Дмитрий Дудко (Баринов) - Ардагаст и его враги

Коммагенец только усмехнулся. Всего-то? Хорошо хоть не потчует несвежей человечиной или сырыми змеями. А ублажать старых ведьм ему приходилось еще в Фессалии. Покажи только этакой грозной ведунье, что еще считаешь ее женщиной, и все ее вековые чародейские тайны - твои. С демоницами-лилит, конечно, приятнее: птичьи ноги, крылья, а остальное - как у обычной красивой бабы... Лихо улыбаясь, он расстелил на камнях свой плащ, решительно сбросил балахон с колдуньи, спустил сорочку... и увидел здоровое белое тело женщины средних лет. Ничуть не переменившись в лице, словно только этого и ожидал, царевич привлек ведьму к себе. А она довольно хохотала, откинув голову и играя седыми волосами:

-- Нет, в бабушки я тебе не гожусь! А поседела я в двенадцать лет. Вальпургиева ночь, каменный круг на могиле и пятеро веселых приятелей: тролль, болотный черт, оборотень и пара мертвецов. Что они со мной сделали! Не скажу, а то тебе удовольствие испорчу... Родить бы от тебя хорошенькую чернявую девочку, а то все мои детки в отцов: людям лучше не показывать.

Внезапно она с силой отстранилась от него. Миг спустя на плечах царевича лежали лапы громадной белой волчицы, когти сладострастно царапали кожу, а в лицо глядели горящие звериные глаза.

-- А так сумеешь? - спросила волчица человеческим голосом и лизнула его в щеку.

Он прошептал фессалийское заклятие и оборотился большим черным волком. Ведьма довольно оскалилась:

-- Ты похож на Сауархага Черного Волка, великого сарматского колдуна. Как он любил меня! Его убил племянник - этот проклятый Ардагаст. Ох, и отомстим мы теперь, правда? А сейчас побегаем!

Привычные ко всему поселяне хватались за амулеты в виде молотов Тора, завидев в эту ночь резвящуюся волчью пару. Все здесь знали, кто такая белая волчица, помнили и черного волка, разбойничавшего тут лет двадцать назад.

На скамьях в святилище тесно сидели знатнейшие из готов. Суровые, воинственные лица, осененные рогатыми шлемами. Глубокие шрамы тонули в рыжих, соломенных, белокурых бородах. Мускулистые руки поглаживали рукояти мечей и секир. Здесь были те, кто стал воинами еще в Скандии, кто выгнал из устья Вислы ругов и потом больше тридцати лет наводил страх на венедов, бургундов, вандалов, эстиев.

Среди сидевших выделялся ростом и богатством одежды один. Его волосы изрядно поседели, но борода осталась огненно-рыжей, как у Тора-Громовника, тело не утратило силы, а голова в рогатом шлеме с надетым поверх него золотым венцом держалась по-прежнему высоко и гордо. Красный плащ его, расшитый золотом, был сделан из лучшего ханьского шелка и скреплен золотой застежкой. На поясе, блестевшем серебряной пряжкой, висели меч в вычурных бронзовых ножнах и длинный боевой нож. Это он, отважный и жестокий Бериг, привел их сюда, и не желали себе готы другого конунга, кроме него - избранника Одина. Ибо только избранник Отца Битв мог быть столь неизменно удачлив на войне и щедр к дружине. Скальды по обе стороны Венедского моря усердно славили его победы и дары.

За спиной вождя стояли его лучшие воины - двенадцать берсерков в медвежьих шкурах. Самым могучим и свирепым из них был Эрила Полутролль, сын Эрменгильды. Мохнатыми руками и грудью, низким лбом и крупными клыками он напоминал отца-тролля. Немногим уступал Эриле и Сигбьёрн Рыжий, руг, некогда убивший своего конунга из-за угла и перебежавший к готам накануне битвы. Были в этом несокрушимом отряде и герулы, англы, даны [38] Герулы и даны в начале н.э. жили на датских островах, англы - в Шлезвиге. . Всех их принял Бериг, знавший толк в хороших бойцах, и все они стали готами. И много еще стекалось из самых разных племен к готам всяких отчаянных молодцов, любивших войну, но не труд.

