Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ландесфюрст

Шлоссер указал на высокие ворота, от них к дворцу ведет широкая, выложенная булыжником дорога. Двое стражей, что сидят на лавочке, охраняя символический вход, вскочили, ухватились за копья.

— Стой, — крикнул один сонным голосом, — кто идет?

— Хозяева, — ответил я властно. — Передай быстро королю, что прибыл сам лично Ричард. Тот самый! Все понял?

Он пролепетал, глядя на меня снизу вверх вытаращенными глазами:

— Да… понял…

— Быстро! — прорычал я.

Он едва не запутался в собственных ногах, вломился в ворота вперед головой, чуть не снес их как обезумевший лось, даже створки закачались, а второй вытянулся с таким рвением, будто старался перерваться, как амеба при делении.

— Ваша… — пролепетал он, — ваше… э-э-э…

Я отмахнулся:

— Не старайся. Молчи и сопи в две дырочки. Или у тебя их четыре?

Рейнграф Чарльз предложил со всей любезностью:

— Могу сделать ему и шесть.

Я покачал головой.

— Ладно уж, потерпим. Кейдан не мог знать, что прибудем именно в этот день и в это время.

Стражник еще не успел добежать до дворца, но оттуда из окон нас уже рассмотрели, началась суматоха, со мной большой отряд, что в состоянии смять любую оборону и захватить дворец, вырезав одних и полонив других.

Первыми выбежали и выстроились вдоль широкой дороги к дворцу пышно одетые гвардейцы. Хватило их только до половины, а со мной людей втрое больше. Не говоря уже о том, что у меня рыцари, а один рыцарь стоит пятерых даже хорошо обученных воинов.

Мелькнула соблазнительная мысль послать всю эту стальную лавину вперед, перебить все, что противится, и тем самым решить застаревшую проблему.

— Идут, — сказал сэр Чарльз с веселым оживлением. — Это и есть Его Величество Кейдан?

Из дворца все выплескивается и выплескивается пестрый поток, растекается по широкой, выложенной белым мрамором площадке.

К нам поспешили двое вельмож, лица недружелюбно-холодные, один просто смотрит ничего не выражающими глазами, а второй произнес церемонно:

— Его Величество король Сен-Мари, герцогства Брабант и герцогства Ундерленды изволит дать вам аудиенцию.

Турнедские лорды поглядывают на меня в недоумении, но молчат, лица строгие и высокопарные, а сэр Шлоссер громко буркнул:

— Ну хоть не ударил…

— И то хорошо, — согласился я весело. — Форма не важна, сэр Шлоссер!

Он буркнул мне в спину:

— Ну да, не важна… А как же тогда…

Но я уже пустил Зайчика в распахнутые для нас ворота. Рейнграф Чарльз прокричал нечто властное, слов я не расслышал, но понятно, что со мной поедут только трое-четверо из высших лордов, так принято.

Зайчик ступает по дорожке королевского сада важно и гордо, а бедный Бобик вынужден тащиться вместе с моими лордами, я предупредил строго, что или пойдет сзади, или вообще не беру в этот сад.

Гвардейцы при моем приближении явно хотели взять на караул: я внушаю, однако строгий приказ заставил их окаменеть и только провожать нас взглядами.

Кейдан ждет чуточку впереди пестрой толпы вельмож, одет торжественно, золотая цепь на груди с драгоценными камнями, камзол из пурпура, на голове золотая корона с нужным количеством зубчиков и обязательными арками. Такие же красные штаны, даже сапоги в масть, разве что ближе к багровости.

Высок, за это время малость похудел, что ему на пользу, смотрит надменно и вызывающе, но оба знаем, кто из нас ху, так что я соскочил с коня, сделал три шага вперед и вежливо поклонился, ничуть не чувствуя себя ущемленным, но стальграф и рейнграф недовольно заворчали вслед за сэром Шлоссером.

— Ваше Величество, — произнес я.

Он поморщился, это он должен был сказать «ваша светлость» после того, как я постою застывшим в поклоне, глаза его сверкнули неудовольствием вельможного человека, обратился к стоящему рядом епископу:

— Спросите этого человека, что его привело к королю Сен-Мари?

Епископ сошел на одну ступеньку, лицо рыхлое, старое, с отвисающими щеками, как у породистой собаки.

— Его Величество изволит поинтересоваться, — произнес он скрипучим голосом, — что вас привело к нему и о чем хотите просить?

Я ответил вежливо, даже поклонился, голова не отвалится:

— Передайте, что мы хотим предложить Его Величеству со всем уважением и почтением… убраться из Сен-Мари. Я не указываю, куда убраться, умные люди понимают с полуслова, а вежливые люди не употребляют таких слов при дамах.

Епископ вздрогнул и, не поворачиваясь к королю, сказал с возмущением:

— Сэр Ричард! Ваши слова возмутительны!

— Разве? — спросил я. — На месте короля я бы уже застрелился. Или закололся. Да хоть зарубился! Как можно торчать в этой дыре… довольно прекрасной, не спорю… и не попытаться отвоевать трон? И в этой благородной попытке, которую точно воспоют барды, красиво пасть в бою? Мы с удовольствием поможем!

Епископ не отыскал что ответить, повернулся к Кейдану. Тот смотрит ненавидяще, я ответил наглым взглядом.

— И все-таки, — сказал он резко, — это я король Сен-Мари!.. А вы — захватчик!

— Уже нет, — ответил я. — Давно уже сен-маринец.

— Что? — перепросил он. — Тогда почему вы не преклоняете передо мной колено? Я король!

— Вы король, — согласился я и постарался, чтобы в моем голосе звучала необходимая доля почтительности. — Однако я не приносил вам оммаж, а без этой клятвы верности и послушания я не имею права преклонять колено.

Его лицо искривилось в злой гримасе.

— И что вам мешает принести мне клятву верности сейчас?

— Увы, — сказал я, — Ваше Величество. Период вашего правления отмечен всплеском коррупции, расточительства, казнокрадства, упадка нравов, пренебрежения всеми слоями общества своими обязанностями. Это не только мое мнение, но и всей прогрессивной общественности северных регионов, что явилась вместе со мной и пришла в ужас от здешних нравов и нравиков.

— Вы вторглись непрошеными, — заявил он, — вы напали на мирное королевство!

— Ваше Величество, — сказал я, — когда-то границы считались священными и суверенными, и никто не смел их нарушать. Даже слово такое было: «суверенитет». В добрые старые времена. А нарушивший суверенные границы объявлялся захватчиком. Однако повышенный интерес к правам маленького человека привел к пересмотру базовых ценностей мирового права. Мы не могли смотреть, как в вашем королевстве грубо попирается законность, свобода выборов, подавляется инакомыслие, а граждане лишены права высказывать свое неотъемлемое мнение о животрепещущих вопросах политического устройства общества, экологии, потепления, его будущего и ясных перспектив на счастье для всех и каждого!

Он смотрел, набычившись, давно потеряв смысл в этом наборе красивых слов, в глазах вопрос: что мне потребовалось на самом деле? А епископ проговорил просительно: