Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди

Однажды Георгий Иванович спас восьмилетнего Митю от двоих пьяных лоботрясов, пожелавших отобрать у того деньги, выданные матерью на покупку хлеба. Он просто подошел, встал рядом с мальчиком, положив ему на плечо руку, и посмотрел на оболтусов как-то так, что они развернулись и убрались восвояси.

Митя тогда ему даже спасибо не сказал, слишком уж был напуган, а когда опомнился — священник был уже в конце улицы.

В тот день Митя впервые поспорил о отцом, когда тот в очередной раз назвал Георгия Ивановича бездельником и сволочью, получил от отца увесистую затрещину и пошел спать довольным, как будто отблагодарил священника, заступившись за него так же, как и тот за него, пусть он о том и не знал.

Когда началась война Георгий Иванович одним из первых пошел в военкомат. Он записался добровольцем в пехоту и было так странно видеть его одетым в защитную форму и с винтовкой за плечом…

Георгий Иванович наверное поверил бы Мите, решись он рассказать о том, что случилось с ним в замке, а больше никто не поверит, никто во всем Советском Союзе, даже пытаться не стоит! Митя бы сам не поверил, расскажи ему кто-нибудь такую чушь.

Отец говорил, что в попы идут те, кому лень на заводе работать, и кто предпочитает кормиться за счет полоумных старух, Митя всегда думал, что так оно и есть, ведь слова отца звучали так правильно и логично. А теперь он вдруг подумал, что Георгий Иванович наверное и правда верил в то, что Бог есть. По настоящему верил! И может быть, даже это знал?.. И может быть, не просто так махал он кадилом в маленькой церкви, не потому, что был бездельником и сволочью, может быть, он спасал их город от нечисти? От злобных тварей с рубиновыми глазами, жрущих людей?

Был бы здесь сейчас Георгий Иванович, не были бы страшны никакие вампиры! Но его нет. Может быть, вообще уже нет на свете. А если так, то он должно быть у Бога, всевидящего, всезнающего.

Митя прижал к груди серебряную палку, посмотрел в потолок и прошептал:

— Георгий Иванович, то есть отец Григорий… Если вы и правда там, помогите мне, пожалуйста, ладно?

Ему самому было странно произносить подобные слова, они звучали как-то смешно и совсем не так, как надо бы! Но Митя не знал, как надо! Совсем не знал. Он помнил, что молитва должна начинаться словами: «Боже, еси на небеси», но, наверное, этого было недостаточно, чтобы обратить на себя внимание неведомого грозного Бога, который представлялся не иначе, чем одетым в хитон лохматым Громовержцем на троне, что изображен в учебнике то ли по истории, то ли по литературе. Ну станет ли такой обращать на него внимание после жалкого «еси на небеси»? А Георгий Иванович — Митя был уверен в этом — если сможет, поможет непременно, смог бы только.

Митя вышел в сад через ту самую дверь с прогнившим засовом, в которую прошлой ночью они с Мойше влетели, едва не сбив с петель, спасаясь от вампира (который, впрочем, похоже, их не преследовал). Было уже совсем темно, только на западе, над самыми верхушками деревьев небо было все еще темно-синим, что указывало на то, что ночь едва только началась и рассвет нескоро. Хорошо еще, что на дворе конец июня, и ночи короткие, была бы зима, совсем туго пришлось бы.

Отойти от калитки и углубиться в сад было равносильно подвигу, Митя топтался на месте, поглядывая то вправо, то влево, от страха все внутри его сжалось, как сильно закрученная пружина и подлая мысль бросить все и бежать в укрытие все сильнее и сильнее звучала в воспаленном мозгу. Митя вспомнил о Тане, порывисто вздохнул и, стараясь не шуметь, отправился по шелковой, мягкой траве, прекрасно заглушающей шаги… куда-то.

В обычном саду не бывает так тихо, даже ночью — стрекочут какие-нибудь цикады, соловьи поют, совы ухают, да мало ли ночных тварей! А в этом саду было так тихо, что Митя подумал бы, что внезапно оглох, если бы не слышал своих шагов, своего дыхания… Впрочем, может быть поэтому он так издалека услышал голоса.

Говорила какая-то женщина и… и…

Митя замер, боясь дышать, потом все-таки пошел дальше. С каждым шагом страх отступал, сменялся непонятной эйфорией, странной бесшабашностью, кружащей голову радостью… предвкушением! Не таясь он вышел на тропинку, откуда увидел одну из расставленных по саду скамеек — может быть даже ту самую, на которой прошлой ночью вампир съел Мари-Луиз, — на скамейке сидела молодая темноволосая женщина, она приветливо улыбнулась, глядя на вышедшего из чащи мальчика, и махнула ему рукой, иди, мол, сюда, не бойся.

Рядом с женщиной, теряясь в складках ее пышного платья сидел мальчик, Митя сразу узнал его, это было один из драчунов, маленький чех Милош. Он тоже улыбался и тоже звал Митю.

— Зачем тебе палка? — удивленно и обижено спросила женщина, и Митя вдруг подумал, что она чем-то похожа на его маму — милая, нежная, со светлой улыбкой.

— Неужели ты хочешь нас обидеть?

— Нет, — сказал Митя хрипло, но палка почему-то словно приросла к его пальцам, никак не хотела падать на землю.

— Ну иди же сюда, садись рядом с нами! — попросила женщина, ее голос был по прежнему нежен, но чувствовалось в нем какое-то нетерпение, — Только брось, наконец, эту палку! Или ты драчун?!

— Нет, — снова сказал Митя.

Он пребывал в растерянности. Он чувствовал странность происходящего, и в то же время невыносимо хотел бросить палку, сесть на скамейку рядом с этой милой тетенькой, так похожей на маму… маму…

Да нет же, это и есть мама!

Это же мама!!!

— Мамочка! — выдохнул Митя.

Мама улыбнулась, она распахнула ему объятия, и Митя, всхлипнув, бросил палку, кинулся было к ней… Но тут как будто тяжелая рука легла ему на плечо, придавила к земле, не позволяя сделать ни шага, мешая упасть в объятия гневно оскалившейся упырицы с глазами горящими как раскаленные уголья.

Темноволосая красавица, которая почему-то казалась Мите похожей на маму, вскочила вдруг и с нечеловеческой быстротой отпрянула от лавочки. Зашипев от ярости, она выставила вперед тонкую руку, как будто защищаясь. Она не хотела уходить, бросать уже выпитую почти, но еще не до конца жертву, маленького мальчика, который лишенный чар, побледнел, закатил глаза и шлепнулся со скамейки на землю. Она держалась сколько могла, но рука ее задрожала, и она отдернула ее, и отступила, прошипев:

— Проклятый священник!

И вдруг исчезла, унеслась прочь туманным облаком.

А Митя все стоял и стоял, хотя ничто уже не давило его к земле, наверное, он простоял был так до рассвета — с остекленевшими глазами и разинутым ртом, пока его не нашли бы немцы, если бы вдруг кто-то не пихнул его сзади в спину.

— Ты что здесь делаешь? — услышал Митя шепот Мойше, — Ты что, с ума сошел?!

Митя молчал, потому что в голове его царил плотный молочный туман… Туман без конца и края.