Патрик Ротфусс - Страх Мудреца

В середине Имре мы пересекли огромный двор из булыжника и прошли мимо центрального фонтана со статуями сатиров, гоняющихся за нимфами.

Брызги воды плескались и разлетались на ветру, когда мы встали в очередь, ведущую в Эолиан.

Когда мы достигли двери, я удивился, что Деоча там не было.

На его месте был низкий хмурый мужчина с толстой шеей.

Он вытянул руку.

- Джот за вход, юный сэр.

- Простите, - я подвинул ремень футляра лютни в сторону и показал

ему небольшой значок с серебряными трубами, приколотый к моему плащу.

Я указал на Вила, Сима и Мане.

- Они со мной.

Он подозрительно прищурился на трубы.

- Вы выглядите очень юным, - сказал он, возвращая взгляд к моему лицу.

- Я и есть очень юный, - сказал я просто.

- Это часть моего очарования.

- Очень юный для этих труб, - пояснил он с довольно вежливым осуждением.

Я помедлил.

Я выглядел старше своего возраста, то есть на несколько лет больше, чем мои пятнадцать.

Насколько я знал, я был самым молодым музыкантом в Эолиане.

Обычно это было мне на пользу, так как придавало новизны.

Но сейчас...

Прежде чем я придумал ответ, из очереди за нашими спинами раздался голос.

- Это не подделка, Кетт. - Высокая женщина с футляром для скрипки кивнула в мою сторону.

- Он получил эти трубы, пока тебя не было.

Он заслужил их.

- Спасибо, Мари, - сказал я, когда швейцар пропустил нас внутрь.

Наша четверка нашла столик около задней стены с хорошим видом на сцену.

Я вгляделся в лица вокруг и подавил привычное разочарование, когда не увидел среди них лицо Денны.

- Что это такое было у двери? - спросил Мане, оглядываясь по сторонам, рассматривая сцену и высокий сводчатый потолок.

- Люди платят, чтобы попасть сюда?

Я взглянул на него.

- Ты студент уже тридцать лет, но ни разу не был в Эолиане?

- Ну, понимаешь. - Он сделал неопределенный жест.

- Я был занят.

Я не часто бываю на этом берегу реки.

Сим рассмеялся, присаживаясь.

- Позволь мне объяснить тебе это так, чтобы ты понял, Мане.

Если бы для музыки был Университет, он был бы здесь, а Квоут был бы абсолютно оперившимся арканистом.

- Плохое сравнение, - сказал Вил.

- Это музыкальный двор, а Квоут один из мелких дворян.

Мы пользуемся его покровительством.

Вот почему мы так долго терпим его компанию.

- Целый джот, чтобы попасть внутрь? - спросил Мане.

Я кивнул.

Мане проворчал что-то неопределенное, по оглядывался по сторонам и разглядывал хорошо одетых дворян, расхаживающих по балкону над нами.

- Ну, тогда, - сказал он.

- Полагаю, я узнал что-то новое сегодня.

Эолиан только начал заполняться, поэтому мы убивали время, играя в уголки.

Это была дружеская игра, драб за партию, два за шулерство, но с моей бедностью любые ставки были высоки.

К счастью, Мане играл с отточеностью часового механизма: ни неверных ходов, ни диких поднятий ставок, ни интуитивных решений.

Симмон купил первую партию напитков, а Мане вторую.

К тому времени, когда огни Эолиана погасли, мы с Мане отыграли десять партий,, во многом благодаря склонности Симмона c энтузиазмом перебивать ставки.

Я со злорадным удовлетворением убрал в карман один медный джот.

Один и четыре таланта.

Пожилой мужчина выходил на сцену.

После краткого представления Станчионом он сыграл душераздирающе красивую версию «Последних Дней Таетна» на мандолине.

Его пальцы двигались по струнам легко, быстро и уверенно.

Но его голос...

Большинство вещей угасают с годами.

Наши руки и спины деревенеют.

Наши глаза тускнеют.

Кожа грубеет, и красота теряется.

Единственное исключение - голос.

Если о нем правильно заботиться, то голос только становится слаще с годами и при постоянном использовании.

Его голос был, как сладкое медовое вино.

Он закончил песню под сердечные аплодисменты, и через секунду включился свет, а комната заполнилась разговорами.

- Между выступлениями есть перерывы, - пояснил я Мане.

- Чтобы народ мог поговорить, размять ноги и сходить за напитками.

Но если заговорить во время чьего-то выступления, не помогут даже Тейлу и все его ангелы. - Мане обиженно фыркнул.

- Не переживай, что я опозорю тебя.

Я не полный варвар.

- Просто по-честному предупреждаю, - сказал я.

- Ты рассказываешь мне, что опасно в

Артефактной.

А я рассказываю, что опасно здесь.

- Его лютня была другой, - сказал Вилем.

- Она звучала, не как твоя.

И была меньше.

Я сдержал улыбку и решил не раздувать из этого проблему.

- Такие лютни называются мандолинами, - сказал я.

- Ты же сыграешь, не так ли? - спросил Симмон, ерзая на своем сидении, как неугомонный щенок.

- Тебе стоит сыграть ту песенку, что ты написал про Амброза. - Он промурлыкал мелодию, а потом напел:

«Мул может читать и магии обучаться, Ведь в отличие от юного Роза он осел лишь наполовину.»

Мане захихикал в кружку.

Вилем скорчил редкую улыбку.

- Нет, - сказал я твердо.

- Я закончил с Аброзом.

Мы квиты, насколько я

знаю.

- Конечно, - сказал Вил невозмутимо.

- Я серьезно, - сказал я.

- От этого нет никакой пользы.

Все эти взаимные выпады только раздражают магистров.

- Раздражают это еще мягко сказано, - сухо заметил Мане.

- Я бы не совсем так выразился.

- Ты должен ему, - сказал Сим, его глаза сверкали гневом.

- Кроме того, тебя не лишат членства в Аркануме просто за песню.

- Нет, - сказал Мане.

- Они просто поднимут плату за обучение.

- Что? - сказал Симмон.

- Они не могут сделать такое.

Плата за обучение основывается на интервью допуска.

Мане фыркнул, на что эхом отозвалась его кружка, и сделал еще один глоток.

- Интервью - только часть игры.

Если ты можешь себе позволить платить, они выжмут из тебя побольше.

То же самое, если ты устраиваешь им проблемы, - он серьезно поглядел на меня.

- В этот раз у тебя и то, и другое.

Сколько

раз за последний семестр ты попадал на рога?

- Дважды, - признал я.

- Но во второй раз это была не моя вина на самом деле.

- Разумеется, - Мане пристально посмотрел на меня. - И поэтому они связали тебя и исхлестали до крови, да?

Потому что ты был не виноват?

Я неловко поерзал на стуле, чувствуя полузажившие шрамы вдоль спины.

- Большая часть была не моей виной, - поправил я.

Мане пожал плечами на это.

- Вина не играет роли.

Дерево не создает грозу, но любой дурак знает, куда ударит молния. Вилем серьезно кивнул.

- У нас говорят: самый длинный гвоздь забивают первым, - он нахмурился.

- На Сиару это звучит лучше.

Сим выглядел озадаченно.

- Но интервью для допуска все равно определяет львиную долю платы, разве нет? - судя по его тону, я догадался, что Сим даже не думал о личном отношении или политике, вмешивающимся в уравнение.