Miss_Vinter - Гарри Поттер и Фактор Неопределённости

— Я не буду в порядке.

Он прижал ее ближе к себе:

— Нет будешь. Ты сильнее этого.

Она поцеловала его в шею.

— Ты делаешь меня сильной.

— В тебе говорят эмоции, — он порывисто вздохнул. — Мы должны быть реалистами. Я вряд ли выживу, — Гермиона крепче обняла его за плечи и зажмурилась. — Нет, это так. Я многое могу побороть, но не столько, да еще и сразу. Она постарается лишить меня всех преимуществ, — он склонил голову ей на плечо. — Я хочу, чтобы ты пообещала, что если я умру, ты сделаешь все возможное, чтобы сбежать, — у нее из горла вырвался хриплый всхлип. — Обещай! — настойчиво прошептал он. — Пойдешь в Квинн, может, она тебе поможет. Мне кажется, злой она стала не совсем добровольно, ее можно будет зацепить. Найди Сорри, если Аллегра и его не убила. Беги, прячься, используй запрещенные проклятья, делай что угодно, чтобы выжить, — он отстранился и взял ее лицо в руки. — Если выживешь ты, то и от меня что-то тоже будет жить.

Она закрыла глаза и кивнула:

— Ладно, обещаю.

— Хорошо.

Она опустила взгляд и тихо спросила:

— А что, если Обращение сработает?

— Тогда весь мир изменится в неизвестную и, возможно, не самую лучшую сторону. Другими словами, в этом нет ничего хорошего.

— Коротко и ясно.

— Ну, если бы я и перед лицом смерти не мог выразить свои мысли, тогда когда вообще мог бы?

Гермиона положила руку ему на лицо:

— Как бы мне хотелось, чтобы этого охранника здесь не было.

— Почему? То есть, кроме очевидного?

— Ну, если это наши последние минуты вместе, у меня есть идеи получше, как их провести.

Он слегка улыбнулся:

— О. Я думал, это и было очевидным.

Она выпрямилась:

— Может, нам все равно это сделать? Какое нам дело до охранника?

Ее щеки вспыхнули от столь нехарактерного для нее вызывающего предложения.

Брови Гарри взлетели вверх:

— Так, давай разберемся. Ты хочешь заняться со мной сексом в камере, на глазах у охранника, в то время как мой главный враг готовится к нашим скорым смертям?

— Ну... когда ты это так говоришь...

— Понятно. А какие еще клише из дешевых юмористических любовных романов ты сейчас хочешь воплотить в жизнь?

— В голову приходит только одно: умолять, чтобы ты зачал мне ребенка, чтобы у меня после твоей преждевременной кончины остался хотя бы он.

Она не могла поверить, что они шутили в такое время, но что еще было делать? Только заламывать руки от отчаянья, пока не сойдешь с ума.

Гарри засмеялся:

— Ах да, конечно. Но разве на тебе не должна быть блузка с огромным декольте и длинная развевающаяся юбка с разрезами до бедер?

— Только если бы ты отрастил волосы до лопаток и надел пиратскую рубаху, расстегнутую до пупка. Потом нам нужно было бы крепко обняться перед вентилятором, и желательно, чтоб декольте у меня было по самое не балуй, а за спинами у нас была цепь шотландских гор.

— Как мы это назовем? Нет, подожди, я знаю... “На Ней Была Черная Бархатная Кошечка”(все тот же костюм типа комбинезона — прим. пер.).

— Нет, нет... “Хогвартские Страсти”.

— “Страсть и Зелья”!

— “Дикие Колдуны с Очень Длинными Палочками”! — выпалила она, тут же захохотав. Гарри схватился за живот, из глаз его потекли слезы. — О Боже... мы же скоро умрем, да?

— Скорее всего, — сквозь смех выдавил он. Смех постепенно перешел в напряженное молчание; они сидели тихо, не глядя друг на друга. Не смотря на эту вспышку веселья, ситуация была по меньшей мере ужасной. Гермиона в оцепенении сидела на месте, ощущая лишь холодный камень, на котором они сидели, и его руку, медленно рисующую круги на ее талии.

