Kancstc - Подлинное пророчество

Когда МакГонагалл вошла в гостиную, четыре ее основных чувства были травмированы одновременно. Глаза были ослеплены фотовспышкой (Колин решил запечатлеть обсуждение поведения Грейнджер для истории), слух оскорблен нечленораздельным многоголосым ором, в котором, если что и удавалось разобрать, так это нецензурные выражения разной степени злобности, в нос ударил запах паленой шкуры (в пылу драки кого-то усадили в камин. Кого, выяснить так и не удалось, из чего можно сделать вывод, что прижгло не сильно, но вот воздух испортить — хватило), а через секунду после ослепляющей вспышки к ней прилетел чей-то ботинок и больно стукнул каблуком в лоб. После такого МакГонагалл должна была упасть с сотрясением мозга, но шок от увиденного, услышанного и прочувствованного был столь силен, что она забыла это сделать. Вместо того, чтобы сползти по стенке с закатившимися глазами, она сама издала нечленораздельный вопль:

— Чтоздесьващепроисходит!!! Вычтосебеваащепозволяете!!! ВываащегриффиндорцыиликтоМАТЬВАШУ!!!!

Говорят, этот вопль слышали даже кентавры в Запретном лесу. Как следствие, в гостиной наступила гробовая тишина. Все замерли в самых нелепых позах. Кто-то остановил свой кулак, прижатый к носу оппонента, а оппонент пока не думал отлетать в дальний угол, вот две девушки стоят, вцепившись друг дружке в волосы, кто-то держит в руках обломки стула, а его противник решил не оседать на пол, а дождаться дальнейших указаний декана. Кто-то даже остановил свое падение. Немая сцена продолжалась чуть больше секунды, после чего все пришло в движение, падающие упали, кулаки были спрятаны за спину, волосы отпущены и все головы, еще способные поворачиваться, повернулись в сторону декана. Зрелище разъяренной МакГонагалл вообще не для слабонервных; говорят, что страшнее только обозленный Темный Лорд, но сегодня, наверно, и он бы испугался. Шляпа сбилась набекрень, рожа перекошена, в руке тот самый ботинок, а посредине лба звездой горит след от каблука. Каждый сообразил, что за этот след кому-то придется ответить. И каждый мысленно повторял, как молитву, «я не причем, я не причем…»

— Что. Здесь. Происходит?

— Мы… Это… мы… решали… думали… как… что… с Гермионой…

Ответ был коллективным, хотя и не хором.

— И что такого страшного совершила мисс Грейнджер?

— Она с Малфоем встречается! — Выпалил Дин Томас.

— И по этому поводу вы решили набить друг другу морды? Должна сказать, разумное решение! Говорят, что битье по голове вправляет плохо работающие мозги. А Вам, мистер Томас, было бы полезно разобраться в собственных сердечных делах, прежде чем лезть в чужие.

«А я и хотел, под шумок, да вот Поттер, скотина, слинял. Ладно, я его в другой раз придушу,» — подумал Дин, но вслух ничего говорить не стал.

Декан Гриффиндора в сердцах швырнула ботинок на пол и направилась к выходу.

— Кто-нибудь, позовите сюда мадам Помфри, — сказала она напоследок и громко хлопнула дверью.

Хотите — смейтесь, хотите — нет, но в слизеринской гостиной дела шли аналогичным образом. Распределение по партиям было несколько иное: девушки разделились на вопросе кому выдирать волосы в первую очередь, Грейнджер или Малфою. Первых, которые еще сохранили надежду прибрать Драко к рукам, было меньше, вторых, которые уже поняли, что их при любом раскладе прокатывает, соответственно, больше, но организованности и внутреннего горения у них было маловато. Парни тоже разделились. Одни ликовали по поводу того, что Малфой окрутил гриффиндорскую старосту и готовились его чествовать как победителя, другие были возмущены, что он спутался с грязнокровкой и собирались хорошенько проучить его при первом же возможном случае.

Самым разумным образом повели себя в этой ситуации, кто бы мог подумать, Крэбб и Гойл. Тут сказались их спокойный от природы нрав (стойкое нежелание делать что-либо) и железная дисциплина, которую Малфой привил своим личным дуболомам. Они какое-то время смотрели на разгорающийся скандал, и думали. Первым додумался Гойл:

— Слышь, Винс, чо делать-то будем?

Крэбб потратил какое-то время на поиск ответа, наконец высказался:

— А? Чо? Чо скажет босс, то и будем.

Они еще подумали немного, в результате Крэбб выдвинул очень дельное предложение:

— Тогда может, бухнем? Как летом?

Мыслительные процессы обоих резко оживились, и диалог пошел уже в почти нормальном темпе. Гойл сразу спросил:

— У тебя еще осталось?

— Закусон да, а бухло сделаю.

— Тащи! — Гойл направился к ближайшему столику, вытряхнул из-за него нескольких первокурсников, которые безуспешно пытались делать домашнее задание, и утащил его в угол возле камина.

Вскоре пришел Крэбб и выложил на стол сверток, содержащий шмат сала, буханку черного хлеба и банку протертого хрена. Другой рукой он водрузил двухлитровую пластиковую бутылку с кока-колой. Одним ловким движением палочки он трасфигурировал эту бутылку в четверть самогона. (Четверть это такая стеклянная бутылка, в 1/4 ведра, то есть 2,5–3 литра.) Тут следует сделать небольшое отступление. Эти двое провели летние каникулы у троюродных бабушек Крэбба, живущих на Львовщине. Сестры баба Злата и баба Валя занимались тем, что одна варила первоклассный самогон и поила им (не бесплатно, конечно) все окрестные села, а вторая выводила народ из запоев. Не то, чтобы они этим много зарабатывали, в смысле, по сравнению с имеющимся у них капиталом, так, больше из любви к искусству. Там Крэбб с Гойлом и постигли великую науку правильного самогонопития. Именно правильного, а не такого, какое демонстрируют некоторые деклассированные элементы в русской и украинской провинции.

— Ну, по первой! — Выдохнул Гойл. Ребята влили в себя по стакану мутной жидкости, закусили бутербродами с салом, обильно смазанными хреном, и пошла спокойная беседа о жизни, о людях, о мировых проблемах…

Остальные не разделяли их разумного настроения, и в результате события стали развиваться по гриффиндорскому сценарию, с той лишь разницей, что здесь можно было точно указать эпицентр, из которого пошли волны разрушения.

— …а прежде всего самому Малфою надо морду набить, чтобы не путался с кем попало! — Надрывалась Милисента Булстроуд.

— Ты моего Дракопупсика не тронь! — В тон ей распаляла себя Пенси.

— Хе-хе, уже не твоего, а грейдженрского! — Подколол ее Теренс Хиггс. Зря он так. Раззадоренная предыдущим обсуждением, Пенси почувствовала острою необходимость сделать хоть что-то, именно сейчас. И сделала. Издав душераздирающий вопль, она вцепилась ногтями в лицо Теренса. Ее, естественно, стали оттаскивать. Кто-то увидел, как это происходит, и решил, что делается это недостаточно вежливо…

— Началось. — Философски заметил Крэбб, наливая по второй. Взглянув на задумчиво стоящего в стороне от общей потасовки Забини, спросил: — Третьим будешь?