Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди

— Я люблю тебя, — прошептала Гели.

— Я знаю.

— А почему ты не светишься? Лизелотта светилась…

— Я не хотел пугать тебя.

Гели вдруг сделалось смешно.

— Значит, вы можете отключать подсветку, да?

— Что-то вроде того…

Они свернули в другой коридор, в конце которого, видимо, находился источник света, потому что тьма перестала быть такой уж непроглядной, и постепенно проступили контуры лица Конрада, и они становились все четче, и Гели бездумно любовалась его плакатной красотой. А потом Конрад поднялся по лестнице и вынес ее в ярко освещенный коридор, понес по лестницам. Опять тот же путь, что и прошлым вечером, только в обратном направлении. Тогда он нес ее вниз. Теперь несет вверх.

Думала ли она, что Конрад будет носить ее на руках? Мечтать — да, мечтала. Но на самом деле — даже не надеялась.

— Сейчас ночь? — спросила Гели.

— Ночь.

— Я потеряла счет времени.

— Ты провела в подземелье много часов. День прошел.

— Как пусто в замке. А где все?

— Ушли. Только мы с тобой остались. И еще все те, кто в подземелье. Но тебе не следует их бояться, они не тронут тебя. Я сказал им, что ты — моя.

Гели охватило ликование.

Конрад сказал это! Он сказал: «ты моя»! За это и умереть не жалко.

— Ты долго искал меня там?

— Нет. Я знал, где ты. Я слышал стук твоего сердца и звук твоего дыхания. Мы все это слышим.

— Значит, все вампиры знали, что я там лежу?

— Да. Но я же сказал им, что ты — моя.

Конрад принес ее в роскошно обставленную комнату и усадил на кровать. Сел рядом и с улыбкой посмотрел на Гели. Она робко улыбнулась в ответ.

В открытое окно ночь дышала ароматами сада, и какая-то птичка сонно попискивала в кронах деревьев. Жаль, что не соловей. Было бы красиво: ночь, запах цветов и зелени, роскошная комната, широкое ложе, герой и героиня, влюбленные друг в друга.

Только вот героиня — голодная, грязная, замерзшая, да и еще и простудилась, похоже. В носу жгло, в горле першило, глаза слезились. Очень не вовремя!

Все-таки какое она нелепое существо, огорчилась Гели. Никак у нее не получается, чтобы все красиво, как в романах. То Конрад к ней не чувствует симпатии и даже роняет ее в тачку с навозом… То Конрад расположен к романтике, но Магда приходит в самый неподходящий момент… Или у самой Гели начинается совсем неромантичный насморк.

— Ты очень замерзла, — Конрад осторожно взял ее руку в свою холодную ладонь. — Боюсь, ты заболеешь. Это моя вина. Я не подумал… Надо было сразу забрать тебя оттуда, как только я проснулся. Но ты так крепко спала и я решил тебя не тревожить, чтобы ты отдохнула от всех переживаний. А я бы пока тут все приготовил.

Гели в ответ хлюпнула носом и отважно заявила:

— Ничего, Конрад, это все чепуха. Главное — мы с тобой… мы наконец поняли…

— Да. Мы наконец поняли. Я был глуп. Я не видел, где настоящая любовь, — с чарующей улыбкой ответил Конрад, и голос его звучал глубоко и бархатно, лился ласкающей волной. — Я благословляю свою смерть за то, что смог увидеть суть вещей, заглянуть в мысли тех, кто окружает меня, постигнуть их чувства. Это один из даров, которые дает мое темное бессмертие. Но как же я сожалею о том, что все это не пришло ко мне при жизни! Когда у меня было будущее, когда я еще мог… А теперь — я все потерял. И будущее мое лежит бесконечной дорогой во тьме.

— Нет, Конрад, не говори так! — Гели порывисто подалась к нему и обняла. — Все еще может случиться… Главное — ты жив! Хоть как-то, да жив! И если ты обо мне говоришь… В общем, я у тебя есть вне зависимости от твоего состояния. Я твоя. Навсегда. Сделай меня такой, как ты! Мы будем вместе вечно!

— Нет, Гели. Нет. Это единственное, чего я не сделаю ни за что: не дам тебе вечной жизни. Не погублю твою чистую душу. Ведь я погублен, Гели. Погублен навеки.

— Любимый мой, любимый, не надо! Ты не погублен, Господь простит тебя, ведь он зрит в душах, и… И он видит, какой ты на самом деле хороший, благородный, только заблудший! А заблудшие овцы Господу даже дороже обыкновенных. Я не очень много об этом знаю, только то, что мне рассказывала бабушка, а это было давно… Но я хочу быть с тобой, Конрад. Если это означает погибель — пусть так. Только не прогоняй меня. Лучше погибнуть с тобой, чем жить без тебя.

— Бедная моя девочка… Добрая, чистая девочка, — Конрад прижал ее к себе и гладил по волосам. — Я не смогу дать тебе бессмертие еще и потому, что у меня есть Хозяин, у всех нас, и он запрещает нам одаривать других бессмертием, он убьет нас с тобой за это, или убьет только тебя, чтобы наказать меня, и тогда я просто выйду на солнце, лучше сгореть…

У Гели по щекам текли слезы, она вся дрожала, прижимаясь к холодной груди своего возлюбленного, она умирала от жалости к Конраду и от счастья, абсолютного, сияющего счастья! Но тут у нее так громко забурчало в пустом желудке, что все величие момента было разрушено, а Конрад прервал свои патетические излияния.

— Прости, Конрад, — пролепетала Гели, в отчаянии стукая себя кулачком по животу.

— Это ты меня прости. Я не так давно ушел в сумрачный мир, но уже забыл, что у живых есть свои нужды. Правда, я все-таки помню, что девушки любят купаться. Я согрел воду и приготовил тебе ванну. Вон за той дверью ванная комната. Это, видимо, была спальня хозяев, и ванная тоже роскошная, только водопровода нормального здесь нет, пришлось таскать воду ведрами.

— Ох, Конрад… Это же тяжело! — ужаснулась Гели.

— Я бы даже в живом состоянии от этого не устал. А одно и преимуществ моего нынешнего состояния — у меня гораздо больше сил и выносливости. Иди, пока вода не остыла, погрейся. А я пойду поищу что-нибудь съестное для тебя.

Гели смущенно улыбнулась. Как он мил! Трудно даже поверить в такое преображение! Видимо, вампиризм пошел Конраду на пользу.

Ей действительно хотелось в ванную. И страшно хотелось есть.

Ванная комната оказалась роскошной. Правда, мозаика на стенах частично осыпалась, а все зеркала потускнели и среди них ни одного целого не осталось, все были покрыты паутиной трещин (Конрад разбил? Вампиры ведь боятся зеркал…), но зато сама ванна была сделана в виде огромной раковины из фарфора, с золотой кромкой, и покоилась на четырех бронзовых дельфинах. Никогда Гели не приходилось еще принимать ванну в такой обстановке! А на широкой мраморной полке выстроились флакончики с контрабандными французскими лосьонами и жидким мылом, и все это пахло жасмином, и лежали стопкой чистые льняные полотенца. Гели опустилась в воду — порядком остывшую, но все равно теплую, с наслаждением намылила волосы и тело, взбила на голове целый айсберг пышной пены, потом погрузилась под воду, потом еще раз намылилась… Разбитые коленки и ладони пощипывало, и ранку на шее тоже. Но как же блаженно было ощущение чистоты!