Miss_Vinter - Гарри Поттер и Фактор Неопределённости

— Спасибо тебе, Снейп. Знал, что могу на тебя рассчитывать.

Они продолжали беседовать еще несколько минут, за которые была обсуждена недавняя битва, Шарлотте было отказано в просьбах еще полетать, и комментарии о вечеринке и гостях текли рекой. Наконец Минерву позвали по делу, как-то связанному с крыжовенным киселем со сбитыми сливками, Снейп отправился досаждать Биллу, Сириус с Корделией увели Шарлотту в специальную комнату, организованную для присутствующих детей, а Лонгботтомы отправились по старым любимым местам детства, оставив Гарри с Гермионой наедине впервые с момента прибытия.

Гермиона отошла к буфетной стойке и набрала тарелку закусок; даже не осознавая этого, она выбирала еду для себя и Гарри. Он подошел к ней и молча подал стакан ее любимого алкогольного пунша, пока сам потягивал сливочное пиво. Она посмотрела на стакан, потом на тарелку у себя в руках и стала посмеиваться, пока они шли к ближайшему столику, чтобы занять места.

— Что смешного?

— Ты только посмотри, Гарри. Я выбираю для тебя закуски, а ты приносишь мне соответствующий напиток. Тебе не кажется, что мы друг к другу несколько привыкли?

Он улыбнулся:

— Должны бы уже, к этому времени. После пятнадцати лет я должен уметь угадывать, какого цвета на тебе трусики.

Она сузила глаза, почуяв состязание.

— Какой у меня любимый фильм?

— “Комната с Видом”.

— Какая фамилия была у моей матери в девичестве?

— Грейвз.

— Как звали кота, жившего у меня в детстве?

— Оливер Кромвель.

— Мой любимый цвет?

— Синий.

— Какая фамилия у Горация?

— Роббинс.

— Когда у меня бывают красные праздники?

— Начинаются обычно приблизительно двенадцатого, плюс — минус несколько дней.

— Какой у меня любимый певец?

— Стинг.

— Кто мой любимый из “Питонов”?

— Эрик Идл.

— Кто мой любимый человек?

— Я, надеюсь.

— Кроме тебя. И Рона. И моей семьи.

— Тогда, должно быть, доктор Розью из Стоунхенджа. Или, может, Лаура, — он ждал следующего вопроса, но она лишь откинулась на спинку стула и усмехнулась. — Я прошел?

— О да. Ты прошел. Моя очередь?

— Это не обязательно.

— Почему нет?

— Потому что ты знаешь меня лучше меня самого, как мы оба знаем. Демонстрации не нужны.

Она улыбнулась ему с совершенно влюбленным выражением на лице:

— Прогуляться не хочешь?

Вместо ответа он просто встал и подал ей руку.

Они прошли по газону мимо квиддичного поля, мимо старой хижины Хагрида, теперь занятой работавшим здесь сейчас хранителем ключей и земель. Гарри приостановился и взглянул на нее.

— Лефти напоминает тебе Хагрида, да?

Гарри кивнул:

— Хагрид был первым волшебником, которого я встретил. Наверное, я всегда думал о нем, как о своем личном хранителе, потому что он тогда явился и забрал меня от Дарсли.

Гермиона вздохнула:

— Мы потеряли стольких друзей, Гарри.

С секунду Гарри ничего не говорил.

— После смерти Седрика я не знал, как смог бы выстоять, если бы кого-то еще постигла подобная участь... а Седрик едва был мне другом.

— Тебе пришлось быстро вырасти.

— Нам всем пришлось.

Несколько минут они просто стояли на месте, потом Гермиона схватила его за руку и посмотрела в лицо:

— Я хочу туда сходить, — сказала она.

Он кивнул — необходимости спрашивать, что она имела ввиду, не было. Он надежно обхватил ее за талию, и они взмыли в вечернее небо, темный массив Запретного леса безмолвно проходил у них под ногами. Пока они летели над лесом, у Гермионы по коже пробежала дрожь; она сильно прижалась к Гарри, щекой чувствуя, как бьется жилка у него на шее.

Они приземлились на опушке, в месте происхождения воспоминания, преследовавшего их в кошмарах и отравлявшего их мысли наяву. Гарри стоял на одном месте, как вкопанный, в то время как Гермиона прошла до того места, где, как она думала, лежал труп, хоть она никогда его и не видела.

— Он умер здесь? — спросила она голосом едва громче шепота. — Или его здесь просто оставили?

— Он умер здесь. Его кровь была на земле.

— Где?

— Прямо там, где ты стоишь.

Гермиона опустила взгляд, будто до сих пор могла различить его тело, оставленное на траве. Она, не поднимая взгляда, протянула руку. Гарри, переборов себя, подошел и взял ее. Она посмотрела ему в глаза.

— Расскажи мне. Расскажи мне, что ты увидел.

Он тряхнул головой:

— Нет. Я не хотел, чтобы ты знала тогда, и все еще не хочу.

— Я должна знать, Гарри. Пожалуйста, ты не сможешь защитить меня от этого. Я должна разделить тот момент с тобой, — он ничего не ответил. — Как-то ты меня спросил, останемся ли мы когда-нибудь наедине, или призрак Рона будет с нами на каждом шагу. Мне нужно увидеть то, что видел ты, иначе мы, возможно, никогда от него не избавимся.

Гарри долго смотрел ей в глаза, потом моргнул и закусил губу. Наконец, он кивнул, переведя взгляд на землю у ее ног. Он сильно, чуть ли не до боли, сжал обе ее ладони. Она лишь ждала, пока он найдет слова.

— Я увидел белую вспышку... помнишь, какой яркой была луна? Я что-то заметил и понял, понял, что это был он. Я подошел к нему... он был похож просто на кучу тряпья на траве, — сказал он дрожащим голосом. — Я перевернул его на спину, и вот тогда ты услышала мой крик. Я побежал.

— Что ты увидел? — настаивала она.

— Ему... ему перерезали глотку. Кровь в свете луны казалась черной. Его волосы были кошмарно спутаны, а открытые глаза таращились в небо, и я никак не мог поверить, что больше никогда не увижу его ухмылку, никогда не поговорю с ним, не пообедаю и никогда не сыграю в шахматы, — он запнулся и, казалось, не хотел продолжать. — И у него... у него на лице... — он оборвался, сглатывая слюну. Гермиона ждала. Он снова посмотрел ей в глаза. — У него на лбу было это, — сказал он, пальцем проводя по своему шраму. Гермиона резко вдохнула. — Он был вырезан у него на коже.

— Боже мой, Гарри.

— Это было послание мне, о том, что эта смерть, эта кровь на моих руках. О том, что если бы он выбрал себе другого в лучшие друзья, он бы в тот момент сидел в гостиной и делал домашнее задание по арифмантике, — он зажмурился, с век закапали слезы и потекли по щекам. — Единственное, о чем я мог думать, так это что ты не должна увидеть. Если бы ты увидела метку, ты могла бы меня возненавидеть.

— Я бы никогда не смогла тебя возненавидеть, — сказала она, но задумалась, так ли это было на самом деле.

— Я услышал, что ты идешь, схватил тебя и не дал увидеть, я закрывал глаза, и все, что видел перед собой, было, что это ты лежишь на земле с перерезанной глоткой, и что это метка вырезана у тебя на лбу. Я знал, что Рон был мертв, и что для него я больше ничего не мог сделать, и у меня разрывалось сердце, так что единственное, что я мог делать, это держаться за тебя.