Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается

Картина, которая открылась перед ними прямо за оградой, заставила обеих широко разинуть рты. Заварушки в их местах не были редкостью, но чтобы трое здоровенных мужиков среди бела дня нападали на беззащитную старушку с явным намерением ее укокошить, а она еще и оказывала им сопротивление — такого они припомнить не могли. А увидели они собственно вот что.

Посреди улицы стояла старая телега, запряженная здоровенным тягачом — мощным ухоженным конем, явно попавшим под эту истершуюся от времени оглоблю из другого, богатого мира. Коня держала под уздцы круглолицая старуха с нехорошим взглядом близко посаженных глаз. И не просто держала, а не пускала вперед, хриплым голосом изрыгая проклятия, обращаясь к четырем мужчинам в телеге, вскочившим от такой наглости на ноги. Беззубый рот старухи не закрылся даже тогда, когда трое из четверых спрыгнули на снег и попытались силой оттащить ее в сторону. Что именно она им говорила, потрясая над головой клюкой, подруги не могли разобрать, но звучали ее слова не столько как ругань, сколько как заклинания сумасшедшей. Чуть поодаль впереди выжидательно гарцевали еще два вооруженных всадника, вероятно сопровождавших телегу и теперь не знавших, стоит ли вмешиваться в столь необычное противостояние.

— Да прибей ты ее наконец, Каур! — крикнул четвертый мужчина, остававшийся все время в телеге.

Дальнейшее произошло в одно мгновение, хотя наблюдавшим за этим подругам оно показалось чуть ли не вечностью.

Самый широкоплечий из трех, седой и бородатый верзила, выхватил из-за пояса увесистый топор и замахнулся. Старуха каким-то чудом умудрилась вскинуть свою клюку как щит и приготовилась отразить удар. Великан почему-то медлил, но тут его опередил второй из нападавших, помоложе первого и вооруженный коротким мечом. Он напал на старуху с другого бока, и ей пришлось уворачиваться. При этом Шелте и Мев показалось, будто топор седобородого умышленно промахнулся мимо жертвы и почти отбил лезвие меча. Вероятно, так получилось случайно, однако старухе даже это не помогло: меч задел ее руку под шубой, и рукав обагрился хлынувшей из раны кровью. Старуха подняла истошный крик и повалилась спиной на сугроб, все еще пытаясь отогнать нападавших здоровой рукой, в которой сжимала клюку. Всадники закружились на месте, сдерживая возбудившихся коней. В этот самый момент откуда ни возьмись на дерущихся, словно тени, налетели еще две но виду женские фигуры, правда, повели себя при этом совершенно не по-женски. Обе оказались вооружены длинными палками, вероятно, железными, поскольку при ударах о лезвия двух мечей и топора издавали характерные звенящие звуки. Они с такой яростью и с таким проворством обрушились на троих громил, что те сразу же забыли про раненую старуху и стали, как могли, защищаться, что оказалось посложнее, чем нападать. Странные женщины били сильно, двигались с неуловимой быстротой и, похоже, совершенно не боялись противников. Шелта первой заметила, как четвертый мужчина, остававшийся все это время в телеге, выпрямился и попытался попасть в спины женщинам тонкими дротиками, которые стал метать проворно и довольно умело, как ножи. Шелта предостерегающе крикнула на всякий случай, хотя женщинам ее помощь вряд ли была нужна: ни один из брошенных дротиков так и не достиг целей, которые ни на миг не оставались на месте. Зато ее крик напомнил женщинам о четвертом противнике, и одна из дерзких воительниц, отбившись от наседавшего на нее великана, бросила подругу и устремилась к телеге. Почувствовав неминуемую опасность, мужчина заорал, дернул свободные поводья, и конь побежал мимо дерущихся пока неторопливой рысцой, но уверенно набирая ход. Женщина попыталась заскочить на телегу, получила неожиданно сильный удар в грудь ногой и отлетела на снег.

— Каур! — завизжал возница. — Ко мне! Бросай их тут! Сами подохнут! Едем!

Драка прекратилась так же внезапно, как началась.

Мужчины, беспрекословно подчиняясь надрывному визгу, на ходу повскакивали в телегу, то и дело оглядываясь, не гонятся ли за ними отважные женщины. Но те уже сами потеряли к ним всякий интерес и склонились над безжизненным телом старухи.

Шелта и Мев, не сговариваясь, бросились им на помощь. Из соседних изб тоже стали выходить люди, так что в конце концов вокруг женщин образовалась небольшая толпа зевак.

— Несите ее к нам, — распорядилась Шелта, обнаружив из-за плеча одной из женщин, что храбрая старушка еще дышит. — Вон наш дом. Тут рукой подать.

— Есть широкая доска или какие-нибудь носилки? — На Шелту из-под вязаного капюшона смотрела совсем еще юная девушка. — У нее рука почти не держится…

С носилками помог расторопный сосед, который на пару с женой сам занимался врачеванием на всю ближайшую округу. Он опрометью убежал домой и вернулся не только с носилками, но и с мешком всяких снадобий. Правда, откровенно признался, что больше мастак по всяким слабительным да жаропонижающим, нежели по ранам от меча или топора. Женщины ничего ему на это не сказали, осторожно переложили старушку на носилки и сами вдвоем подняли их, велев Шелте показывать дорогу.

— Да вот наша калитка. Тут и идти никуда не надо.

Толпа осталась на улице и теперь неспешно расходилась. Старуху никто здесь не знал, драку почти никто увидеть не успел, так что особо судачить было не о чем. Женщины настояли на том, чтобы даже сосед-врачеватель не утруждал себя понапрасну, мол, они сами прекрасно справятся. Старушку переложили на стол в горнице, носилки вернули, а вот мешок со снадобьями покамест придержали. Мев обещала сразу же занести его обратно, когда он им больше не понадобится.

Заплакал разбуженный ребенок, и Шелта пошла его утешать, оставив женщин и подругу заниматься раненой.

Светловолосый мальчуган был вылитой копией отца. Не Хида, мужа Шелты, что незадолго до зимы погиб на подожженной дикарями заставе, а того, кого она имела неосторожность полюбить за безрассудную храбрость и доброту. Точнее, за голубые глаза, которые передались и сыну. Она и назвала его в честь отца — Локлан…

Когда она снова вышла из комнаты с малышом, заснувшим прямо у нее на груди, самая необходимая помощь старушке была оказана. Слегка очумевшая от увиденного, Мев водила смущенным взглядом по забрызганной кровью горнице, но обе женщины, одна из которых привязывала посиневшую руку к телу раненой, а вторая наскоро смывала с себя пригоршнями снега следы операции, работали слаженно и деловито.

— Простите, что все вам тут перепачкали, — сказала одна из них. — Вы очень нам помогли. Ей помогли. Сейчас мы ее заберем.

— Кто вы? — нашлась с вопросом Шелта. — Это было… это было поразительно…

— Меня зовут Т’амана, — не отрываясь от перевязки, бросила через плечо та, что выглядела постарше. — Защищать свою честь нас когда-то научили в Айтен’гарде.