Андрей Завадский - Оружие возмездия

Шегерр не решился хоронить фолгеркцев в самом городе, объяснив это тем, что негоже тревожить обитающих в этих руинах духов, и наемник согласился со словами мага. Всех воинов предали земле так, как это делалось в давние времена на родине самого Ратхара, в доспехах и с обнаженными мечами в окоченевших руках. Наемник не особо верил в то, что загробный мир похож на тот, к которому привык он сам, и не считал важным то, будет ли под рукой покойника оружие, или нет. Но это был древний обычай, и Ратхар исполнил его в точности, насколько хватило его с Шегерром сил.

А рядом с могилой простых воинов нашел свое последнее пристанище и Тогарус, мятежный чародей и придворный маг правителя Фолгерка. Когда все закончилось, и драконы улетели неведомо куда, Шегерр, и присоединившийся к нему наемник нашли искалеченное тело Тогаруса, и старый маг настоял на том, чтобы предать его земле здесь же. Когда же все было сделано, Шегерр сам установил на свежей могиле небольшой камень, на котором силой своей магии выжег несколько непонятных никому, кроме него самого, рун, увидев которые, посвященный сразу понял бы, кто покоится здесь.

Затем отряд, в котором оказались и оба человека, двинулся на юго-восток, к морю. Эльфы несли с собой тело погибшего принца, сраженного рукой Ратхара. Наемник удивился этому, ведь для прочих воинов погребальный костер сложили прямо на месте, но эльфы не сочли нужным что-либо объяснять, и даже Мелианнэ хранила молчание. Они быстро пересекли густые леса, для которых, казалось, не существовало смены времен года, поскольку здесь, несмотря на разгар осени, казалось, царило вечное лето, и оказались на обширной равнине, одним краем упиравшейся в берег моря. И здесь в безоблачную ночь, когда ярко светила прибывающая луна, эльфы сложили костер для своего принца.

Людям не позволили даже находиться достаточно близко, дабы те не осквернили своими взорами тело умершего, чему лично Ратхар был даже рад. Велар погиб на глазах Мелианнэ, и наемник в глубине души опасался, что принцесса захочет отомстить. Он не слишком верил в это, но все же лишь обрадовался тому, что можно лишний раз не показываться эльфам на глаза. Вот так и сидели они с Шегерром в небольшой лощине, краем глаза глядя на окруживших костер эльфов, стоявших неподвижно уже больше часа. Даже старый маг не захотел сейчас ничего объяснять Ратхару, хотя в иной раз с охотой рассказал бы о каком-либо обычае Перворожденных. Вместо этого Шегерр, должно быть, вспомнив недавние события, вдруг заговорил с наемником о Тогарусе. Ратхар, уже понявший, что дьорвикского отшельника с этим магом что-то связывало раньше, внимательно слушал неторопливую речь старца, лишь изредка вставляя свои реплики.

— Он с невероятной легкостью постигал то, что иным магам, и даже весьма одаренным, давалось с превеликим трудом, — продолжал Шегерр. — Тогаруса всегда интересовала забытая древняя магия, которой наши давние предки учились владеть еще на заре человечества, и иное волшебство, принадлежащее другим народам. Он с жадностью читал древние фолианты, чудом сохранившиеся еще с тех веков, когда только зарождалась Империя, и даже преуспел в языках иных рас, давно исчезнувших и подчас не оставивших нам своего имени, дабы постигнуть их тайны. Он сам сумел собрать немалую коллекцию древних свитков, разных каменных и глиняных табличек, что вышли из рук писцов и магов, не имевших ничего общего с людьми. Видимо, оттуда он и узнал, как проводить обряд вызывания демона, ведь чародеи-люди очень редко прибегали к таким заклятьям, и еще реже оставляли какие-либо записи об этом.

— Отчего же он пытался убить тебя, мэтр? — осторожно спросил Ратхар. — Там, на башне, он не сразу поверил, что перед ним живой человек, а не бесплотный дух. Значит, он думал, что ты мертв. И сам ты разве не из-за этого скрывался в гнилых болотах?

— Верно, — мрачно усмехнулся Шегерр. — Все так и было. Он надеялся, что я мертв, а я не хотел разубеждать его, тем более что не знал точно, кто же из моих собратьев захотел моей смерти. Все дело в том, мой друг, что Тогарус, помимо интереса к древней магии, не меньший интерес проявлял и к политике. Ты должен был уже слышать о Кодексе Белерзуса?

— Кое-что слышал, — согласно кивнул наемник, сразу вспомнив срывающуюся, исполненную невероятного напряжения речь смертельно раненого Скиренна там, в сердце орочьих лесов. — Нечто вроде свода правил, которым следую сильнейшие маги, если не ошибаюсь?

— Именно, — подтвердил Шегерр. — Его написали в давние времена, и каждый чародей, достигающей определенной ступени в искусстве, должен выполнять записанные там правила, первым и главнейшим из которых является отказ от власти над людьми. Однажды жажда власти, охватившая магов, привела к ужасающим последствиям, и те немногие, кто уцелел в охватившей едва ли не весь материк жесточайшей войне, добровольно отказались от возможности явно править людьми. С тех пор мы стали кем-то вроде тайных советников, убеждающих, быть может, мягко подталкивающих к чему-либо, но ни в коем случае не принуждающих и повелевающих. Такой порядок существовал многие века, и нельзя сказать, что он был особенно плох. Но мой ученик, которого многие из нас считали самым искусным из живущих магов, и который сам осознавал это, в какой-то миг решил, что пришла пора изменить ход вещей. Пожалуй, ему следовало родиться веков этак семь назад, и тогда у него был бы шанс исполнить задуманное, но сейчас, заявив о своих притязаниях на власть, он просто рисковал сойтись в схватке с сильнейшими магами нашего народа. Никому не нужна война сейчас, каждый довольствуется тем, что есть, и мои собратья предприняли бы все, чтобы обуздать смутьяна.

— Быть может, чародей, ты не совсем прав, — рот Ратхара скривился в ухмылке. — Отнюдь не всегда наши с тобою кровные родичи проявляют благоразумие.

Воин ничего не понимал в чародейском искусстве, как и большинство соплеменников, будучи абсолютно чужд тайн магии. Но за свою жизнь, не то, чтобы очень долгую, но богатую на разные события, воин сполна успел понять, что человеческое коварство, подлость и алчность поистине не знают границ. И если уж находятся те, кто готов прикончить своего приятеля за пару золотых монет, то ради того, чтобы править целым миром, иные могут пойти на любое предательство, презрев любые клятвы и обещания, ибо слишком уж лакомым был приз, предназначенный тому, кто победит в этой игре.

— Ради власти люди готовы пойти на все, не считаясь с любыми жертвами, — убежденно вымолвил Ратхар. — И это, как я успел понять, равнозначно для магов и для тех, кто полностью лишен вашего таинственного дара.

— Не стану спорить с тобой, — ответил Шегерр, вздохнув, словно от нахлынувших внезапно безрадостных воспоминаний. — Я и впрямь не знаю, как бы все обернулось, если бы другие чародеи нашего тайного ордена узнали о его намерениях, но, как бы то ни было, я, первым узнав об этом, попытался остановить его. Я приложил все усилия, использовал все отпущенное мне красноречие, дабы отговорить его от безумной затеи, но эта идея уже целиком овладела Тогарусом, и он только смеялся, назвав меня старым трусом. Он ушел, и я не решился задерживать его силой, хотя, возможно, окажись я тогда не столь осторожным, удалось бы сохранить многие тысячи жизней. А потом, по прошествии немалого времени, в моих руках оказался некий древний артефакт, принадлежавший ранее кому-то из древних народов, живших здесь задолго до появления людей. Это была моя страсть, разные магические безделушки минувших эпох, и Тогарус, знавший это, устроил мне ловушку. Он опасался, что я захочу помешать его планам, и решил избавиться от меня. Я уцелел только чудом, много лет затем потратив только на то, чтобы восстановить свои силы, и все это время проведя в отдалении от людей.