Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается

В ближайшей кастрюле оказалась разваренная капуста с добавлением брюквы и чеснока. В другой, поменьше, остатки рагу, судя по запаху, из крольчатины. Из самой большой торчала длинная рукоятка, подсказывая, что сюда налит суп. Еще в одной была вязкая перловка. Выбор небогат, но с голоду не умрешь.

— Долго выбираешь, красавица, — заметила соседка справа, отправляя в рот внушительный кусок мяса и откусывая хлеб прямо от буханки. — Опаздывать не годится. А уж опаздывать и привереду из себя корчить вообще последнее дело. Правильно я рассуждаю, Аина?

Соседка слева никак ее не поддержала, потому что отвернулась и разговаривала сейчас с теми, кто сидел на той же лавке еще дальше от Пенни.

«Хлеба я сегодня вряд ли получу, — сообразила девочка. — А суп без хлеба — нет обеда». Она подвинула к себе кастрюлю с капустой, наложила от души, потянулась к рагу, но кастрюлю вырвали у нее прямо из-под носа, а когда вернули, рагу в ней было две ложки.

— Тут у нас так, — хмыкнула соседка, косясь на свою почти доверху заполненную крольчатиной миску. — Не успеешь — опоздаешь.

Пенни пожала плечами и стала есть, что досталось. Пока ела, поняла, насколько сильно проголодалась. Не успела наесться, как миска опустела.

— Да ты что все капусту да капусту берешь? — удивилась, наблюдая за ее действиями, женщина. — Кашки бы взяла, что ли.

— Я не голодная.

— Тогда на вот, хоть хлеба пожуй.

Хлеб был мятый, но пах замечательно. Действительно, с ним еда стала как-то веселее.

— Меня Веданой зовут.

Пенни даже ложку на полпути ко рту остановила.

— Ведана? Какое странное имя…

— Да уж какое получилось. — Женщина явно была довольна произведенным впечатлением. — Ты-то кто будешь? Из новых, что ль?

— Из новых. Пенни я.

— Ну, будем знакомы, Пенни.

— Я что-то упустила? — снова присоединилась к ним та, кого Ведана назвала Аиной.

— Нет. Я как раз рассказывала нашей новой сестренке о том, как громко ты храпишь по ночам, и потому у нас в Обители самая пустая изба.

— Перестань ты! — укоризненно покачала головой Аина. — Можно подумать, что не от твоего сна ставни хлопают на окнах.

— Очень смешно, — согласилась Ведана, хитро подмигивая Пенни, уже смекнувшей, что здесь такие перебранки — обязательный атрибут хорошего настроения и признак добродушия. — Положи-ка мне еще кашки.

— Еще кашки? Ты же мясо только что наворачивала!

— Какое мясо? Ах это! Сейчас исправим.

И Ведана в мгновение ока опустошила всю миску и повторила просьбу.

— Быстро вы, однако, — только и могла произнести Пенни.

— Быстро есть, говорят, вредно, — согласилась та, окуная ложку в перловку и с аппетитом помешивая. — А быстро есть много — полезно. Скажи, Аина?

— Тебе виднее, сестрица. Думаю, ты бы и медленно съесть много не отказалась.

— Что правда, то правда. Люблю я это дело. А ты, Пенни, что скажешь?

— Насчет чего?

— Ну не знаю. Как тебе у нас? Чем заниматься намерена? Откуда и зачем пожаловала? Повязка-то черная?

— Что?.. Ах эта, да, черная. Это плохо?

— Это очень даже хорошо, — вставила слово Аина. — Будешь теперь с нами.

— Как это с вами?

— А вот так это. — Ведана подула на ложку и отправила ее в рот. Прожевав, продолжила: — Много зим тому назад нам Кармита тоже черные ленты на шее завязывала. Помнишь, Аина?

— Как вчера.

— Я тогда полегче была. И постройнее. Старуха Кармита на меня явно глаз положила, когда мы у нее-то в комнате кренделя выписывали.

— Кто только на тебя глаз не клал, — не то согласилась, не то возразила Аина, а Пенни подумалось, что здесь, вероятно, все прошли через то, через что прошла она с подружками, а значит, по-своему все здесь равны.

Она лишь теперь присмотрелась к соседкам как следует. Ведана была широка в кости, светловолоса, с ясными голубыми глазами и правильными чертами совсем не старого еще лица. На вид ей было от силы зим тридцать. Как ни странно, она совершенно не выглядела толстой, а смутили Пенни поначалу ее пышные формы. Ну да ведь не всем же быть такими худышками, как она…

Аина, напротив, ничем выдающимся не отличалась, если не считать холеных рук с красивыми ногтями и нарочито замедленных движений, что, по мнению Пенни, свидетельствовало об относительно высоком происхождении соседки слева. Правда, уж если относительно нее самой, тогда любое происхождение вполне можно было считать высоким. А еще Аина то и дело щурилась, определенно испытывая трудности со зрением.

Словно уловив ее мысли, Ведана наклонилась поближе к девочке и поинтересовалась:

— Ты ведь не из здешних?

— В каком смысле?

— Ну, не из Малого Вайла’туна, да? Не из эделей?

— А это имеет значение?

— У нас тут все имеет значение, — хитро покосилась на нее Аина. — Но и на фолдитовскую дочку ты не слишком похожа.

— Хотя сильная, — добавила Ведана. — Видно, что трудиться умеешь. Это хорошо. В Обители не любят белоручек.

— Мы не любим, — уточнила Аина.

— А чем вы вообще тут занимаетесь? — не удержался на языке наивный вопрос, который донимал Пенни если не с детства, то с сегодняшнего утра.

Женщины переглянулись. Ответить сразу им помешало оживление, охватившее трапезную. Хотя Пенни с трудом представляла себе, что еще большее оживление, нежели царившее здесь до сих пор, вообще возможно.

По проходу между столами к выходу двигались друг за дружкой женщины разного возраста, роста и вида, но объединенные одной бросающейся в глаза чертой: все они были поразительно красивы. Пенни, вообще не привыкшей к скоплению людей, а тем более к такому количеству себе подобных, даже противно сделалось. И все же рот у нее непроизвольно открылся, глаза перестали моргать, а из всех недавних мыслей в голове осталась единственная: «Неужели я не сплю?»

Глядя на правильные лица с точеными чертами, роскошные волосы, статные фигуры с прямыми спинами и развернутыми плечами, гордые подбородки, длинные, сильные ноги, обтянутые вязаными штанами, заправленными в высокие сапожки, нарочито короткие шубки, так и распираемые изнутри легко угадываемыми достоинствами, — глядя на все это, Пенни ощутила невнятное беспокойство, нечто похожее на зависть и непреодолимое восхищение.

Когда женщины, а их было никак не менее двух дюжин, проходили мимо, она заметила среди них явно ошалевшую Олету и радостно помахала ей рукой. Олета сделала вид, будто ничего не видит. На фоне остальных она смотрелась неожиданно блекло.

Похоже, обе соседки Пенни прекрасно все знали и понимали. Во всяком случае охватившие ее чувства они прочли как по писаному, и Ведана не преминула высказаться:

— Не обращай внимания, сестренка. Они кажутся такими с непривычки. На них изводится столько краски, что ее хватило бы на все Стреляные стены, причем с обеих сторон.