Amargo - Хороший ученик

Эти сцены вызвали во мне улыбку — таких забавных моментов вспоминалось немного, и чем старше становились дети, тем меньше их было. Сейчас, к собственному разочарованию, я больше хотел спать, чем с кем бы то ни было общаться. Но на побережье стояла неожиданная для конца зимы тихая погода, а окно коттеджа светилось так приветливо, что мне сразу представилась Тао с чашкой горячего чая и удавом на коленях, ведущая задушевную беседу с портретом Риддла. Картина казалась настолько домашней и уютной, что я поежился.

Не слишком надеясь, что Тао будет соблюдать серьезные меры предосторожности, я все‑таки не предполагал, что она окажется настолько беспечной — через несколько секунд после того, как я постучал, дверь отворилась, и передо мной возникла Тао, светящаяся от радости, будто ей только что вручили долгожданный диплом.

— Почему ты не спросила, кто… — устало начал я, входя в дом, но тут же утратил дар речи. Не знаю, что поразило меня больше — Тейлор в собственном обличье или то, что было накрыто на столе. Ничего похожего в моем холодильнике не водилось. Я почуял жареную рыбу, увидел овощные салаты и картошку, а довершали натюрморт почти пустая бутылка вина и початая бутылка виски. Мой сфинкс переехал на подоконник.

— Проходи! — громко сказал Тейлор, сделав широкий жест рукой. Я вздохнул, понимая, что с этой его новой манерой придется смириться хотя бы на сегодня.

— Почему ты ничего не сказал? — воскликнула Тао, указывая на Тейлора. — Это же потрясающе! Это фантастика! Побег из Азкабана через картину — прямо как в кино!

— В каком еще кино? — я покачал головой, стягивая верхнюю одежду. Палочку Олливандера я протаскал с собой весь день, вспоминая о ней лишь тогда, когда брал в руки куртку, и пока оставил ее в кармане. — А это откуда? — Я кивнул на стол.

— Кто ж виноват, что ты жрешь одни чертовы консервы, — заметил Тейлор. Судя по тому, что оставалось на столе и сколько посуды было в мойке, сидели они уже давно.

— Из деревни, — сообщила Тао. — Там отличный магазин, свежая рыба. Не знаю, почему ты в нем ничего не покупаешь?

— Потому что все это надо готовить, — ответил я, садясь за стол. — Значит так, — я окинул взглядом присутствующих, в том числе портрет, одаривший меня сдержанной улыбкой, и остановился на Тао. — Я устал и хочу есть. Пока я ужинаю, ты можешь рассказать мне, как прошел день. Только кратко и по существу.

— Как прошел день, — с готовностью повторила Тао. — День прошел просто здорово!

И я услышал историю о том, как Тао, аппарировав из Хогвартса, оставила удава на столе, а сама отправилась спать, поскольку ей пришлось подниматься в шесть утра, "а я — сова, если ты об этом еще помнишь". Проснувшись к обеду, она не обнаружила в моем холодильнике ничего достойного ее желудка, решила заглянуть в интернет, чтобы узнать, где здесь ближайший магазин, и попала прямо на конференцию Поттера, который рассказывал о спецоперации, невыразимцах, и демонстрировал запись, сделанную нами в хранилище Отдела Тайн. Добросердечная Тао показала портрету, что происходит, а тот в благодарность за лицезрение собственного прикованного к креслу тела посоветовал ей применить к удаву заклинание трансфигурации, аргументировав это тем, что змея не понимает парселтанг, а значит, на ней заклятье.

Вернув Тейлору человеческий облик ("можешь мне не верить, но я сразу поняла, кто это такой!"), они отправились в деревню и накупили еды, решив, что отмечать встречу консервами — дурной вкус.

— В общем, посмотрели мы новости и поняли, что ты придешь нескоро, и что деда сейчас никто не ищет, — закончила Тао. — Поэтому я не стала спрашивать, кто за дверью. Кроме тебя — некому.

Деда! Я взглянул на Тейлора. Тот откинулся на спинку стула и с рассеянной улыбкой осматривал кухню.

— А ты хорошую кашу заварил, — сказал он, заметив мой взгляд. — Масштабную.

— Я ничего не заваривал. Это невыразимцы.

