Марина и Сергей Дяченко - Стократ

Стократ никогда не бывал здесь. Даже сейчас, среди ясного дня, в лесу на берегах Ручейника было темно и сыро. Стократ огляделся, но места для стоянки не нашел.

Они двинулись вдоль берега вверх по течению Ручейника, мальчишка тащил на себе вещи, а Стократ нес Мир на руках. После нескольких часов изматывающей прогулки удалось выбраться на относительно сухое и светлое место: берег порос молодым сосняком. Пахло хвоей, и вокруг полно было хвороста.

Они наконец-то развели огонь и просушили вещи. Все трое молчали, это было торжественное, напряженное, испуганное, высокомерное, дружеское, совершенно бесконечное молчание, и Стократ все больше боялся одного: когда-то кто-то должен его прервать, и первое сказанное слово может оказаться убийственным, как падающий топор…

Кто-то хрюкнул. Стократ удивленно поднял голову. Мир сидела, протянув руки к костру, и сдерживала смех, отчего получались смешные фыркающие звуки.

– Ты чего? – спросил Правила Приличия.

– Вспомнила, как ты панталоны купчихи на козу надел. Как она возмущалась!

– Коза?

– Купчиха! А помнишь, как мы подожгли сарай увеличительным стеклом?

Стократ поразился. Мир вела себя, будто не было сегодняшней ночи, пожара и бунта, войны и бегства, их поцелуя в лодке и долгого молчания. Она говорила с мальчишкой на их старом общем языке, Стократ скоро перестал понимать, о чем речь; Мир смеялась, как тогда на заборе, когда просила вернуть ей мяч…

– А я и не рассчитывал, – сказал мальчишка, и Стократ поднял голову. Правила Приличия сидел, накинув на голову влажный плащ, похожий на больного стервятника.

– Нет, не рассчитывал ни на что, – повторил он, и, судя по лицу Мир, перед этим она говорила о чем-то совершенно другом и отвлеченном. – Ты же дочь властителя… Даже если не дочь. Ладно, не в этом дело…

Он поднял глаза.

– Я вру, конечно. Приятели на пристани говорили мне: затащи ее на сеновал, ну затащи. Я не захотел. Решил, дружить с благородной – по благородному…

Стало тихо, только шипело в костре сырое дерево.

– Стократ, – тихо сказала Мир. – Ты мог бы…

Он поднялся:

– Конечно. Пойду пройдусь.

И, оставив костер за спиной, он пошел вдоль берега, походя отметив, что северо-западный ветер уносит дым костра в сторону Светлой, и это хорошо: в лесу никто не учует беглецов.

Он смотрел по сторонам. Он видел каждую хвоинку и каждую шишку так резко и четко, как, наверное, художник видит будущую картину в своем воображении. Каждую каплю смолы, преломляющую мир, придающую ему цвет меда или золота. Каждую пластинку коры, темную или светлую, годную на то, чтобы выцарапать на ней иголкой историю своей жизни. Он задирал голову, поражаясь, как цвет неба сочетается с оттенками крон, и как елка, устремленная вверх, очертаниями похожа на храм.

Он шел, улыбаясь без причины, разбрасывая сапогами хвою, удивленный и даже немного испуганный той яркостью, которой снова поразил его мир. Это было, как в первые дни после обретения меча – прояснение после тумана, рассвет после долгой ночи, начало чего-то, не имеющего названия, а может, начало жизни.

После этой ночи, после переправы, после тяжелой дороги, перед лицом непонятного будущего – откуда столько сил, чтобы радоваться? Откуда уверенность, что он не врал, когда сказал Мир в лодке: «Мы никогда не умрем»? Мир был в его руках, живой, настоящий, лучший Мир в обитаемой вселенной, и Стократ знал, что оправдает его доверие…

Он остановился.

Впереди, всего-то шагах в пятидесяти, шел через лес отряд вооруженных людей. Их не было видно за деревьями, но звук шагов, лязганье оружия, запах дыма, пота и кожаных доспехов отмечал их путь, как если бы они шли по равнине. Стократ сжал рукоятку меча.

Лодку выследили. Как бы ни пригибалась Мир, как бы Дан ни притворялся рыбаком на промысле – их узнали и выследили, это не так трудно. И прислали отряд к месту их высадки – с небывалой быстротой, видно, что дело серьезное. И, поскольку это земли Выворота…

Подкравшись ближе, Стократ разглядел между стволами темно-синий плащ с гербом. Да, точно: это люди владетеля Вывора. Они ищут Мир не затем, чтобы женить ее на наследнике. Им нужно, чтобы Мир исчезла навсегда…

Они прочесывают лес?

Привалившись спиной к стволу, чувствуя сосновую смолу на волосах, Стократ сопоставил то, что знал и что видел. Люди шли тесной группой, их было – он еще прислушался – человек пять или шесть, не больше. Они никого не искали – человек, когда он ищет, смотрит и ступает по-другому. Они шли прямо к цели… При этом не приближались к костру, за которым беседовали о любви мальчишка и Мир, но и не удалялись от него. Они шли к берегу Ручейника.

Стократ чуть отстал и принюхался. Ему хотелось влезть на дерево, но не было времени. Нет, других стражников поблизости не было. Только эта маленькая группа, идущая по своим делам… Куда?

Искусство красться он отлично освоил еще в юности. Стражники шагали, не глядя по сторонам, и Стократ осмелел настолько, что приблизился и шел за ними шагах в двадцати. Когда деревья расступались, он мог даже увидеть идущих – четверо шли, конвоируя пятого, безоружного, со связанными руками. Шестой шагал впереди, не оглядываясь, и был, судя по одежде и доспехам, знатного рода.

Пленник споткнулся. Двое конвоиров подхватили его под локти. Пленник высвободился и снова пошел. Никто не говорил ни слова.

Впереди показался просвет. Лес поредел, Стократ отлично мог видеть все, что происходит впереди, но и сам рисковал быть замеченным.

– Господин мой, здесь, – сказал один из конвоиров. Тот, что шел впереди, обернулся.

Это был молодой человек, плечистый и крупный, черноволосый, из тех, что нравятся женщинам. Лицо его казалось бы смазливым, если бы не кривой шрам на скуле.

– Где? – спросил он раздраженно и властно.

– Вот…

Стократ, выглядывая из-за ствола, увидел гору вынутой земли – на краю, вероятно, ямы, выкопанной у корней большой сосны.

– Вижу, – отозвался черноволосый, и в голосе его послышалось теперь удовлетворение. – Это очень печально, конечно. Но пролить кровь отца – значит навеки поставить себя вне закона. Преступление против рода не может быть безнаказанным.

Пленник стоял спиной к Стократу. По его позе, положению плеч и головы можно было сказать, что он устал и подавлен, но ни страха, ни раскаяния Стократ не увидел.

– Что вы стали? – повысил голос черноволосый.

– Подумай, Шивар, – сказал пленник тихо, но ясно. – Ты ведь не бессмертный. За все придется отвечать.

– Работайте! – рык черноволосого легко перекрыл слабый голос пленника.

Первый конвоир нерешительно вытащил из ножен меч:

– Но, мой господин, владетель сказал, что кровь не прольется…

– Идиот! – черноволосый, обделенный терпением, хлестанул стражника по лицу. – Ты ничего не знаешь о тайной казни? Делайте!