Горели все четыре костра. Ярко озаренная их пламенем, в огненно-красном балахоне и черном плаще, Эрменгильда вещала, стоя с воздетыми руками у трех идолов:

-- Близок, близок Рагнарек, Гибель Богов! Век бурь и волков, век мечей, век секир! Настанет трехлетняя зима, померкнут светила, запылает черный огонь, и взойдет Черное Солнце! Сотрясется Иггдразиль, Мировое Древо, и пойдут на людей и богов полчища Хель и Муспельхейма и сам Мировой Змей. Много воинов понадобится тогда Одину, могучих, бесстрашных воинов! Потому готовит он, Сеятель Раздоров, битвы великие и страшные, подобия этой битвы. Кто достоин сражаться и гибнуть в них?

-- Мы, готы, самое воинственное племя! Недаром Один зовется Гаут - "гот", - отозвался Эрила. Ведьма довольно кивнула сыну и продолжила:

-- Одна такая битва грядет в земле самбов. Скоро, в самую короткую ночь этого года! Конунги Ардагаст и Инисмей ведут сарматов к Янтарному Дому, и идут за них жемайты, ятвяги и лютичи, а против них - мазовшане, галинды и барты, пруссы же раскололись. Направьте свои драккары к Янтарному берегу, о готы, и в священную ночь разрушьте и разграбьте Янтарный Дом, одолейте и истребите дружину росов, достигшую пределов мира! Расцветут тогда огненные папоротники над янтарными кладами, и все они достанутся вам!

-- Темны твои речи, ведьма, - возразил вдруг седой воин. - В Янтарном Доме чтут не Хель со Змеем, а Ладу-Фрейю, лучшую из ванов. А конунг росов владеет Огненной Чашей Бальдра. Мы сами уподобимся полчищам Хель, а не воинам Одина. И чем нас покарают Бальдр, Фрейя и ее брат, солнечный Фрейр? Неурожаем? А с кем будет Один?

-- Это слова благородного Эвриха из рода Балтов или мужика, трясущегося за урожай? - презрительно бросил Бериг. А пророчица изрекла:

-- Бальдр слишком свят для этого мира. Ваны трусливы и распутны. А Отец Битв - с теми, кто не коснеет в мире. Хлеб не уродит? Найдем, у кого отобрать.

-- Позор - добывать пСтом то, что можно взять мечом! - рявкнул Полутролль.

-- Венея с ее любовником Палемоном - вот враги Одина! Учат все племена поменьше воевать, а на защиту себе позвали сарматов, - злобно сказала ведьма.

-- Кто здесь боится кары богов, сарматских копий или огненных чаш, пусть остается дома. Авось умрет на тюфяке с соломой и попадет в Хель, - отчеканил, глядя на Эвриха, конунг. - А наш путь - в Валгаллу!

-- В Валгаллу! - разом подхватили готы. Десятки клинков вылетели из ножен и простерлись к идолам и стоявшей перед ними пророчице.

-- Я не ищу "соломенной смерти" и первый пойду в поход. Но пусть Эрменгильда скажет, что это за римлянин гостит у нее? Не он ли толкает нас на войну? - сказал Эврих.

Из темноты выступил Эпифан. Вместо солдатского плаща на нем был черный, расшитый магическими знаками.

-- Я Эпифан, сын конунга, воин и чародей. Я послан к вам Нероном, великим конунгом римлян, которого Один вернул из Хель, чтобы народы не коснели в мире. Когда Нерон Меднобородый вернет себе трон, он начнет великие войны. Вас, непобедимых готов, он хочет видеть в этих войнах своими друзьями и союзниками. А в знак дружбы посылает меня. Мы с Эрменгильдой создадим могучего дракона, и перед ним не устоят никакие солнечные чаши.