Ксения Медведевич - Мне отмщение

- Местные, с Асира, небось, спустились, - пробурчал один из гвардейцев, Масуд.

Он был, наособицу, не степняк, а из здешних бедуинов-таглиб.

- Оголодали по засухе, теперь вот в долины прут, да проклянет их Всевышний...

- Похоже, к этим карматам примкнула вся здешняя мразь, шелупонь и срань леворукая, - прошипел Амаргин.

И повернулся к Каойльну:

- А... ее... видел?

- Нет, - мотнул рыжими лохмами сумеречник. - Не видел.

- Пришла бы она, - тихо сказал Тарег, - не было бы шелупони. Это как с крупным хищником: когда выходит тигр, шакалы разбегаются.

За спинами дэвов замелькали фигурки помельче и поюрче - люди. Много людей.

- Хозяйку видел? - поинтересовался следом нерегиль.

Каойльн снова отрицательно помотал головой.

- Псин ее?

- Не, не видел.

- Н-ну-ну... - зло пробормотал Тарег.

Проснись, Полдореа. Время умирать.

А вы, миледи, как обойдетесь без вашего города?..

Примеривающийся к копьям у стены Амаргин сказал:

- Стрелок, поинтересуйся у командира, старику с муллой надолго еще работы осталось?

Тарег скрипнул зубами. Ответ он знал и так: работы осталось не надолго. Работы осталось навсегда.

Ибо аз-Захири и почтеннейшему Абд ар-Рафи предстояло совершить подвиг: они должны были создать "четки". Так называли запечатанную охранными знаками лестницу. У порога рисовали трилистник печати Али, на ступенях сигилы Дауда, а за последней ступенью - снова трилистник имен Али. Имена собирали знаки, как нитка четок в руках молящегося собирает бусины.

Лестницы в аш-Шарийа традиционно пользовались дурной славой. Похоже, именно под ними выгибался спиной чужой призрачный мир - и наудачу касался хребтом самых невинных ступенек и проходов. От лестниц можно было ждать всякого - в особенности ночью. По ним в незримом мире могли промаршировать джинны. Или обитатели зазеркалья и Дороги Снов. Поэтому зеркала в аш-Шарийа тоже предпочитали прикрывать на ночь тканью. Ну или не смотреться в них после сумерек. Лезть оттуда не лезли, но погримасничать, рожи построить, напугать, в особенности ребенка - могли запросто. Так что, проходя ночью по лестнице, ашшариты предпочитали вежливо извиняться. А случись, что кто топнет на ступеньке или чего уронит, - так читали Фатиху и сыпали солью. Ну - лестница, одно слово. Зато уж собранная в "четки", укрощенная лестница становилась неодолимой преградой для всякой злой твари и уродливого порождения. И именно такую преграду предстояло возвести аз-Захири и старику-мулле.

Вот только работа эта была не под силу человеку. Даже праведнику. Даже двум праведникам.

Потому что два человека - это очень мало для того, чтобы расписать охранными знаками длиннейший лестничный марш, за которым открывались огромные пространства резервуаров. Пятьдесят шесть ступеней должны быть запечатаны, от начала и до конца. Без пропусков. До самого последнего порога: путь начинается и заканчивается, оборвавшийся или прерванный путь - не преграда.

Печать Али и сигила Дауда ибн Абдаллаха - не простые знаки. Они тем сильнее, чем больше сил вложено в их начертание. Сделать оттиск с резного камня в данном случае помогло бы мало. Знаки нужно было прорисовывать. Письмена куфи с тройным Именем. Сигилу - пентакль в пентакле, Имена по ободу, в полном сосредоточении, после серьезной медитации. И так - все пятьдесят шесть раз, на каждой ступени. И дважды над "трилистником" - у порога и в конце лестничного марша.

Аз-Захири молился всю прошлую ночь. А с утра взял в руки кисть и принялся за ворота. Сегодня вечером к нему присоединился толстячок-мулла.

Когда Тарег спускался по лестнице последний раз, почтеннейший Абд ар-Рафи ибн Салах, погруженный в глубокое созерцание, сидел на двенадцатой ступени сверху. Аз-Захири полулежал у стены, совершенно измученный и бледный, с огромными темными кругами под глазами. Какая-то женщина с благоговением подносила ему ко рту чашку с гороховым супом - местные почему-то верили в его целительную силу, примерно как на западе верили в лечебные свойства куриного бульона. Тарег успел вяло удивиться, как они сумели приготовить там, внизу, этот суп. Потом сосчитал ступеньки. Потом задал вопрос:

- Шейх, ты скоро?

Мулла даже не пошевелился.

Аз-Захири устало поднял кулачок и бессильно погрозился. Когда Тарег спускался к ним в предпоследний раз, языковед как раз трудился над сигилой. В ответ на вопрос - "шейх, ты скоро?" - сидевший рядом ибн Салах молча снял с ноги туфлю и пульнул в нерегиля. Потом снова погрузился в себя.

Тарег принес ему туфлю обратно и ушел наверх.

Поэтому он ответил Амаргину:

- Это пустые и глупые слова, Амаргин. Зачем сотрясать воздух? Когда дело будет закончено, нас позовут. А пока не позовут...

Дэвы оскалились - клыки влажно блеснули в сполохах пожара - и поковыляли вперед.

- ... мы будем защищать ворота и лестницу.

За дэвами плотным строем по трое двинулись люди.

Амаргин обернулся к женщинам:

- Иди вниз, Финна.

- Да я...

- Финна. Иди вниз.

Амаргин выбрал копье и вскинул в руке щит.

Карматы быстро, не ломая порядков, шли через площадь.

...Ругань стояла страшная - через завал трупов у входа лез дэв. Переваливался брюхом, подгребал ручищами, по-дурацки болтал в воздухе задними лапами.

В воротах рубились щит в щит, переломанные копейные древки вместе с щепой от разнесенных створок разъезжались под ногами дерущихся.

Последние длинные копья - хорошие, с полированными гибкими древками - частоколом украшали брюхо лежавшего навзничь мертвого дэва. Второй лежал, свившись в бугристый комок, - они с Амаргином хорошо располосовали ему брюхо и достали кишки. Ну и попали на отдых, конечно: Тарегу досталось когтями по ребрам и спине, лаонец не мог даже стоять, со свистом дышал у стены - ему саданули кулаком в грудину.

Между тем дэв - настырный, он приходил и возвращался, приходил и возвращался, как уродливый кошмар - сполз по смятой куче тел, распрямился у трупа товарища и сущим медведем, растопырясь, попер в драку.

- Берегись!

В замахнувшуюся дубиной тварь свистнули дротики. Дэв принялся глупо отмахиваться, как медведь от мух.

- Пусти! - рявкнул Лейте.

Селим пихнулся вбок, сумеречник протиснулся между его щитом и остатком створы, с руганью цепанув рукавом за оборванную воротную петлю.

На куче тел замаячил человек.

- Лучник! Сука, лучник!!..

Лейте с размаху всадил свой длинный прямой фиранги в серое скользкое брюхо дэва. И опрокинулся на спину со стрелой в щеке. Дэв осел, все медленнее цапая левой лапой. Лейте дернули из-под ног дерущихся - кто-то упал, оступился, началась свалка.

Следующая стрела выбила гвардейца из третьего ряда, он дернулся и завалился на Тарега, хлюпая пробитым горлом.