Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди

— А к чему я все это начала рассказывать?

— Вы упомянули о варварском обращении немецких ученых с телами детей…

— Да! Именно. И не только с детьми — вот недавно граф засосал одну женщину, жившую в замке. Она их главному ученому приходилась какой-то родственницей, а граф наш, похоже, влюбился. Хотя я не понимаю, что он нашел в Лизелотте. Она такая скучная.

Гарри обернулся и с ужасом воззрился на Джеймса.

Но на лице англичанина застыло невозмутимо-приветливое выражение.

А вампирша продолжала щебетать:

— Он даже не позволяет нам видеться с нею. Когда он привел меня к Марии, он сказал ей: вот тебе сестра и подруга, чтобы не было скучно. И Магду он тоже представил мне — новой подругой, хотя никакая она мне не подруга. А Лизелотту он для себя создал. Раньше все три наших гроба стояли в одной часовне. А теперь, после того, как он велел нам переместить гробы, пришлось поставить их в разных ответвленьях коридора. По два. Мы с Марией, а граф — с Лизелоттой. Для нее он добыл гроб, выкинув кости мужа Марии. Мария очень огорчилась. Она мужа любила. Но я понимаю графа. Без гроба нельзя, а эти немцы — они почему-то хоронят своих мертвецов без гробов. И режут их! Это так гадко! Их главный доктор режет всех мертвых, которые ему попадаются. И чуть было не разрезал Лизелотту, хотя она его родственница. К тому же она вообще не была мертвой. Граф думал, что они обрядят ее и положат в гроб, и тогда он ее заберет. А старик собрался ее резать! Вот графу и пришлось добывать для нее гроб и одежду. С одеждой — все проще, в этом замке много закрытых комнат, где хранится красивая одежда, — Рита тронула кружево, окутывающее ее плечи, любовно провела ладонью по гладкому розовому атласу юбки. — Но вот гробы — это проблема. Особенно — теперь, когда нас становится больше. Тот красавчик, которого Лизелотта засосала и сделала вампиром — он вообще зарывается в землю! Вынул плиту из пола возле ее гроба, зарывается на этом месте в землю, и так спит.

— Так вас стало больше? — тихо спросил Джеймс.

— Да. Раньше нас было трое. Теперь — пятеро. Граф сделал вампиром Лизелотту. Не понимаю, что он в ней нашел. Она блеклая. Я бы поняла, если бы он сделал своей любовницей Магду. Она красавица. Но Лизелотта… Граф обращается с ней, как с птенцом, сам водит ее на охоту. И все ей прощает. Даже то, за что убил бы даже меня. Он допустил, что Лизелотта создала собственного птенца! Такого красавчика! А раньше граф запрещал, говорил, что в гнезде не должно быть столько мужчин. Но в крайнем случае — старший, Хозяин, мог бы сделать себе помощника. Если бы таково было его решение. Помощники Мастеру могут понадобиться только в какой-то населенной местности, в большом городе. Но этот красавчик вовсе графу ни в чем не помогает и даже не подчиняется. По закону — граф должен был бы его убить. Я думаю, граф убьет его в конце концов. Когда наконец примет решение — помогать этим немцам или не помогать.

— Помогать в чем?

— Они приехали сюда, потому что знали, что мы — здесь, а они хотели научиться делать вампиров. Они ведут войну где-то на Востоке. Так вот для этой войны они хотят создать своих вампиров. И послать их воевать. Глупые. Они не понимают, что вампиры никогда не подчиняются людям и не станут участвовать в людских войнах! У нас свои заботы. А подчиняемся мы только тому, кто нас создал.

— Кому же? — насторожился Джеймс.

— Каждый вампир подчиняется только своему Мастеру. Или еще говорят — Хозяину. То есть тому, кто его создал. Кто пробудил его во тьме и дал ему жизнь вечную. Забавно, что у каждого Хозяина тоже есть свой Хозяин… Кто-то, кто его создал! Забавно, правда? Интересно, а кто был самый-самый первый Хозяин?

— Если честно, синьорина Бочелли, то мне и думать не хочется о том, кто был самый первый Хозяин. Так что с немцами?

— Граф, наверное, хочет их как-то обмануть. Я не знаю. Он мне ничего не говорит. Он вообще мало говорит с нами с тех пор, как появилась Лизелотта. А мне иногда так хочется поговорить с кем-нибудь! Но я ему больше не интересна. А ведь когда-то он любил меня. Так давно, что даже я об этом почти забыла, — в черных глазах Риты сверкнул мрачный огонь, но она тут же кокетливо улыбнулась Джеймсу. — Вы чудесный собеседник, лорд Годальминг. Я сожалею о том, что так дурно поступила с вами. Но клянусь — больше этого не повторится. По крайней мере — без вашего желания. И я постараюсь все-таки вас защитить. Надеюсь, вы не скоро нас покинете? И, может быть, вам что-то нужно? Еда, вода? Я могу все вам принести. А от кого вы прячетесь? От немцев или от нас? Если от нас — то это глупо: от нас не спрячешься. А если от немцев — то они вас здесь точно не найдут, они в подземелья не суются: боятся!

Джеймс кивал Рите все с той же любезной улыбкой, словно приклеившейся к его лицу. Но глаза у него были холодные и пустые.

— Синьорина Бочелли, с этой женщиной, Лизелоттой, был мальчик?

— Откуда вы знаете? — удивилась Рита.

— Предположил. Ему сейчас лет двенадцать-тринадцать, да?

— Да. Он очень славный. Носит огромный крест на серебряной цепочке, но абсолютно не верит в то, что крест может его защитить. Мы ведь чувствуем такие вещи. Граф запретил нам его трогать. Полагаю, будет ждать, пока Лизелотта не утратит окончательно все человеческие привязанности. Ах, как бы мне хотелось поговорить с ней! И с тем красавчиком, который спит в земле! Мне так скучно… С Марией мы давно обо всем переговорили… Да она и не очень-то любила болтать. А я — люблю. То есть, мы друг с другом можем общаться и без слов. Но от этого как-то еще скучнее. Потому что видишь все образы, которые видит собеседник. И разговор происходит в десять раз быстрее! Я думала, что из Магды получится новая подружка. Но она знать меня не хочет. Ей только Конрад нужен. Она даже к графу холодна.

Рита вдруг замерла — с полуоткрытым ртом, словно хотела сказать еще что-то. Прислушалась. Гарри тоже прислушался — но ничего не услышал. Но Рита явно что-то слышала.

— Извините, меня зовут, мне придется уйти. А жаль. Спасибо за интересную беседу. Мне было очень приятно с вами познакомиться, лорд Годальминг. Еще раз простите за случившееся… Я скоро снова вас навещу. Как только смогу.

Легким розовым облачком Рита выскользнула в темноту дверного проема.

Воцарилась тишина.

Джеймс молчал, глядя перед собой пустыми глазами.

Наконец, Гарри решился нарушить молчание:

— Джеймс, я так сожалею о случившемся с вашей… Вашей возлюбленной.

— Да, — глухо ответил Джеймс. — Все повторяется. Знаете, что сказал Абрахам Стокер моему отцу в ту ночь, когда они убили мисс Люси? «Вы сейчас в горьких водах, дитя мое, но уже завтра, Бог даст, пройдете их и отопьете от вод сладких». И, знаете ли, моему отцу эти слова дали надежду… Ложную надежду. Он уже никогда не познал сладости. А я… Я всю жизнь брел в водах горьких. Но сейчас они сомкнулись над моей головой.