроде как серая в яблоках… Ну точь-в-точь как у его высочества. Вот я по пьяному делу возьми и ляпни, мол, – принц! Так ить господа-то неподалеку охотились, и его высочество с ими навроде как поутру выезжал. Я и подумал… И сказал Дики. А дальше ужо понеслось. И ведь спустились с обрыва – они и вправду лежат! Обое как есть мертвые! Мне и в голову не пришло – стало быть, принц и был.

– Та-ак, – протянула Нэрис, качая головой. – Ну, теперь понятно. А лорду Мак-Лайону зачем так врал упорно? Мол, «своими глазами», мол, «да не мог ошибиться».

– Дык… – ссутулился тот, боясь поднять на нее глаза, – тогда бы пришлось про пьянку рассказывать, дошло бы до хозяина, а уж он бы… Лорд Малькольм платит хорошо, но и требует. На службе чтоб ни-ни! Хоть у тя свадьба, хоть похороны – вот как всех в денник загнал, как ему доложился, что все ладно, тогда иди домой и пей, да только так, чтоб завтра был как слеза чистая. А кабы он узнал, что я, да с пьяных глаз, да еще до ночи Розалинду из загона упустил жеребую, убил бы на месте!

– Розалинду? А она-то тут при чем?! – захлопала глазами сбитая с толку девушка. – Так… Шон, хватит мямлить, рассказывай все подробно с самого начала! Хотя бы с того, где пил, с кем и как тебя это прямо на службе угораздило?

В общем, дело обстояло примерно таким образом: Шон, поместив днем лошадей в загон, как положено, оставил для присмотра за ними младшего конюшего и отлучился домой, в деревню, – на именины матери. Позже, после захода солнца, он в тот раз уйти из замка не мог: лорд Мак-Дональд назвал гостей, все, само собой, верхами, их лошадей следовало разместить, почистить, накормить, и это – не считая собственного табуна. Каждый слуга был на счету. А именины матушки – дело святое! Рассчитывая обернуться за пару часов, пока господа на охоте, а лошади – на выпасе, Шон отправился домой. Гостей, как и положено на деревенском празднике, собралось тьма-тьмущая, чуть не из соседних сел поприехали (понятное дело, и там родичей хватало). В общем, пока суд да дело, кто-то из дальних родственников (конюх, естественно, в упор не помнит – который именно) парня и упоил до зеленых соплей. То есть не совсем уж вусмерть – о деле Шон таки вспомнил, как темнеть начало, и на своих двоих в Тиорам вернуться успел, опередив хозяев. Так как конюх он был и вправду один из лучших, то лошадей в денники из загона ставил машинально, по многолетней привычке. Однако за одной – а точнее, за брюхатой арабской кобылой (светом очей лорда Малькольма) он все-таки не уследил. То ли зазевался, пока других выводил, а она и выскользнула, то ли просто-напросто забыл загородку запереть, в общем, недосчитался Розалинды под конец, и все дела!

Солнце давно село, должны были вернуться с охоты лорды; сир Малькольм по обыкновению должен был зайти перед ужином на конюшню, угостить любимицу сухарем. А любимицы-то и нету! Шон, представив, что его ждет, когда дорогой хозяин узнает, что его еще более дорогую лошадь его же пьяный старший конюх попросту прозевал, впал в трясучку и помчался за приятелем из числа солдат замкового гарнизона. Как бы ни был пьян, как бы ни боялся ярости хозяина, погибнуть в расцвете лет от ножа распоясавшихся разбойников ему тоже не улыбалось. В общем, приятель Дики участие проявил, посочувствовал и согласился помочь в поисках. Начали с окрестностей Тиорама, вокруг загона, надеясь, что жеребая кобыла не успела далеко уйти. Там-то, у ограды, они и увидели «принца» на его «жеребце, сером, в яблоках». Можно не напоминать, что был густой туман, к тому же окончательно стемнело. Так что бедовый конюший, невинная жертва пьющих родственников, не то что коня, он и руки-то собственные с трудом видел. Касательно друга Дики – тот в основном, как и рассказывал, «бдил по сторонам» и обернулся на всадника только после того, как Шон пихнул его локтем и указал пальцем… Что он там увидеть успел? Тем более что в лошадях действительно ни шиша не разбирался. Дальше все известно: они спустились посмотреть, нашли погибшего принца и его злополучного коня, переполошились, подняли на ноги весь замок, вернулись лорды, началась суматоха. О парне вспомнили только под утро, когда он уже проспался. Лорд ничего не узнал, а Шон, боясь потерять место, предпочел придерживаться первоначальной версии, тем более что он и сам был уверен (до сегодняшнего «допроса с пристрастием»), что мимо них тогда проскакал именно принц Патрик. Розалинда, кстати, через пару часов сама вернулась к загону, где ее и нашел истерзавшийся конюх.

Вот так. Все стало на свои места, все ясно… и ничего не понятно! Кроме одного – несчастный Шон тут совершенно ни в чем не виноват и врал только потому, что боялся гнева лорда Мак-Дональда, причем, буде он таки случился бы, вполне оправданного.