Александр Рудазов - Преданья старины глубокой

– Что, прямо здесь?.. на мельнице?..

– Ну а где же еще?.. – рассеянно откликнулся Яромир, ставя упавшую дверь на место и кое-как прикрепляя петли веревочками. – До полуночи эта рухлядь продержится, а больше нам не надо… Давай-давай, не ленись, открывай котому! Чего нам там боярыня в дорогу собрала?..

На скорую руку утолив первый голод, Яромир вытащил из котомы пару деревянных налопатников с железной насадкой, внимательно их осмотрел, звонко щелкнул ногтем и отправился в лес. Воротился он уже с готовыми заступами – сломал пару суков покрепче, да и приделал их заместо рукоятей. Долго, конечно, такие заступы не продержатся, но на некоторое время все же хватит.

Одно орудие Яромир протянул Ивану, за второе взялся сам. Княжич с оборотнем копали споро, торопились – солнце почти закатилось, вместо него из-за деревьев неспешно выползала полная луна.

– А что… Яромир… – пропыхтел Иван, отбрасывая комья земли, – правду ль бают… уф-ф-ф… что вы, оборотни… при полной луне… уф-фф…

– Что в волков оборачиваемся и людей жрем? – с полуслова догадался Яромир.

– Ага…

– Как обычно – где-то правда, где-то кривда, – пожал плечами Яромир, деловито окапывая попавшийся камень. – Если оборотень перевоплощается по своей воле – то когда захочет и на любое время. А вот если оборотень подневольный, проклятый кем-то или заколдованный – то тут уже обычно на какой-нибудь срок. Бывает, что каждую ночь оборачиваешься, бывает – по третьим числам, бывает – вообще всего раз в год, на Волчьи Праздники. А бывает – и в полнолуние. Но это не так часто, чаще всего все-таки каждую ночь. А если оборотень не волколак, а другой какой – так и еще как-нибудь может быть. Бывает так, что оборотень в момент смерти обернется зверем – и все уже, с концами. Обратно в человека больше никак невозможно, человечья личина умерла, только звериная осталась. Так-то вот…

– Ага… ага… ага… ага… – мерно поддакивал Иван, глядя куда-то сквозь Яромира. Глаза у него при этом были глупые-преглупые, пустые-препустые.

– Бывает, какой-нибудь колдун обидится на что-нибудь – скажем, на свадьбу не позвали – да и превратит сразу кучу народа в волков. И если не расколдовать – так и проходят всю жизнь оборотнями, – невозмутимо продолжал Яромир. – А еще бывает, что рождается у князя Берендея редкостный дурак по имени Иван, и вырастает в дубину стоеросовую – силища бычья, умишко телячий…

– Ага… ага… чего-о?! – опомнился Иван. – Над княжеским сыном потешаться, да?!

– Эхе-хе, Иван… – насмешливо прищурился Серый Волк. – Сказки всякие мы, значит, слушать любим, а вот если полезное что – так мимо ушей?.. Зря ты это. Чему-нибудь поучиться – оно всегда нелишнее…

– Неспособный я к учению… – покраснел княжич, стыдливо сморкаясь в рукав. – Голова от думанья болеть начинает… Пущай лучше поповичи над берестой глаза портят, а я читать-писать худо-бедно умею, счету мерекаю… до двух дюжин… ну и чего еще надобно? Я вон зато с оружьем любым ловок – сызмальства у дядьки Самсона в учении ходил!

– Без этого тоже никуда, – не стал спорить оборотень, кладя заступ. – Эх, а луна-то сегодня какая большая… Знаешь, отчего мы, волки, всегда на нее воем?

– Не-а, – мотнул головой Иван.

– Рассказать?

– А это сказка будет или опять поучение?

– Сказка, сказка… – усмехнулся Яромир. – Хотя в каждой сказке толика правды есть…

– Тогда расскажи!

– Слушай. Давным-давно верховным вожаком у всех волков был матерый рыжий волчище – Чубарс. Нахален он был без меры, бесчинства всякие творил, волки под его началом зверье резали нещадно, даже людей губили целыми весями. Дошло до того, что и самим богам волки подчиняться перестали – провозгласил Чубарс, что его родовичи должны стать царями природы. Пожаловался лесной бог Святобор на бунтаря, и отправил тогда отец Сварог на землю лунного бога Хорса. Оборотился тот Белым Волком, спустился к волкам и поверг Чубарса волшебным жезлом – отправил его на луну, в вечное изгнание. А вместо него верховным вожаком стал Путята – серый волк. Вот с тех самых пор рыжих волков на Руси не водится – только серые, как я. А на луне и понынче тоскливо воет изгнанный Чубарс, и мы, волки земные, ему отвечаем… – вздохнул Яромир, печально глядя на полную луну. – Ну ладно, хватит, глубоко уже накопали. Давай шапку.

Иван с готовностью оставил землеройное дело в покое и притащил с мельницы горлатную шапку Фомы Мешка. Яромир смерил ее деловитым взглядом, взвесил на руке, примерился и прорезал в тулье аккуратную дырку. Заветный нож, подаренный Волхом Всеславичем, чиркнул два раза, и наземь упал ровнехонький парчовый кружок, украшенный жемчужной нитью.

Любит боярин Фома дорогое платье – коли мог бы, так целиком в золото укутался.

Оборотень с княжичем старательно укрепили продырявленную шапку поверх ямы, разложили по краям жердей, привязали к ним веревок, да присыпали все сверху землей. В конце концов выглядеть все стало так, будто шапка лежит просто на земле, а никакой ямины под ней в помине нет.

– Теперь ждем, – объявил Яромир. – Пошли.

Волколак скрылся на мельнице, а вот Иван задержался – заприметил у берега гребень. Видно, девка какая-то потеряла, когда купалась. Белый гребешок, красивый, из рыбьей кости выточен. Только мокрый весь – так вода и каплет.

– Ау, кто потерял?.. – негромко окликнул княжич, подбирая находку.

Никто не отозвался.

– Мой тогда будет! – заявил Иван, озираясь по сторонам. – Ладно?..

По-прежнему никто не отозвался.

– Молчание – знак согласия! – довольно ухмыльнулся княжич, возвращаясь на мельницу. – Ульянке подарю…

Оборотень при его появлении даже не шевельнулся. Он устроился на приступочке, скрестив ноги и прикрыв глаза, да еще что-то бормоча себе под нос. Перед собой Серый Волк зачем-то разложил целую кипу полыни, тщательно перебирая и ощупывая каждый листочек.

Время постепенно близилось к полуночи. Иван с Яромиром сидели молча в темноте и ждали, когда что-нибудь произойдет… и что-то постепенно происходило.

Снаружи все громче слышались восхитительные песни. Красивые, мелодичные… но если прислушаться, можно было различить вплетающийся сорочий стрекот.

– Русалки… – тихо промолвил Яромир. – Наружу вылезти не вздумай, жди…

– Чего? – прошептал Иван.

– Когда луна сядет. Тогда и… а это еще что?!

Дверь, кое-как приделанная веревочками, приоткрывалась. Медленно, натужно, со скрипом… и в щели показались тоненькие девичьи пальцы. Бледные, хрупкие, почти прозрачные. А за ними и руки – тянутся… тянутся… и конца им не видно! Ни локтей, ни плеч – точно змеи белые ползут по полу!

– Это чего? – выпучил глаза Иван, обнажая Самосек.

Оборотень наморщил лоб, замялся, а потом резко вскочил на ноги и досадливо воскликнул: