Дмитрий Воронин - Плечом к плечу

Может, кто из соседей пожелал бы прибрать к рукам чужое родовое гнездо? Этого исключать не стоило, но боги не допустили беззакония. Правда, один раз замок почти перешел в чужие руки — по причине печальной, но, в то же время, и донельзя банальной. Золото иногда рушит каменные стены куда вернее, чем боевая магия или камни метательных машин. Одному из Рейвенов не повезло — череда неурожаев, аппетиты Святителя, неумение вести дела… Стареющий хозяин замка, прижатый к стене в переносном (и в прямом, практически, тоже) смысле, готов был уже подписать бумаги — но тут появился его младший сын, двадцатилетний юноша, уже успевший облачиться в эмалевые доспехи светоносца. И кредитор отступил, смирившись — ссориться с рыцарем Ордена Несущих Свет было бы глупостью.

Юноша нашел деньги, сумел восстановить славу порядком обнищавшего рода. И наследнику оставил довольно приличное состояние. Тот, к несчастью, достоинствами отца не обладал, да и очередной Святитель, Аллендер Орфин, изрядно обеспокоенный состоянием государственной казны, периодически изобретал новые и новые способы её пополнения. А Святителю трудно отказать — особенно, если ты не вошел в число достойных носить белые доспехи. Лорду Рейвену следовало отдать должное — часть былого достатка он сумел сохранить. Не слишком значительную, но достаточную, чтобы его дочь ни в чем не нуждалась.

Так и стоял Рейвен-кэр, нависая над долиной не очень высокими стенами и башнями. Время от времени в залах и переходах замка поднималась суматоха — это означало, что непутёвая дочка безвременно усопшего лорда вознамерилась почтить отчий дом своим присутствием. Как правило, ненадолго — непоседливый характер уже через неделю-другую заставлял леди Рейвен отправиться навстречу новым приключениям, оставив семейные дела на волю богов. И замок, вместе со всеми немногочисленными обитателями, вновь погружался в состояние блаженной полудрёмы.

Два года назад всё изменилось.

Таша проснулась поздно — в последнее время она вообще предпочитала понежиться в постели подольше, почти до полудня. Открыла глаза, несколько мгновений разглядывала балдахин над кроватью, спадающий до самого пола красивыми складками небесно-голубого шёлка. Некогда небесно-голубого… Теперь же драгоценная ткань местами выцвела, местами носила следы аккуратной штопки. И постельное белье было не в лучшем состоянии. И гобелены на стенах… и сами стены. Остатков золота, сбереженного покойным отцом от завистливого интереса Святителя Орфина, было вполне достаточно для того, чтобы вернуть замку если и не великолепие, то хотя бы пристойный вид. Но Ташу мало волновали рассохшаяся мебель, позеленевшие бронзовые светильники или потрёпанные ковры, устилавшие вечно холодный каменный пол. Она родилась в Рейвен-кэре, прожила здесь первые десять лет жизни, но так и не научилась считать замок домом. Домом для неё стал Орден. В Школе Ордена девушка чувствовала себя куда лучше, чем в этом каменном мешке.

К тому же, здесь её одолевали воспоминания. О матери, лицо которой совсем уже стёрлось, но время от времени пыталось пробиться сквозь паутину памяти. Об отце — отношения с лордом Рейвеном у Таши складывались достаточно сложными, она не баловала родителя визитами, предпочитая наполненную приключениями службу пребыванию под отчей крышей. Лорд Рейвен не то чтобы не одобрял тот факт, что его дочь сочли достойной пройти обучение в Школе и стать волшебницей Ордена, это простонародье считает, что жестокие ловцы-светоносцы отбирают у них детей. Те, кто поумнее, понимают, что Орден есть слава, сила и щит Инталии, войти в его ряды — великая честь. Но ум говорил одно, а родительское сердце желало дочери иной судьбы — счастливого брака, здоровых детей. Скрывать свои чувства лорд Рейвен умел, без этого навыка не выжить при дворе, но наедине, когда очередной, неведомо какой по счёту бокал подогретого, со специями, вина развязывал язык, он не раз пытался излить дочери свои чувства. И каждый раз не находил желанного отклика. Обычно такие беседы заканчивались ссорами, хлопком двери, затихающим вдалеке перестуком лошадиных копыт.

Отец, конечно, прощал. Дочь, спустя какое-то время, тоже. Но каждый оставался при своём мнении.

Сейчас, когда отца не стало, Таша искренне сожалела о том, что не слишком часто находила возможность побыть с ним. Лишь потеряв родных, мы начинаем понимать, как много они для нас значили. Начинаем сожалеть о недосказанных словах, о недоданной ласке, о неоказанном внимании. Особенно, когда есть масса времени, чтобы об этом подумать, когда каждый камень, каждый предмет в окружающей обстановке напоминают о безвозвратно ушедших днях.

Будь её воля, Таша давным-давно умчалась бы от этих стен, от этих воспоминаний куда подальше.

Но приказ Метиуса арГеммита не допускал двояких толкований.

Из-за приоткрытого окна доносились голоса. Говорил мужчина, говорил сухо, неприятным, немного дребезжащим голосом.

— Левая нога чуть впереди, правая рука отведена назад, шпага смотрит в землю. Эта стойка называется «длинный хвост».

— Почему? — тонкий нежный голосок, просто обязанный принадлежать молодой девушке.

— Это неважно. Итак, твоя рука расслаблена, но ты готова начать движение. Ещё раз напоминаю, удар сплеча наиболее силён — но он же и наиболее медлителен. Кроме того, удар сплеча из стойки «длинный хвост» занимает втрое больше времени, чем из «высокой стойки», когда шпага изначально поднята вверх и отведена назад. Многие фехтовальщики-мужчины предпочитают начинать бой именно с этой стойки, поскольку она дает преимущество первого сильного удара.

— Ты это уже говорил, мастер.

Послышалось насмешливое фырканье.

— Изучение фехтования есть череда многочисленных повторений. В схватке нет времени на раздумья, все движения должны исходить из тела, а не из головы. Но чтобы этого добиться, каждое движение следует отработать сотни раз. А перед отработкой — понять, в чем достоинства того или иного действия. Ну-ка, скажи, в чем преимущество «длинного хвоста»?

Тяжёлый вздох слышен не был, но он, без сомнения, присутствовал. Таша прекрасно понимала девушку, мастер Фарад Ларзен временами бывал тошнотворно занудным. В свои шестьдесят лет фехтовальщик не утратил ни гибкости, ни идеальной точности движений, зато с возрастом приобрел противные менторские интонации и привычку говорить очевидные истины по нескольку раз кряду. При этом ветеран зорко следил за тем, чтобы его слушали — Таша в своё время не раз, скрипя зубами от боли, прикладывала примочки к синякам, полученным отнюдь не в ходе учебного боя. Затупленная, но довольно тяжёлая шпага мастера в любой момент могла метнуться вперед, дабы наказать нерадивую ученицу. Правда, в то время ученице было всего девять лет.