Патрик Ротфусс - Страх Мудреца

- По большей части, - согласился Мане.

- Но мастера сами выбирают вопросы, и каждый может сказать, что думает, - он начал отсчитывать на

пальцах.

- Хемме плевать на тебя, и он может стерпеть недовольство весом в два раза больше него.

Ты почти сразу не понравился Лоррену и умудрился остаться в его черном списке.

Ты нарушитель спокойствия.

Ты пропустил почти целый оборот занятий в конце прошлого семестра.

Без какого-либо предупреждения или объяснения, - он посмотрел на меня важно.

Я опустил глаза, прекрасно осознавая, что несколько занятий я пропустил из-за обучения в Артефактной у самого Мане.

Через мгновение Мане пожал плечами и продолжил.

- И потом, в этот раз они будут экзаменовать тебя как Ре'лара.

Плата становится выше с повышением ранга.

Вот почему я остаюсь в Э'лирах так долго. - Он сурово посмотрел на меня.

- Лучшее предположение?

Ты счастливчик, если пройдешь меньше, чем за десять талентов.

- Десять талентов, - Сим вдохнул сквозь зубы и покачал головой с состраданием.

- Хорошо, что ты так разбогател.

- Не настолько я разбогател, - сказал я.

- Как так? - спросил Сим.

- Магистры оштрафовали Амброза почти на двадцать талантов, когда он сломал твою лютню.

Куда ты потратил все эти деньги?

Я посмотрел вниз и легонько толкнул ногой футляр с лютней.

- Ты потратил их на новую лютню? - спросил Симмон с ужасом.

- Двадцать талентов?

Ты знаешь, что можно купить на эти деньги?

- Лютня? - спросил Вилем.

- Я даже не знал, что можно потратить столько на инструмент, - сказал Симмон.

- Можно потратить куда больше, - сказал Мане.

- Они, как лошади. Это несколько запнуло разговор.

Вил и Сим с непониманием уставились на него.

Я рассмеялся.

- На самом деле, это хорошее сравнение.

Мане кивнул с мудрым видом.

- Существует широкий диапазон цен на лошадей, понимаете.

Можно купить старую больную клячу меньше, чем за талент.

Или величавого Ваулдера за сорок.

- Вряд ли, - хмыкнул Вил.

- Не настоящего Ваулдера.

Мане улыбнулся.

- Вот именно.

Какую бы сумму, как вы слышали, не потратил кто-то на лошадь, такую же вы легко можете спустить на хорошую арфу или скрипку.

Симмон выглядел шокированным.

- Но мой отец однажды потратил двести пятьдесят на рослого Кэпкена, - сказал он

Я наклонился и указал пальцем.

- Вон тот блондин, его мандолина стоит в два раза дороже.

- Но, - сказал Симмон.

- Но лошади имеют породу.

Ты можешь вывести лошадь и продать ее.

- У той мандолины тоже есть порода, - сказал я.

- Ее сделал сам Антрессор.

Ей уже сто пятьдесят лет.

Я наблюдал, как Сим впитывал эту информацию, оглядывая все инструменты в помещении.

- Все равно, - сказал Сим.

- Двадцать талентов, - он покачал головой.

- Почему ты не подождал, чтобы купить ее после допуска?

Ты мог бы потратить все, что осталось, на лютню.

- Она нужна была мне, чтобы играть у Анкера, - пояснил я.

- Мне дают бесплатно комнату, как их домашнему музыканту.

Если я не играю, я не могу оставаться там.

Это было правдой, но не всей.

Анкер дал бы мне послабление, объясни я свою ситуацию.

Но реши я подождать, мне пришлось бы провести почти два оборота без лютни.

Это было бы словно потерять зуб или конечность.

Словно провести два оборота с зашитым ртом.

Это было немыслимо.

- И я не все потратил на лютню, - сказал я.

- У меня были и другие нужды. Например, я отдал долг гаэлету, у которого занимал деньги.

На это ушло шесть талентов, но освободиться от долга Деви было как снять груз с моей груди.

Правда, теперь я ощущал, что этот груз возвращается ко мне.

Если предположение Мане было верно хотя бы наполовину, дела мои шли еще хуже, чем я полагал.

К счастью, свет потускнел и помещение затихло, благодаря чему я не должен был больше объясняться.

Мы взглянули на сцену, когда Станчион вывел Мари.

Он болтал с теми, кто сидел поближе,

пока она настраивала скрипку, а люди в помещении усаживались.

Мне нравилась Мари.

Она была выше большинства мужчин, гордая, как кошка, и говорила как минимум на четырех языках.

Многие из музыкантов в Имре старались, как могли, подражая последней моде, надеясь походить на элиту, но Мари носила дорожную одежду.

Штаны, в которых можно проработать весь день, и ботинки, в которых можно пройти двадцать миль.

Не то чтобы она носила домотканную одежду, нет.

Она просто относилась равнодушно к моде и мишуре.

Ее одежда определенно была подогнана под нее, обтягивающая и идущая ей.

Сегодня вечером она была одета в бордовый и коричневый, цвета ее покровительницы, Леди Джейл.

Мы все вчетвером уставились на сцену.

- Признаю, - сказал тихо Вилем, - что я размышлял о Мари немало.

Мане тихо хихикнул.

- Это целых полторы женщины, - сказал он.

- Что значит, что она в пять раз больше женщина, чем те, с которыми вы знаете, что делать, - раньше такое утверждение могло спровоцировать у троих из нас протест.

Но Мане сказал это без намека на

колкость в голосе, поэтому мы приняли это спокойно.

Особенно, что это, возможно, было правдой.

- Не для меня, - сказал Симмон.

- Она всегда выглядит так, будто готова биться с кем-то.

Или спуститься и объездить дикую лошадь.

- Это точно. - Мане снова захихикал.

- Живи мы в другом веке, вокруг такой женщины построили бы храм.

Мы затихли, когда Мари закончила настройку скрипки и начала играть сладкую мелодию, медленную и мягкую, как нежный весенний бриз.

Хотя я не успел сказать ему, Симмон был больше, чем прав.

Однажды, в «Кремне и Чертополохе» я видел, как Марин ударила мужчину в шею, за то что он назвал ее «той языкастой сукой-скрипачкой». Она била его, когда он упал, тоже.

Но только один раз, и не туда, где он мог бы получить травму.

Мари продолжала свою игру, медленная, сладкая мелодия постепенно возвышалась, пока не понеслась резче.

Под такую мелодию решишься танцевать, только если у тебя на редкость быстрые ноги, или ты исключительно пьян.

Она продолжала наращивать темп, пока он не достиг такой быстроты, танцевать под который нельзя было и мечтать.

Теперь это не походило на бег трусцой.

Это было похоже на стремительный бег наперегонки.

Я дивился, как чисто и четко она играла, несмотря на лихорадочный ритм.

Быстрее.

Быстрая, как олень преследуемый дикой собакой.

Я начал нервничать, зная, что рано или поздно она ошибется или сфальшивит.

Но, каким-то образом, она продолжала, каждая нота была идеальна, острая, сильная и сладкая.

Ее мелькающие пальцы высоко изгибались над струнами.

Запястье руки со смычком болталось легко и лениво несмотря на ужасную скорость.

Все равно быстрее.