— Ну конечно, — Тейлор усмехнулся. — Тут, знаешь, не дурачки встретились. Видим, что к чему.

— А раз видите, то нечего об этом говорить, — недовольно заметил я. — Кстати, сомневаюсь, что тебя будут объявлять в розыск — им невыгодно сообщать о побеге, тем более о твоем и особенно в свете сегодняшних событий.

— Эти олухи даже не поймут, что я сбежал, — сказал Тейлор. — Решат, что попал в какую‑нибудь ловушку. Они давно мне это пророчили. Идиоты…

Он рассмеялся. Тао смотрела на него с восторгом. Я достал из кармана ключи и положил перед ней на стол.

— Тебе лучше заночевать в Лондоне, а утром возвращайся в Институт.

— Выпроваживаешь, — с осуждением сказала Тао, забирая ключи.

— У тебя на общение был целый день, — заметил я. Тао надела куртку и посмотрела на Тейлора:

— Ты ведь завтра уедешь?

Тот кивнул:

— Да. Надо легализоваться, но через месяц–другой мы обязательно встретимся, и я расскажу то, что не успел.

— Только обещай не стричься, — попросила Тао и, махнув на прощание портрету, вышла за дверь. Через секунду мы услышали хлопок аппарации. Тейлор хмыкнул, налил себе виски и немного разбавил его водой.

— Не стоит пить, — сказал я. — Вещи, которую ты просил, это не понравится.

— Даже так? — Он не стал спорить и отодвинул стакан на середину стола. — Тогда давай, показывай.

— Сначала скажи, что ты знаешь об этой палочке?

Тейлор взглянул на портрет.

— Знаю, что он ее не удержал. Знаю, что ее сделали где‑то в Индии или в Тибете, и это оружие для тех, кто знает толк в подобных вещах. Я пойму, если ты решишь оставить ее себе, но мне все‑таки хочется ее увидеть. Кстати, — он усмехнулся и непоследовательно продолжил, — сперва я принял Тао за твою подружку. Должен сказать, ты после тюрьмы зря времени не терял. Я и думать не думал, что у тебя дети, да еще такие взрослые.

— Ты знаешь, чья это кость? — спросил я. Тейлор склонил голову набок, продолжая улыбаться.

— Не хочешь об этом говорить. Ну и зря. Это был, так сказать, комплимент. Девочка у тебя очень хитрая — разговорила меня, захвалила, восторги, охи, ахи, и все из меня вытянула, даже такое, о чем я и Стражам не говорил, и себе не признавался. Вот, наобещал ей про азкабанские лабиринты рассказать, теперь не отвертишься…

— Да, лабиринты — это ее конёк, — пробормотал я, решив не говорить Тейлору о лисьих чарах своих детей, и обернулся к портрету. — Ну а ты? Знаешь, чья кость?

— Боюсь, Линг, что человеческая, — произнес Риддл, — хотя вряд ли ты об этом не догадывался.

— Проблема в том, что это не человеческая кость, — сказал я Тейлору. — Себе я ее не возьму и тебе не советую. Хотя кто знает, может, вы друг другу подойдете.

Тейлор кивнул, не сводя с меня глаз:

— Ну рассказывай, а то заинтриговал — дальше некуда.

— Эту палочку сделали из кости ископаемого вампира. Ее взяли у живого вампира, а значит, кость несет в себе его часть. Это что‑то вроде крестража, отчасти разумное создание, которое влияет на тех, с кем встречается. И хотя не берусь судить, как она повлияла на тебя, — я кивнул портрету, — на меня она повлияла отрицательно. Когда я закончил школу, то пришел к Олливандеру поговорить об одном деле. Он показал мне костяную — просто показал, — и этого оказалось достаточно. Если ты ее возьмешь или даже просто увидишь, будь готов, что она тебя изменит. Не знаю, как происходят такие вещи, но через людей, с которыми палочка встречалась, она способна влиять даже на тех, кто никогда ее не видел. Кроме того, тебе может присниться хозяин кости. Палочка самостоятельна, в ней есть часть вампира, она умеет вступать в контакт, собирать и передавать информацию. По–моему, это опасная и непредсказуемая штука. Да и зачем она тебе? Какую войну ты собираешься вести?