Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди

Когда-то, когда она была еще жива, больше всего на свете Лизелотта хотелось стать сильной. По-настоящему сильной. Чтобы ее уже никто не мог бы обидеть, а даже напротив: чтобы она могла отомстить всем, всем… Еще ей хотелось, чтобы о ней кто-то заботился, как о ребенке. Как о маленьком, беззащитном ребенке. И еще — переложить заботы о Михеле со своих плеч на чьи-нибудь еще. Да, ей хотелось стать сильной, ей хотелось найти покровителя, ей хотелось избавиться от забот — и все для того, чтобы наконец-то обрести свободу и покой! Она никогда не знала покоя и свободы… И всегда мечтала о них.

Теперь все сбылось. Она стала сильной и больше никто не представлял опасности для нее, зато она была опасна для всех! Милый Раду заботился о ней именно так, как ей когда-то хотелось. И заботы о Михеле как-то сами собой снялись с нее.

Но вот покоя она так и не обрела. Наоборот: теперь ее существование стало еще тревожнее, чем тогда, когда в груди у нее билось живое сердце! Теперь ей почему-то казалось, что быть жертвой — легче, чем быть палачом.

В самом начале своего призрачного существования, в эйфории от собственной чудесной силы, в упоении новизной, Лизелотта радовалась каждому убийству, каждой капле крови, выпитой у этих солдат! Тогда ей казалось, что она — это уже больше не она, а какая-то другая женщина: сильная, отважная, безжалостная, беспечная, прекрасная…

Прошло немного времени и эйфория схлынула.

И теперь Лизелотта понимала, что она — это по-прежнему она. Всего лишь она, Лизелотта Гисслер, по мужу — Фишер. И никому она не отомстила. Убила нескольких солдат — ну, и что с того? Некоторые из них были плохими людьми, некоторые — очень плохими. Но никто из них не был виновен в несчастьях, постигших Лизелотту и ее близких. Никто конкретно — и все вместе! Но отомстить всем — нельзя. Потому что, когда убиваешь одного, другого, третьего, — всем остальным это в лучшем случае безразлично. А в худшем — они позлорадствуют. Или просто порадуются, что несчастье постигло не их, что они — уцелели. Кажется, она хотела отомстить Конраду… За что? За тех людей, которых он расстрелял в гетто? Но ведь он в гетто никогда не служил. Это был единичный случай… И в глубине души эти люди были безразличны Лизелотте. Ей было жаль их всех… Но «все» — это слишком расплывчато. На самом деле в Конраде она ненавидела не конкретного человека, а символ. Воплощение своей слабости и своих несчастий. Воплощение той силы, которая раздавила ее семью, убила Аарона и Эстер. Но Конрад на самом-то деле не был этой силой. Он был всего лишь человеком. А силе отомстить нельзя. И даже Конраду она не отомстила: она дала ему вечную жизнь и возможность воплощать все худшее, что только было в нем! Конрад радуется, когда приходит время охоты. Конрад торжествует, когда прокусывает артерию — и когда чувствует последнее содрогание. А она…

Она устала от этого! Она снова устала! И она не свободна, она совсем не свободна!

Лизелотта всхлипнула от жалости к себе. Но слез не было. И откуда им взяться: ведь она опять голодна! А плачут вампиры кровью… Да и то — только тогда, когда есть избыток этой самой крови.

Лизелотта уперлась ладонями в крышку гроба и отбросила ее.

Медленно поднялась.

Конрад уже вылез из своей ямы и сидел возле стены: неподвижный, как сфинкс, и такой же загадочный. Сегодня он был еще сильнее измазан землей, чем обычно, а глаза его казались совершенно красными!

— Он здесь, — произнес он вслух, хотя обычно вампиры общаются между собой безмолвно, образами, а не словами. — Он в замке! Прячется, как крыса в подземелье. Хотя как раз крысы-то в наших подземельях не прячутся.

— Кто? — удивилась Лизелотта, пытаясь, как обычно, проникнуть в сознание Конрада и просто понять, о ком он говорит.

Но ей это не удалось. Последнее время Конрад каким-то образом умудрялся закрывать свое сознание от нее — и, по-видимому, от других вампиров тоже. Раду был этим очень недоволен и снова заговорил о том, что в семействе должен быть только один мужчина — и подчиненные его власти женщины, потому что другой мужчина вряд ли согласится долго терпеть над собою власть, он попытается захватить ее, мужчины более склонны к борьбе и властвованию, чем послушные и кроткие женщины. Раду намекал, что убьет Конрада, если хотя бы заподозрит в непослушании! Но Лизелотте теперь это было совершенно все равно.

— Он в замке. Магда знала об этом давно. Рита тоже. Они попробовали его крови!

— Кто — он? О ком ты говоришь, Конрад?

— О том, кого ты любила, когда была юной. Я узнал это, когда попробовал твоей крови! — прошептал Конрад, глядя ей в глаза завораживающим взглядом.

Если бы она все еще была человеком, этот взгляд просто парализовал бы ее, лишил способности мыслить и чувствовать. Правда, Лизелотта человеком не была. Но сказанное Конрадом потрясло ее.

— Тот, кого я любила… Они попробовали его крови?

— Да. И крови его друга. Но с его другом что-то не так… Мы не можем пить кровь таких, как его друг. А я думал — мы можем пить кровь всех живых! И даже кровь вампиров. Но Магда уверяет, что он не живой. Что он гуль или зомби, и подобен нам, этот молодой американец по фамилии Карди. Наследник этого замка.

— Но я не могу вспомнить… Кто он? Тот, кого я любила? Аарон? Я любила его? Мне казалось, я люблю Раду. Что Аарон мертв…

— Нет. Этого ты любила прежде. Вспомни, милая Лизелотта. Он англичанин…

— Джейми?

— Джеймс Хольмвуд, лорд Годальминг. Ты любила его. И Аарона ты любила. И даже Раду… Только меня ты не любила никогда, моя прекрасная, милосердная фрау Лоттхен! Но только я — из них из всех — буду помнить тебя вечно.

Взгляд Конрада был странным и голос его звучал странно, но потрясенная Лизелотта не заметила этого.

— Джейми! Он вернулся! Вернулся! — шептала она. — Он вернулся, а я… Кем я стала? Чем я стала?!

— Ты стала бессмертной. И ты можешь подарить ему бессмертие. Или попросить об этом Раду. Он не откажет тебе, — вкрадчиво промурлыкал Конрад.

— Нет, нет! — встрепенулась Лизелотта. — Только не Джейми… Я правда любила его. Мне было хорошо с ним.

— Он бросил тебя.

— Я простила его.

— Простила… Как ты добра! Ты просто ангел. Да… Ты — ангел света, Лизелотта. Ты не должна была становиться демоном ночи. Вот я… Я всегда хотел этого. Стать сильнее всех. И теперь мне хорошо. А тебе — плохо. Я чувствую. Ведь я связан с тобой. Связан кровью!

— Да, мне плохо, Конрад. Мне плохо! И особенно плохо сейчас. Джейми приехал. А я превратилась в чудовище. Я даже показаться перед ним не могу! Джейми приехал, я могу его увидеть… Если решусь предстать перед ним такой, какой я стала!

— В глазах смертного ты — просто очень красивая женщина. Особенно если найдешь, кем покормиться перед встречей. И если не станешь парить перед ним по воздуху. Хотя, боюсь, с кормом у нас становится сложно. Придется сделать вылазку в деревню.