Бай Айран - Всадники Ветра

— Сделайте хоть шаг ко мне навстречу, и вас ждет аналогичная судьба, — предупредила я и, не оглядываясь, поспешила прочь от ненавистного вида смерти. Меня знобило.

Лицо мертвого Крюка возвращалось ко мне и возвращалось, теребя и без того кровоточащую душу, а черная морда Алди усиливала отрицательное впечатление этой стычки. Теперь не находилось причин быть неуверенной в своих волках, которые с легкостью отдадут за меня свои жизни. Я благодарно погладила волка по голове, все еще не чувствуя собственных рук и ног, двигаясь просто по привычке.

Дневной жар уже не тревожил, ведь холод пустил свои корни внутри, а этот досадливый дискомфорт просто смехотворен в сравнении с тем, что творилось сейчас в моей голове. Я категорически отказала себе в просьбе поговорить с Роупом. Еще не время, убеждала я себя, хотя моя душа требовала человеческого участия. Нилли тревожно смотрела на меня, бегущая впереди и высматривавшая дорогу, а однообразный пейзаж заставил заскучать.

Мимо мелькали деревья и кусты, с каждым пройденным длинным переходом они становились все гуще, пряча нас в своей спасительной тени. Я предположила, что мы до сих пор на территории Дейста, хотя полной уверенности в этом не нашлось. Ведь в единении с волками я проходила гораздо больший путь, чем смогла бы себе позволить в одиночестве. Вот теперь, когда мой взгляд блуждал по кронам тянувшихся ввысь дубов, я мечтала навсегда остаться с Нилли и Алди.

Когда над нами сгустились сумерки, я только и думала о привале. Ноги неприятно зудели от долгой и монотонной ходьбы, желудок отчаянно требовал пищи, а пересохшее горло выпрашивало хоть глоток воды. Я осторожно смочила пересохшие губы, языком пробуя живительную влагу. Я экономила свои запасы воды, ведь кроме реки нам пока не встретился ни один источник, пригодный для того, чтобы наполнить мех. Я проклинала свою недальновидность, но тяжесть заплечной сумки к концу дня разубедила в том, что одного меха мало.

Волки отправились на охоту, а я ходила неподалеку от полянки, которую мы выбрали для ночлега, и разыскивала топливо для костра. Сухих веток тут нашлось в достатке, поэтому совсем скоро огонек ловко занялся на их поверхности. Я сразу же расстелила на земле толстое шерстяное одеяло неподалеку от пяточка света, ведь темнота уже сковала лес в свои жуткие объятия. Вытащив из сумки нагретый солнцем хлеб, чуть подтаявший сыр и добрый кусок холодного мяса, я жадно набросилась на еду. Эта простая пища всегда мне нравилась больше изысканных деликатесов, которые подавали на стол королевской семье. С приятной тяжестью в желудке я растянулась на одеяле, тут же боком ощутив камень, и уставилась в ночное небо. Взгляд блуждал от одной яркой точки к другой, а пальцы ловко вытаскивали из-под одеяла неприятную бугристость.

Ниллица появилась в отсветах от костра первой, слишком довольная и счастливая. Она улеглась на землю неподалеку, от нее доносился запах сырого мяса, хотя на морде не обнаружилось и капельки крови. Алди лег возле меня, любезно предоставив свой пушистый бок для моего удобства. Я с радостью облокотилась на него и блаженно вздохнула, привыкая к ароматам костра, волков и леса. Приятная волна накрыла с ног до головы, и я плавно погрузилась в сон.

Меня разбудили тревожные звуки, но открыв глаза и резко сев, я убедилась в своей ошибке. В кронах деревьев над нашими головами просто проснулись птицы и распевали свои незатейливые куплеты. Поднявшись на ноги, я неодобрительно оглядела свои грязные штаны и решила переодеться. Порыскав немного по ближайшей роще, я нашла небольшой ручеек, где смогла освежиться и надеть чистую смену белья. Наполнив мех водой, я вернулась к нашему маленькому лагерю. Волки до сих пор устало спали.

Я заботливо пригладила вздыбленную шерсть на лбу у Алди, ощущая себя такой счастливой, что даже осколки ребер в пустоте моей груди не казались таким ужасным явлением. С волками я знала, что жива, что они никогда меня не предадут. С каким-то тяжелым одиночеством я потянулась к Роупу. Ошибка.

Парнишка перебирал пальцами свою черную веревку и что-то воодушевленно рассказывал какой-то миловидной девушке, державшей на коленях огромного Езкура. Счастливое щебетанье Роупа навело на мысль, что парень влюблен.

— Но почему я не почувствовала? — нахмурилась девушка. — Да и вообще никто этого не понял, кроме тебя?

Синие глаза Роупа заговорщически засверкали, даже побои сейчас не могли скрыть его торжество.

— Наверное, она выбрала меня! — в его глоссе прозвучало что-то большее, чем гордость.

Девушка расхохоталась, да так звонко, что я сама невольно улыбнулась. Что-то в чертах ее лица чудилось мне знакомым.

— Да, наверное, ты хвастунишка, Роуп! — сквозь приступ смеха, выдавила она.

— Я не придумывал, — огрызнулся парень. — И это не твое дело, Лимма!

— Да что ты! — но девушка старалась улыбаться не так открыто.

Роуп понурил голову, светлые локоны разметались в разные стороны, а длинные пальцы переплелись на столе. Он продолжал разглядывать свою веревку. Та вдруг неожиданно пошевелилась и потянулась к его руке. Обвив его рукав, веревка точно утонула в ткани рубашки, но я все равно продолжала ее видеть.

— Скучаешь по нему?

— Конечно, — признался парень, все еще не сводя взгляда с черной веревки.

Девушка протянула к нему свою руку и доверительно положила ее на пальцы Роупа. Теперь я не сомневалась, что это влюбленная пара.

— Он скоро вернется, — попыталась она его утешить.

— Ты не понимаешь, Лимма, это так мучительно, — простонал Роуп и неосознанно потянулся ко мне.

Парень встрепенулся, ощутив мое близкое присутствие, и бросил мимолетный взгляд в угол, где я обычно появлялась. Его удивленное лицо сказало, что он меня заметил.

— Лимма, тебе не пора к Тхину? — натянуто поинтересовался Роуп, заметно напрягшись.

— С каких пор ты выгоняешь меня? — вознегодовала девушкам, приставая, кот с недовольным ворчанием спрыгнул с ее колен.

— Что ты! — поспешил исправиться Роуп. — Просто я поинтересовался, как твой…

— Хватит, — оборвала она и обиженно хлопнула дверью.

Роуп тяжело вздохнул и повернулся ко мне, но глаза его выражали радость и торжество.

— Ты пришла! — воскликнул он, как будто это могло оказаться не правдой.

— Да, прости, что пришлось обидеть твою возлюбленную…

Меня прервал смех Роупа. Заливистый звук прокатился по комнате, и я вспомнила о голосе парнишки, похожий на голос менестреля.

— Лимма, конечно, хороша собой, — он слегка порозовел, — но она моя сестра. — Смущение относилось к его гордости за родную кровь. — Последнее время мы с ней не очень много общались, поэтому она так обиделась, — оправдался Роуп.