Руслан Мельников - Голем. Пленник реторты

— А конкретные примеры, святой отец?

— Пожалуйста. Самый наглядный пример — голем.

— Голем?!

Дипольд непонимающе воззрился на магистра.

— Насколько я могу судить по краткому анализу изъятых книг Лебиуса и подробнейшим отчетам наших чтецов, механические воины Оберландмарки представляют собой противоестественный сплав мертвого металла и живой плоти. То есть уже не совсем живой. Живой не в привычном нашему пониманию смысле, но передающей мертвой механике жизненную силу человека, которому прежде принадлежала эта плоть. Один из основных и непреложных законов некромантии, являющейся, кстати, основополагающей частью многих темных искусств, гласит…

Геберхольд наморщил лоб, припоминая. Видимо — дословно:

— Живое, умершее однажды, нельзя заставить жить заново. Нельзя оживить и то, что мертво изначально. Нельзя — без жертвы. Но с сакральной жертвой это возможно. Так вот, именно такой жертвой, а заодно и частью голема, становятся специально отобранные Лебиусом люди, прежде отнимавшие чужие жизни и не успевшие еще утратить vis vitalis, обретенную и приумноженную во время совершенных убийств. Люди, полные жизненной силы, замешенной на многих смертях. Ибо только она, сила эта, способна вдохнуть жизнь в монстра, созданного из холодного металла. Только она может дать первотолчок мертвой механике.

— А я-то полагал, что голема поднимает магия, — задумчиво произнес Дипольд.

— Магия сама по себе не всесильна, ваше высочество, — назидательно сказал Геберхольд. — Магия не создает что-то из ничего. Но она способна многократно усиливать уже имеющиеся свойства и ускорять идущие процессы. Магия также может частично изменять внутреннюю суть вещества или субстанции и смешивать воедино несоединимое и несовместимое. Но все же она вторична. В случае с големами первична человеческая vis vitalis.

— Итак, один человек, убивая другого, обретает и некоторое время носит в себе его волю к жизни… его жизненную силу, — подытожил Дипольд. — И от того сам становятся сильнее, не подозревая даже о своем истинном могуществе. Опытный же магиер умеет направить силу убийцы туда, куда пожелает. Лебиус использует ее для создания големов. По крайней мере, и для этого тоже…

— Правильно, — кивнул инквизитор. — Для Лебиуса представляют интерес те, кто запятнал себя чужой кровью. И чем больше — тем лучше. При этом нет особой разницы, совершено ли убийство лично или с помощью посредников, во имя великой цели или ради удовлетворения мелких интересов и амбиций, в порыве благородной ярости или по тайному, тщательно продуманному замыслу, из страсти или от глупости… Любой человек, чей жизненный путь неоднократно прерывал прочие, имеет шанс оказаться в магилабор-зале Марагалиуса и обратиться в голема. Любой, ваше высочество…

— Душегубы-разбойники? — начал перечислять Дипольд. — Палачи? Наемные убийцы? Мародеры, творящие бесчинства над беззащитными? Прославленные рыцари и простые солдаты, убивающие врага на поле брани?..

— А также их синьоры-воители, посылающие на гибель других и чужими руками отнимающие чужие жизни, — добавил магистр. — В этом случае жизненная сила, высвобожденная смертью, распределяется между непосредственным исполнителем убийства и косвенным его вершителем.

— Погодите-ка, святой отец! — вскинулся Дипольд. — Но ведь далеко не каждый станет убивать себе подобного. Тем более в таких количествах, чтобы вобрать в себя достаточно этой самой вашей силы жизни, взметанной на крови. Достаточно для оживления голема, я имею в виду.

— Да, это так, — кивнул Геберхольд. — Не каждый человек — убийца. И не в каждом убийце достанет силы поднять голема. Для этого убить нужно не один раз и не два… Или придется использовать vis vitalis не одного и не двух убийц, что весьма хлопотно и нерационально.

— А в Оберландмарке, насколько мне известно, разбойничьих шаек нет. Душегубство, не оправданное волей маркграфа, там пресекается на корню. У Чернокнижника всегда хватало власти, чтобы поддерживать в своей вотчине должный порядок.

— И это верно, — вновь согласился инквизитор.

— Мародеров и наемных убийц в Верхних Землях тоже никогда не водилось. И палачей у змеиного графа не могло быть слишком много. А синьор, имеющий право казнить и миловать, объявлять войну и заключать мир, там лишь один — сам Альфред Оберландский.

На этот раз магистр кивнул молча. Выцветшие глаза инквизитора выжидающе смотрели на Дипольда.

— Но тогда откуда же Лебиус взял в Оберландмарке убийц, несущих в себе необходимое количество жизненной силы? Где он нашел людей, годных для сакральной жертвы и запуска колдовской механики? Неужели ради создания големов змеиный граф по наущению прагсбуржца пускал под магиерский нож собственных солдат и рыцарей, участвовавших в битвах и проливавших за Альфреда кровь — свою и чужую?

— Если бы возникла такая необходимость — пустил бы, — уверенно ответил инквизитор. — Но в этом не было нужды. Вспомните, сколько беглых преступников со всей империи искало убежища и покровительства в Верхней Марке. Кроме того, подходящий материал для мастераторий Лебиуса специально выращивается в темницах маркграфского замка. Рассказывая о своих злоключениях в оберландском плену, вы ведь сами упомянули и об отборе смертью. Несколько узников содержатся в общей камере, как пауки в закрытом кувшине. Задача — выжить одному. Выжить любой ценой, любым способом. И прежде всего — путем убийств прочих сокамерников. Выживший — самый злейший, сильнейший, выносливейший и хитрейший — вбирает в себя vis vitalis убитых и отправляется в мастераторию. А оттуда выходит уже големом.

Так вот оно что! Да, следует признать, теория Геберхольда не лишена логики и многое объясняет. Многое, но не все.

— Что ж, — устало вымолвил Дипольд. Затянувшаяся беседа уже начинала его утомлять, а между тем самого главного, важного самого, он до сих пор не услышал. — Ваши доводы и аргументы весьма мудры и чрезвычайно занимательны, святой отец, но я по-прежнему не могу взять в толк, какое отношение все это имеет ко мне?

— Вы — один из них, — ответил магистр кротко и коротко.

И — непонятно.

— Один из кого? — тряхнул головой Дипольд.

— Из тех, кто интересует Лебиуса в первую… в наипервейшую очередь. Вы участвовали во многих битвах и турнирах, вы убивали сами и бросали в бой отряды верных вассалов. И…

Геберхольд на миг отвел глаза.

— И?

— И сейчас именно вы, ваше высочество, более, чем кто-либо другой, предрасположены к дальнейшим убийствам в еще больших масштабах.

— Предрасположен? — нахмурился Дипольд. — Это еще почему?

— Такова ваша прирожденная натура. И таковы сложившиеся вокруг вас обстоятельства. Вы ищете славы, вы пылаете жаждой мести и вы не всегда способны сдерживать себя.