Наталия Мазова - Исповедь Зеленого Пламени

— Ай-я! — пронзительный крик Волчицы. В следующий миг я уже выбралась из-под убитого зверя и стою, выставив перед собой свое ненадежное оружие. Покрывало давно упало с моей головы, плащ распахнулся, открывая наряд, в котором я танцую…

— Ну держись, forass! — Волчица тоже успела схватить с оружейной стойки какой-то частный случай штопора. — Ты дорого заплатишь мне за Лэрра!

— Так вот какова цена твоему гостеприимству! — я из последних сил пытаюсь выглядеть спокойной, но руки мои дрожат, и я ох как не уверена, что и второй раз сумею воспользоваться по назначению этой тыкалкой… — Моя вера не велит мне убивать без нужды, но следующую дырку я проделаю в тебе — в наказание за обман доверившегося.

Несколько секунд мы сжигаем друг друга взглядами — у кого раньше нервы сдадут…

— Что здесь происходит? А ну-ка немедленно брось саблю, Хедра!

Волчица покорно роняет оружие, и лишь тогда я позволяю себе обернуться. Дверь за моей спиной распахнута, а в дверном проеме стоит немолодой уже… не Степной Волк, а прямо-таки скандский морской пехотинец, этакий бронешкаф. Да и ростом выше меня на полторы головы, что для Волков весьма нетипично. Одет как знатный горожанин, в шелка стального цвета, но волосы честь по чести заплетены в две косы и в ухе золотая серьга болтается. В высшей степени колоритный персонаж…

— Лэрр когда-то спас мне жизнь, — о голос Волчицы можно руки отморозить. — Эта forass убила его, значит, я должна взять жизнь за жизнь!

— Я убила, защищаясь, — твердо парирую я. — Потому, видят боги, на мне нет крови!

— Хедра, — произносит Волк в сером непререкаемым тоном, сурово и спокойно, — вижу, что дал тебе слишком много воли. Поэтому как дочь, покорная воле отца, ты завтра же соберешь свои вещи и вернешься домой, в кочевье Двуглавой горы.

— Но, отец…

— Молчать, когда говорит старший в роду! А с тобой я отправлю письмо твоей матери, в котором попрошу ее не затягивать с твоей свадьбой. Ты выросла из тех лет, когда я мог учить тебя плетью, но надеюсь, что твой будущий муж восполнит это упущение. Я сказал.

— Я приму любую кару, отец, — я отчетливо слышу, как Хедра скрежетнула зубами, — если ты объяснишь мне, в чем моя вина.

— А ты сама не знаешь? Ты осквернила наш очаг. Не приглашают в дом того, кого хотят ограбить и убить, и нельзя обмануть человека, который вкусил твоей пищи.

— Это законы Волков, отец. Она же — всего лишь forass!

— Но даже жизнь простой forass больше жизни собаки — эта же женщина не forass, она много выше обычной горожанки, — он поворачивается ко мне. — Госпожа Лигнор, прошу простить мою дочь за обиду, нанесенную тебе по неразумию.

— Лигнор? — переспрашивает Волчица с недоверием. — Отец, Лигнор — простая женщина, она бедна. Эта же, сам видишь, в атласном плаще и вся увешана драгоценностями. Она прятала свое лицо под покрывалом, как жены здешних вождей, и не хотела открыть его даже в нашем доме.

Сама знаю, что выгляжу вызывающе в этом черном шелке… Но воистину, в городе, где больше миллиона жителей, не обязан каждый знать в лицо Лигнор-танцовщицу. Если я заявлюсь к мадам в своих обычных обносках и с рубином, она вполне способна кликнуть стражу и обвинить меня в воровстве, чтобы не платить денег. Или просто припугнуть меня этим и заплатить самую малость — действительно, откуда такая драгоценность у нищей уличной артистки?

Но всего этого я объяснять Волкам не собираюсь.

— Ты сильно просчиталась, Хедра, — только говорю я все так же спокойно. — За мои браслеты, ожерелье и головные подвески тебе не дали бы и одной золотой монеты — это не серебро. Впрочем, — добавляю я ядовито, — допускаю, что тебя ввела в заблуждение искусная работа мастеров Бурого Леса — такой ты наверняка прежде не видела. Что ты вообще знаешь обо мне, что так легко берешься судить?

— Хедра действительно ни разу не видела твоего танца, — подтверждает ее отец. — Но я — я был в «Багровой луне» в тот день, когда Безумец впервые играл для тебя и ты ушла с ним — и теперь уже никогда ни с кем не спутаю тебя, госпожа, — он поклонился.

— Но почему ты называешь меня госпожой? — спрашиваю я осторожно. — Я, как заметила твоя дочь, простая бедная женщина, ты же по положению равен здешним лордам…

— Я, Утугэль с Двуглавой горы, недаром вождь своего рода, — с достоинством отвечает Волк. — Мудрость вождя в том, чтобы каждому воздавать то, чего он стоит. Ты сказала — «на мне нет крови», — а теперь взгляни на свою одежду!

Я покорно смотрю. В пылу разбирательства я не обращала внимания на такие мелочи. Плащ и юбка должны быть залиты кровью пса — но они чисты и сухи, словно только что из стирки, хотя ковер у моих ног щедро разукрашен красным. Я трогаю полу плаща — и забытая алая капля скатывается по нему, как ртуть, как капелька дождя по полиэтилену — падает на ковер и тут же впитывается…

— Ты сказала — и стало по слову твоему, — звучит надо мною голос Утугэля. — Это ли не доказательство? Хедра, — он, словно спохватившись, оборачивается к дочери, — я слышал, Гурд уже вернулся. Иди к нему и позови его сюда.

— Да, отец, — она убегает, а Утугэль вынимает золотую серьгу из уха и протягивает мне.

— Это вира за оскорбление, нанесенное моей дочерью.

Вот это да! Да на деньги за это золото я Лугхада целиком из его линялого черного тряпья вытряхну!

— Да будут Луна и Великий Волк благосклонны к тебе за сей щедрый дар, Утугэль с Двуглавой горы…

— Рано благодаришь, — отмахивается он. — Вира — твое по праву, но помимо нее я действительно хочу сделать тебе кое-какой подарок, — он снимает с полки маленькую яшмовую шкатулочку, открывает… Внутри на черном бархате лежит женская налобная подвеска: маленький, идеально круглый черный агат в простой серебряной оправе, окружающей его светлым ореолом.

— Надень это, госпожа… И всегда носи. Это не та вещь, которую можно продать.

— Она в самом деле хороша, — я креплю подвеску к своей цепочке через лоб, она мягко ложится меж бровей — и странная тень пробегает по лицу Утугэля… — Но что в ней такого особенного?

Вместо ответа Степной Волк подбирает с полу покрывало и снова закрывает мое лицо.

— Те, кого мы, Волки, зовем forass, что в переводе означает «скотина», до сих пор передают из уст в уста легенду о Королеве, некогда правившей этим городом, чьи глаза были всегда закрыты, но она видела… Якобы она покинула город и однажды снова вернется… И вот ты вернулась, и твои глаза открыты, ты зрячая — но еще не видишь. Спроси своего Безумца — он скажет тебе, что это за вещь, мне же позволь промолчать, госпожа.

В это время возвращается Хедра. Ее сопровождает юноша лет восемнадцати, очень похожий на Утугэля. Возможно, к его годам тоже станет бронешкафом, а не стройным стеблем, каков он сейчас.