Лорел Гамильтон - Обнаженная натура

Я покачала головой.

— Вы говорите «нет», но вы снова побледнели.

Мемфис очень недружелюбно посмотрел на Олафа.

— У меня просто возникла одна мысль, вот и все. Не стоит в этом копаться, док. Просто дайте мне знать, когда мы сможем вернуться и посмотреть на тело.

Он посмотрел на меня, на него, но наконец вернулся к своим коллегам. И даже отсюда глядя, я была почти уверена, что грудь вспороли когтями, а не разрезали ножом.

— Я снова тебя расстроил, Анита.

— Оставим эту тему, Отто.

— Что же я сделал плохого?

Опять бойфрендский вопрос

— Ничего. Ты не сделал ничего жуткого или отвратительного. Просто на минуту ты вел себя как мужчина.

— Я и есть мужчина.

Нет, хотелось ответить мне. Ты серийный убийца, которого заводят мертвые тела. Ты почти враг, и я уверена, что мне когда-нибудь придется тебя убить ради спасения жизни. Ты мужского пола, но для меня ты никогда не будешь мужчиной.

Сказать это вслух я не могла.

А он смотрел на меня из-под полуприкрытых век, но в этом взгляде было едва-едва заметное мерцание. Вы его знаете. Так смотрит мужчина на тебя, когда ты ему нравишься и он пытается понять, чем бы тебе угодить, но не получается. Взгляд, который говорит: Что же мне делать теперь? Как тебя завоевать?

Что же была у меня за жуткая мысль? Та, что Олаф искренен. В каком-то сумасшедшем, патологическом смысле я ему как бы нравилась. Как могла бы нравиться бойфренду. Не чтобы меня оттрахать или зарезать, но быть может, только быть может, он хотел завести со мной роман, как нормальный человек с нормальной женщиной. И вроде бы понятия не имел, как заинтересовать женщину так, чтобы не ужаснуть ее. Но он пытался. Господи Иисусе, Иосиф и Мария! Он пытался.

Голая грудь оказалась изорвана и изрезана, но не так, как другие. Никто меня не убедит, что это сделано лезвиями — я умею различать следы когтей на глаз.

— Это не нож, и никакой не инструмент, — сказала я. — Это когти.

Олаф наклонился со своей стороны к телу. Может быть, чуть ближе, чем нужно, и к телу, и ко мне, но не так чтобы слишком заметно было. Или это я слишком чувствительна стала? Да нет.

— Я знаю, что это не известный мне тип лезвия или инструмента, — сказал он.

Я подняла глаза от тела и увидела, что — да, он не на труп смотрит, а на меня. Блин, он меня нервирует и сам это знает.

— Но в чем причина смерти? — спросил Мемфис.

Я посмотрела на доктора, потом опять на тело. Он был прав: ни одна из этих ран не была смертельной.

— Рана на челюсти ужасна, но если он не умер от болевого шока, то…

Я опустила глаза к нижней половине тела, все еще закрытой.

— Да, — понял меня Мемфис. — Надо искать причину смерти.

— Я не патологоанатом, — сказала я. — Мне не надо знать причину смерти, док. Мое дело — выяснить, сверхъестественна она или нет. Вот это и вся моя работа.

— Тогда можете выйти, маршал Блейк. Но сперва скажите: вы подтверждаете, что это — нападение ликантропа?

Мне пришлось вернуться к телу, протянуть руки над ранами и изогнуть пальцы, пытаясь повторить рисунок следов. Очень осторожно, не касаясь тела, я провела руками по воздуху.

— Это когти, и это ликантроп. Он был в момент нападения в получеловеческой-полуживотной форме.

— Отчего вы так решили? — спросил Мемфис.

Я протянула руку:

— Смотрите, я проведу рукой над ранами. Эти следы оставлены не лапой, а рукой.

Женщина, Патрисия, заметила:

— У вас рука слишком маленькая, чтобы оставить такие следы. Даже с когтями.

— Руки увеличиваются при превращении. — Я вздохнула, посмотрела на ту сторону стола. — Отто, можешь дать мне руки на минутку?

— Да, конечно, — ответил он и протянул свои большие руки.

— Можешь положить руки над ранами, как я только что, и провести по следам?

— Покажи еще раз, — попросил он.

Я провела руками над телом, и он положил свои, куда большие, поверх моих, так что мы вместе вели пальцами над порезами. Я попыталась убрать руки, но он их прижал к ранам, зажал между телом и своими ладонями. Собственные пальцы он вложил в разрезы, расставив их, и они подошли по размеру. А мои руки он прижал к телу, вкапываясь пальцами в мясо открытых ран.

Роза продолжал снимать.

— Отто, прекрати, — сказала я сквозь стиснутые зубы.

Оружия при мне было много, но ничего из того, что он пока сделал, не оправдало бы убийства его при свидетелях.

— Я делаю то, что ты попросила.

Я попыталась вытащить руку из-под его руки, но он прижал сильнее, вдавливая наши руки в мертвую плоть и свежие раны. Его пальцы влажно чавкали в ранах.

— Вы портите следы, маршал Джеффрис, — сказал ему Мемфис.

Отто будто его и не слышал. У меня было несколько возможностей. Упасть в обморок — нет, не годится. Блевануть на Олафа — попало бы на мертвое тело. Была возможность вытащить левой рукой пистолет и застрелить его — заманчиво, но непрактично: слишком много свидетелей Я подумала еще об одной возможности.

Наклонившись к нему, я сказала тихо.

— Если вообще хочешь когда-нибудь встречаться со мной, отпусти.

Я предпочла бы встречаться с неукрощенным кугуаром, но решила, что он достаточно психованный, чтобы этого не понять.

Он посмотрел на меня с удивлением. Приподнял руку, чтобы я могла вытащить свою. Я тут же прижала освобожденную руку к зеленому фартуку, будто она болела.

— Рука болит, маршал Блейк? — спросил Мемфис.

Я помотала головой:

— Нет, но мне нужно на воздух. Простите, доктор.

Никогда не уходила из секционного зала преждевременно. И сейчас тоже ушла не из-за мертвого тела. Из-за Олафа, который стоял и на меня смотрел. Смотрел не с сексуальным голодом серийного убийцы, а с некоторой озадаченностью. Снова нормальный взгляд мужчины, который искренне пытается сообразить, как угодить мне. Вот от этого взгляда я и сорвалась прочь. От этого зрелища я направилась к двери, изо всех сил стараясь не бежать.

Я сорвала с себя перчатки и фартук, отбросила их прочь. И шла спокойно, пока не вышла через наружную дверь в коридор, а тогда пошла как можно быстрее, почти побежала. Я знала, что бежать себе не позволю, но очень хотелось.

Я взволновалась сильнее, чем думала, потому что едва не налетела на Эдуарда и Бернардо, вышедших из другой двери. Эдуард подхватил меня, иначе бы я упала.

— Тебе нехорошо, Анита? — спросил он.

Я кивнула.

— Тела жуткие, — сочувственно сказал Бернардо.

Я замотала головой.

— Тела нормальные. Не в них дело.

Пальцы Эдуарда на моей руке стали тверже:

— Что на этот раз сделал Отто?

Но я молчала, только мотала головой, и почувствовала, как вытекают из глаз первые слезы. Мать твою, это я плачу, что ли?

— Что он сделал? — Я снова не ответила, и Эдуард встряхнул меня. — Анита! Что он с тобой сделал?