— Слишком рано, — наконец сказала Гермиона. Гарри промолчал, только крепче обнял ее. Она прижалась к нему, пытаясь вспомнить, чувствовала ли она себя когда-нибудь такой усталой. Казалось, прошла целая жизнь с того момента, как они этим утром проснулись в доме Даны. — Мне еще столько всего нужно тебе сказать, — прошептала она.

— Знаю, — ответил он. Она взглянула ему в глаза и увидела там тысячи снов, что не осмелились ей присниться, и все, о чем она в тайне мечтала. Весь окружающий мир исчез, остались лишь его зеленые глаза, полные чего-то, что она даже не могла описать. Я всю жизнь ждала, чтобы мужчина так на меня посмотрел, подумала она про себя. Она обвила руками его плечи и крепко прижала его к себе, зажмурив глаза и пытаясь хоть сколько-нибудь насладиться чувством комфорта от его надежных объятий. Одной рукой он гладил ее по спине, а второй копался у нее в волосах. Щеку ей царапала грубая шерсть его плаща, и она вцепилась в нее как в собственную жизнь. — Все не так должно было быть, — сказал он хриплым голосом.

— Тсс, — шикнула она. — Не говори об этом.

— У нас должны были быть годы...

— Мы не можем изменить прошлое, а завтра у нас может уже и не быть. У нас есть только сегодня, придется довольствоваться этим.

— Я тебя люблю, — шепнул он ей на ухо. — Если бы у меня были сотни лет и все слова, когда-либо написанные, я не смог бы сказать, насколько сильно, — он уткнулся щекой ей в волосы. — И вот теперь ты здесь по моей вине.

— Не надо, — повторила она. — Все, что я сделала, я сделала по своей собственной воле. Это не твоя вина.

— Почему ты не осталась? — сказал он голосом, полным безнадежности.

— Я не могла. Ты хочешь знать, почему? — она отстранилась и посмотрела на него. — Потому что, как бы банально это ни звучало, ты единственный мужчина, которого я когда-либо по настоящему любила, и я любила тебя всю свою жизнь. Вот что я хотела тебе сказать, — она вздохнула, будто это предложение отняло у нее последние силы. — Ладно, теперь можно и умирать.

Он в полуулыбке приподнял уголок рта:

— Да, давайте сюда ваши Обращения и уделы хуже смерти, мы готовы.

Лишь пару минут назад их легкомыслие сняло напряжение... теперь от легкомыслия ничего не осталось, а то, чего с его помощью пытались избежать, вернулось на место. Гермиона закрыла глаза, силой воли сдерживая слезы. Она почувствовала, как Гарри наклонился вперед и накрыл ее губы своими. Обрадовавшись отвлечению, она прижалась к нему, расслабляясь в его объятьях. Несколько секунд они целовались нежно, аккуратно, будто каждый боялся, что другой разобьется вдребезги. Вдруг он остановился и отстранился. Гермиона недоуменно открыла глаза и увидела у него на лице наистраннейшее выражение... будто он не был уверен, где он и что делает. Она стала очень четко ощущать прикосновения, его рука стала гладить ее по талии намного шире и быстрее. Она чувствовала, как ускоряется его пульс, а следом за ним и ее. Между ними пробежала горячая искра; она схватила его за плечи, и он прижал ее к груди; они впились друг другу в губы с такой силой, что мог бы остаться синяк.

Хоть сколько-нибудь впечатлительный наблюдатель почувствовал бы, как краска приливает к лицу, при виде столь пылкой сцены. Если бы он стал наблюдать дальше, ему могло бы вспомниться время, когда он сам был вовлечен в такие страстные объятья, ведь было ясно, что двое обнимающихся никак не могут друг другом насытиться. Они целовались с такой жадностью, что могло показаться, что они намерены друг друга поглотить. Мужчина так сильно прижимал к себе женщину, будто хотел объединить два тела в одно; женщина руками хваталась за него так, будто он был единственным, что не дает ей упасть в темную, дегтярно-черную пропасть.