Джульет Марильер - Сын теней

В этот момент они подошли к входу в грот, где я сидела с раненым. Я встала, стараясь казаться как можно выше, пытаясь выглядеть спокойной и уверенной. Могла и не стараться. Глаза главаря пренебрежительно скользнули по мне и остановились на мужчине, лежавшем у моих ног. Я могла вообще здесь не стоять, он меня просто не заметил. Я наблюдала, как он подошел и потрогал лоб кузнеца рукой… рукой, от края рукава до кончиков пальцев разрисованной перьями, спиралями и

перекрещивающимися цепями, сложными и завораживающими, как старинная головоломка. Я подняла глаза, и какое-то время мы смотрели прямо друг на друга через тюфяк с больным. Я затаила дыхание. Я никогда раньше не видела подобных лиц, даже в самых удивительных своих снах. Это лицо было в своем роде произведением искусства. В нем были тьма и свет, ночь и день, наш мир и Иной. Слева — лицо юноши, с кожей, обветренной, но чистой, с серым, ясным глазом и с красиво очерченным ртом. А на правой стороне, начиная с невидимой середины лица, тянулись линии и изгибы, сплетающиеся в птичьи перья, словно маска хищной птицы. Орел? Беркут? Нет, подумала я, скорее — ворон, если судить по кругам вокруг глаза и намеку на клюв на крыле носа. Знак ворона. Если бы я не была так испугана, я бы рассмеялась от иронии всей ситуации. Узор спускался ему на шею и исчезал под воротником кожаной куртки и льняной рубашки под ней. Голова его была полностью выбрита, и череп был покрыт тем же рисунком. Получеловек, полуптица. Этот рисунок потребовал многодневного труда какого-нибудь великого мастера, и мне подумалось, что это было чрезвычайно больно. Что это за человек? Зачем ему понадобилось подобное украшение? Чтобы найти себя? Я открыто пялилась на него. Он, видимо, к этому уже привык. Я с трудом перевела взгляд туда, где в группе мужчин стояли Альбатрос, Пес и Змей. Все были одеты очень пестро, точно так, как описывал Эамон: тут перья, там клок шерсти, здесь цепи, куски кожи, ремни и пряжки, серебряные ошейники и браслеты — и бесконечная демонстрация мускулистой плоти всех оттенков. Мне несколько не к месту подумалось, что вряд ли это подходящее место для одинокой молодой женщины. Я почти слышала голос отца: "Ты что ни слова не слышала из того, что я говорил, Лиадан?"

Командир уже доставал из-за пояса нож. Это был острый нож, предназначенный для убийства.

— Давайте кончать с этим фарсом, — произнес он. — Вам с самого начала не стоило меня останавливать. От этого парня не будет больше проку. Он больше не может приносить пользу, ни здесь, ни где-либо еще. Вы только напрасно продлили его страдания.

Он слегка изменил положение, чтобы раненый не мог больше видеть его руки и покрепче перехватил нож. Остальные стояли вокруг и молчали. Никто не двинулся. Никто не произнес ни слова. Он поднял нож.

— Нет! — Я вытянула руку над тюфяком, закрывая шею раненого. — Вы не можете так поступить. Вы не можете просто… прикончить его, будто кролика, или овцу для жаркого. Он человек! Один из вас!

Командир слегка приподнял одну бровь. Линия его рта не изменилась. Глаза глядели холодно.

— Разве ты не сделала бы того же, если бы речь шла о твоей собаке, или соколе, или лошади, страдающей от неизлечимой раны? Ведь ты не хотела бы без причин длить их страдания?.. Хотя нет, я так полагаю, всегда под рукой оказывался мужчина и делал за тебя эту грязную работу. Что женщина может знать о подобных вещах? Убери руку.

— Не уберу, — ответила я, чувствуя, как во мне закипает гнев. — Ты говоришь, что от этого парня не будет больше проку так, будто он… какое-то орудие, или оружие. Ты говоришь, он не сможет приносить пользу. Для твоих целей — возможно, и так. Но он все еще жив. Он может полюбить женщину и родить ребенка. Он может смеяться, петь и рассказывать сказки. Он может наслаждаться плодами земли и кружкой доброго эля по вечерам. Он может наблюдать, как его сын растет и тоже становится кузнецом. Этот человек может жить. Будущее существует даже после… — я оглядела толпу мрачных мужчин вокруг себя, — даже после этого.

— Откуда ты знаешь о жизни? — без выражения спросил человек-ворон. — Из волшебных сказок? Мы живем по своим законам. У нас нет имен, нет прошлого, нет будущего. У нас есть задачи, мы выполняем их лучше всех. Для этого человека, как и для каждого из нас, вне всего этого жизни нет. И не может быть. Отойди от тюфяка.

Становилось все темнее, и кто-то зажег маленькую лампу. Безумные тени заплясали по изогнутым каменным стенам. Лицо командира таило угрозу столь же реальную, как нож в его руке. Я отчетливо понимала, какой ужас оно могло внушать врагам. В неверном свете свечи он и впрямь казался полувороном, чьи глаза опасно сверкали над завитками и спиралями тонко выполненного узора.

— Отойди, — повторил он.

— Не отойду, — ответила я.

И он поднял левую руку, словно желая ударить меня по лицу. Лишь могучим усилием воли мне удалось не отпрыгнуть. Я смотрела ему прямо в глаза и надеялась, что он не поймет, что внутри я вся дрожу от страха. Он тоже, не мигая, смотрел на меня своими светлыми глазами, а потом медленно опустил руку.

— Командир, — начал Альбатрос, слишком прямой, чтобы молчать.

— Придержи язык! Ты размяк, Альбатрос. Сначала умоляешь о двух днях пощады для парня, у которого явно никакой надежды, и который сам не захотел бы жить, даже если бы смог. Потом приводишь сюда эту сумасшедшую девицу. Где вы ее нашли? Язычок у нее острый, это бесспорно. Может, покончим уже с этим? У нас много работы.

Похоже, он надеялся, что я испугалась и буду молчать.

— У него есть шанс, — произнесла я, радуясь, что он передумал меня бить, поскольку голова у меня уже и так раскалывалась от предыдущего удара. — Небольшой, но вполне реальный. Руку он потеряет, тут я ничего поделать не смогу. Но я попытаюсь спасти его жизнь. Я не верю, что он хочет смерти. Он просил меня ему помочь. Позволь мне хотя бы попытаться.

— Почему?

— А почему нет?

— Потому что… проклятие, женщина, у меня нет ни времени, ни желания спорить с тобой! Я не знаю ни откуда ты пришла, ни куда шла, и мне совершенно не интересно ни то ни другое. Ты только мешаешь и создаешь неудобства. Здесь не место для женщин.

— Поверь мне, я здесь не по своей воле. Но теперь, раз уж твои люди притащили меня сюда, дай мне хотя бы попробовать. Я покажу тебе, на что способна. Семь-восемь дней… достаточно, чтобы как следует заняться этим человеком и дать ему достойный шанс. Вот все о чем я прошу.

Я увидела на лице Альбатроса явное удивление. И правда, теперь я полностью противоречила своим прежним словам. Возможно, я делала глупость. На лице у Пса расцветала надежда, остальные смотрели в стену, на руки, в пол, куда угодно, только не на своего вождя. Кто-то позади меня тоненько присвистнул, будто говоря: "Ну и ну!".