Константин Костин - Ксенотанское зерно

— Понятно, — Ирме уже надоедали нотации.

— Тогда ведите себя, как должно! На всех, кто выше вас по положению прямо не смотреть. Отвечать, добавляя "господин" и "госпожа". Не противоречить, не огрызаться, не… не сверкать вот так глазами!

— Да он…

— "Он" был дворянином и имел полное право обойтись с приглянувшейся ему крестьянкой так, как ему заблагорассудится. Не изнасиловать же он вас хотел, только потискать. Больше так не делайте, а то нас найдут, просто пройдя по следу из зарезанных дворян. И так их уже трое…

— Я не собираюсь терпеть, когда ко мне относятся как к…

— Как к крестьянке? — Рудольф внимательно посмотрел на запнувшуюся Ирму, — Авы можете доказать, что это не так? Например, громко и во весь голос объявив, кто вы такая?

— Нет…

— Тогда терпите.

— Я не выдержу!

— Крестьяне, — холодно заявил Рудольф, — живут так всю жизнь.

— Но я же не крестьянка, почему я должна…

— А почему они должны? — гвардеец указал рукой на тихо сидевших неподалеку крестьянок, в длинных юбках и круглых белых беретах. Крестьянки жевали яблоки и переговаривались о чем-то.

— Ну… Они же крестьянки…

Рудольф наклонился, глаза сверкнули:

— Ирма, ответь, ты что правда считаешь, что крестьяне — хуже дворян и поэтому должны покорно работать и терпеть прихоти дворян?

— Ну… Они же крестьяне…

— И?

— Так положено…

— А вы не думали, что у крестьян может оказаться свое мнение? Что они не глупее, не трусливее и не слабее дворян?

Ирма молчала. Она хотела возразить, но вспомнила Якоба.

— Знаете, в чем разница между дворянином и крестьянином? В том, что одному повезло при рождении, а другому — нет.

— Ты сам стал дворянином совсем недавно, — раздраженно отозвалась Ирма, — и еще не успел понять…

— Понять что?

— Ну… что дворянин выше крестьянина… По рождению, говоришь? А как же все те дворяне, которые честно служат королю? А? Что скажешь? Согласись, что тот, кто ведет полки в бой заслуживает больше уважения, чем какой-то крестьянин, который всю жизнь выращивает свиней. А?

— Соглашусь, — неожиданно кивнул Рудольф, — Только ответь мне, заслуживает ли уважения молодой сынок герцога, который, не зная, как занять себя, носится по столице на конях галопом, устраивает гонки по крестьянским полям и проводит все вечера в трактирах? Заслуживает?

Ирма молчала.

— Если он случайно стопчет старика-крестьянина, всю жизнь кормившего таких как он, вырастившего сыновей и внуков, что будет такому дворянину?

— Но он же случайно!

— А если тот же крестьянин СЛУЧАЙНО ударит дворянина, что ему грозит?

— Виселица… Ты не любишь дворян!

— Да нет. Просто я давно понял одну вещь: тот дворянин, который на самом деле достоин своего звания, тот почему-то никогда не старается принизить тех, кто ниже его. А тот, кто дал себе труд только родиться в дворянской семье, тот изо всех сил старается всем показать, что он — тоже дворянин. Поэтому встретив крестьянина… или крестьянку… которые претендуют на уважение, такой дворянин, разумеется попытается указать крестьянину его истинное место. А нам нужно не привлекать внимания. К нам его, — он потрогал синяк на лице — и так слишком много.

Ирма молчала.

— В романах, — не поднимая глаз, наконец проговорила она, — когда дворянки переодеваются крестьянками, все дворяне бывают поражены их красотой и никогда не позволяют себе непозволительных действий…

Рудольф широко обвел рукой, показывая сразу на все: на низкий закопченный потолок, грубые деревянные столы, веселых подвыпивших крестьян, среди которых не было ни одного благородного дворянина, восхищающегося красотой крестьянок:

— Как вы успели заметить, мы — не в романе.

— Добрый вечер, уважаемые, — за стол к парочке подсел Якоб, — Позвольте мне присесть к вам.

Рудольф кивнул, парень сел за стол, поставил кружку пива:

— Почему госпожа Ирма такая злая?

— Я — не госпожа, — буркнула Ирма, — Я — крестьянка.

— Прошу прощения, уважаемая, я сразу не рассмотрел…

— Хватит, — Рудольф хлопнул ладонью по столу, — нам нужно придумать, как вывезти Ирму из города и доставить королю…

— Скажите… ммм…

Якоб и Рудольф переглянулись:

— Да говорите просто "ребята", — подмигнул Рудольф.

Ирма вспыхнула:

— Вы, РЕБЯТА, вообще уверены, что я — дочь короля Вальтера? Может быть, над вами пошутили?

"Ребята" переглянулись еще раз:

— Мне, — сказал Рудольф, — об этом рассказал мой командир. И врать ему смысла не было, потому что от этого ничего бы не изменилось. Приказ есть приказ.

— А мне сказал человек, — Якоб немного помрачнел, — который всегда знал, что говорит…

Ирма попыталась уложить новость в голове, но опять ничего не получилось. Она — дочь короля? Она? Дочь короля?

— Значит, простой прорыв не удался, — Рудольф вернулся к размышлениям о выходе из города, — Что можно придумать еще?

— Сложный прорыв? — хмыкнул Якоб.

— Это как?

— Не знаю.

— Тогда не будем шутить.

— А может, — выдвинула свое предложение Ирма, — перелезем через стену?

— Это как? — хором спросили парни.

— Ну, — Ирма засмущалась, — в романах так делают…

— В романах… — повторил Якоб.

— Не все, что пишут в романах — пустая болтовня, — качнул головой Рудольф, — вот только никто из нас по стенам лазать не умеет. Или я чего-то о вас не знаю?

Он осмотрел сотоварищей.

— Понятно. Однако могу вас успокоить: сквозь стену есть тайные ходы, которые проложены местными ворами и грабителями. У меня есть среди этой братии знакомые, так что, раз через городскую стену нам не перелезть…

Рудольф замолчал. Улыбнулся.

— Хотя… Не будем связываться с преступниками. Вспомнил тут я один ход…

Мимо кабака "Синий пес" проехала группа молодых дворян. С белыми прядями волос за левым ухом.

Мазнули безразличными взглядами по вывеске и проехали дальше.

Видимо, они тоже читали романы. А там дворянин, скрывающийся от преследователей, никогда не будет прятаться в кабаке или трактире для крестьян. Он всегда поселится в самом дорогом и лучшем трактире или же, в крайнем случае, в самом лучшем номере. Дворяне в романах считают, что именно там их никогда не найдут.

Парни вышли из кабака. Ирма чуть замешкалась, наверное поэтому подвыпивший дворянин, спрыгнувший с лошади, принял ее за служанку:

— Эй, девка!

Якоб и Рудольф замерли.

— Вот и четвертый… — пробормотал гвардеец.

— Да, господин, — таким голосом могла бы говорить лошадь, грызущая удила.

— Дай моему коню… воды.

Дворянин бросил поводья "крестьянке" и, пошатываясь, скрылся в дверях.

— И что, — Ирма повернулась к парням, — Мне поить его животину?