Сильва Плэт - Сложенный веер

— Почему? — у Кира просто спрашивать самые неприятные вещи.

— Тогда аппанцы изобрели наконец ментошлем. До этого против хортуланцев делать было нечего всем вооруженным силам Конфедерации. Они же в Конфедерации до сих пор участвуют только номинально. Такое ощущение, что им все равно. Нужно благодарить всех богов, что они не такие злобные, как ситийцы: воюют, как от нечего делать, вяло и равнодушно. А арсенал непобедимый. Парализующие ментальные техники, ментальные техники, внушающие ужас, вызывающие потерю ориентации… Полный ассортимент магазинчика ужасов. В страшном сне никому не пожелаю увидеть хортуланский военный крейсер над поверхностью родной планеты.

— Ну, для тебя, как я понимаю, родная планета — понятие растяжимое.

— Скорее, недостижимое, — нерадостно шутит Кир. — Так вот, аппанцы изобрели ментошлем. А Хортулана, не ведая о возникших проблемах с «бандерлоги, подойдите ближе — мы слышим тебя, о Каа», ровно в этот момент решила оттяпать себе пару-тройку газовых месторождений на Хирундо.

Конфедерация решила раз и навсегда проучить зазнавшихся генетиков-психотерапевтов. Несколько десантных отрядов с Аппы бодренько высадились в самом центре джунглей, и под их убедительное соприсутствие конфедератам удалось заключить с императором несколько договоров, ставящих Хортулану в рамки более-менее цивилизованного поведения.

Это коснулось и генетических лагерей: все находившиеся в них… ну, я не знаю, как это назвать… экспонаты? результаты? заключенные? да неважно! — были розданы соответствующим планетам с целью натурализации и последующей счастливой жизни.

— Ну, а ты? — Кори интересно. Он и не представлял, что ему может быть так любопытно слушать о чьей-то чужой, никак не касающейся его жизни. Но разбираться в своих ощущениях некогда, хочется знать, что дальше расскажет Кир.

— А меня никто не взял. Ни Верия, ни Хоммутьяр. Отказались и те, и другие. Наверное, потому, что я был единственной антропоморфно-тентакльной модификацией.

— Какой-какой? — к ученым словам у Кори стойкий иммунитет. Он не способен запомнить ничего сложнее, чем «атмосфера».

— Человек с щупальцами. Первая часть вызывала ужас у Хоммутьяра, вторая — непреодолимое отвращение у верийцев. Короче, все разъехались, а я остался один — в клетке.

— Ну так уж и в клетке.

— Буквально, — с нажимом говорит Кир и смотрит ему в глаза. Кори хмурится: ему не нравится идея клетки.

— А как ты потом оттуда выбрался и оказался здесь?

— Чисто случайно. Мне помог один хортуланин.

— Расскажи.

— Пожалуйста… Я сидел, как ты уже знаешь, в самом шикарном зверинце, посреди джунглей. Туда часто наведывался Хорт, младший сын императора. Ему было скучновато, и он шлялся по лабораториям, наблюдал за опытами, в общем, не знал, куда себя деть.

— Зачем императорского сына загнали в зверинец?

— Ну, это сложная история с престолонаследием. На Хортулане трон достается из множества отпрысков императора не старшему, а тому, кто дает больше блутена, то есть по сути является лучшей дойной коровой. Здесь есть и генетический смысл — возможность передать эту достойную черту по наследству, и чисто коммерческий, и политический (с помощью высококачественного блутена императоры Хортуланы держат в повиновении своих подданных; как — позволь мне не рассказывать, уж больно противно). Судьба остальных детей императора весьма незавидна. Опять же не буду распространяться, чтобы не травмировать твою неокрепшую детскую психику.

Кори Хортулана нравится все меньше и меньше, поэтому он воздерживается от возмущенного фырканья. Ему нравится запросто беседовать с уверенным в себе взрослым, который прошел огонь, воду и медные трубы и совсем не кичится этим. Светлые, улыбчивые глаза полухоммутьяра-полуверийца ни разу не потемнели, линия подбородка не стала жестче, хотя воспоминания явно не из приятных. Кир продолжает:

— Короче, чтобы будущего Хорта Шестнадцатого раньше времени не вывели из игры родные братики и сестренки, его засунули от греха подальше — в самую сердцевину джунглей, где он генерировал свой блутен и знакомился с достижениями хортуланской генной инженерии на живых, так сказать, моделях. И вот как-то это чудо природы — представь, если сможешь, десятилетнего парня, который выглядит на когнатянские шесть или семь лет, расписанного всеми цветами радуги от ушей до пяток и ради пущей красы всего утыканного блестящими железячками, стразами, колокольчиками, даже на языке пара сережек, с трехсантиметровыми позолоченными ногтями, в которые, разумеется, тоже вставлены позвякивающие колокольчики, сверху — халат, который мало что закрывает, на ногах…

Кори сползает по креслу:

— Кир, я тебя умоляю! ТАК — не бывает. Ни один уважающий себя мужчина даже в десятилетнем возрасте не позволит над собой так измываться!

Кир улыбается одними глазами:

— Позволь тебе напомнить, что на Земле, Верии и еще паре десятков планет Конфедерации считают, что ни один уважающий себя мужик не наденет черную развевающуюся хламиду и не станет отращивать волосы до ниже попы.

— Все равно жуть! — не унимается Кори.

Кир резко серьезнеет:

— Знаешь, полбеды, если бы внешность хортуланцев была их самым отвратительным свойством. Так вот, однажды, прогуливаясь между рядами клеток, заполненных самыми диковинными генными модификациями во Вселенной, наследный император пожевывал рожок со сладкими ягодами. Они абсолютно не брезгливы, эти хортуланцы. Увидь ты половину того, что там его окружало, ты не смог бы есть неделю. И вот он не спеша, вальяжно, подбирается к моей клеточке и устанавливается за решеткой. Грызет свой рожок и задумчиво на меня смотрит: еще бы! Занимательное зрелище: получеловек, полуосьминог.

— Ты так хорошо все это помнишь? — сомневается Кори.

— Читай классификатор, двоечник. Хоммутьяры ничего не забывают. Я работал с землянами в экспедиции. У них есть поговорка: «Слоны помнят все». То же у хоммутьяров. Я же унаследовал не только щупальца. Чаю еще хочешь?

Кори мотает головой:

— Не вставай.

Сам бы он ни за какие коврижки не выполз сейчас из-под уютного пледа и не отошел дальше трех шагов от камина.

Кир усмехается:

— Нет проблем. Зажмурься, если не хочешь смотреть.

Но Кори не жмурится, а, наоборот, с любопытством наблюдает, как зеленовато-серый кожистый жгут, сужающийся на конце, выбрасывается из рукава пушистого свитера, дотягивается до чайника и, аккуратно балансируя, тащит его на столик между двумя креслами. В сполохах каминного пламени щупальце кажется блестящим, как хорошо обработанная кожа, из которой на Аккалабате делают дамские перчатки. Кори дожидается, пока горячий чайник окажется на столе, и, не удержавшись от желания пофорсить, ускоряет внутреннее время, молниеносно вытягивает руку и перехватывает щупальце чуть выше… запястья?