Amargo - Хороший ученик

— Завещал себя школьникам на опыты? — улыбнулся я.

— Очень смешно, — сказал Тейлор. — Он создал собственный мир в прямом смысле этого слова. Он написал восемь связанных между собой картин, где изображались все чудеса, которые так его поразили, и передал их в дар тем, кому счел нужным. Когда он убедился, что семь из них на месте, то вошел в последнюю, которая была с Азкабаном.

— Что значит "вошел в последнюю"?

— Как я сегодня вышел, так и он вошел.

— То есть он не нарисованный, а живой в собственной картине?!

— Вот именно, — кивнул Тейлор. — Никому не удавалось ничего подобного, и сомневаюсь, что когда‑либо удастся. Нормальным людям такое и в голову не придет.

— Но как его картина оказалась в Азкабане, тем более на неразведанном этаже?

— А там нет его картины. Там есть окно в стене. Он сам его нарисовал, с той стороны. Он говорил, что надеялся увидеть чудеса Азкабана, а выяснилось, что внутри — одни опасные ловушки и бесполезные для него артефакты. Рисковать жизнью он не собирался и предпочел больше не посещать башню. К тому же, в его мире нет течения времени, и если он вернется сюда сейчас, спустя столько лет, то попадет под действие его законов и, вероятно, умрет от старости. Так что здесь он прогадал. Пока я не добрался до его окна, Азкабан был для него бесполезен. О других местах он не рассказывал. Может, тоже любуется ими со стороны, а может, нашел себе там каких‑нибудь собеседников. Говорят, в Ямах все‑таки кто‑то живет, не то что в Азкабане — даже пауков нет.

— А Дамблдор об этом знал? Насколько я понял, он спускался в подвал, пока был жив… а может, и потом ходил, уже портретом.

— Старый хрыч догадывался, что с картиной что‑то не так, — усмехнулся Тейлор. — Раньше она висела на одном из этажей, но по настоянию Дамблдора предыдущий директор перенес ее в подвал. Харальд говорил, что Дамблдор действительно спускался туда поболтать, в том числе и как портрет, но он не испытывал к нему ни симпатии, ни доверия, и ничего не рассказывал об экспериментах с заклинаниями.

Тейлор еще раз осмотрел обожженную ладонь и костяную палочку.

— Мне пора, — повторил он, и я не стал его останавливать. — Но мы не прощаемся. Я теперь знаю, где тебя искать. — Засмеявшись, он похлопал меня по плечу, сделал шаг назад и исчез, абсолютно бесшумно, словно накрывшись мантией–невидимкой.

Глубокой ночью я проснулся с колотящимся сердцем: во сне мне казалось, что звонит телефон. Однако он молчал. Часы показывали двадцать минут четвертого. Я ненавидел такие сны–галлюцинации — они будили раз и навсегда. Поняв, что заснуть сегодня мне больше не судьба, я подбросил в камин пару поленьев, натянул брюки и вышел в кухню.

Стол по–прежнему был завален едой. После ухода Тейлора я к ней не притрагивался и сразу лег спать. В раковине лежало несколько камней: Тао не очень старалась, колдуя временную посуду. Кое–какие тарелки на столе тоже превратились в камни. Убравшись и вернув кухне привычную чистоту, я сел напротив портрета, и тот, поначалу следивший за моей уборкой, а потом вновь задремавший, с готовностью открыл глаза и поднял голову.

— У меня есть сын, — проговорил я, немного удивившись той легкости, с которой начал разговор. — Сейчас ему семь лет, и он не похож на большинство других детей. Три месяца назад он нарисовал в школе рисунок нашей семьи: своих сестер и мать в виде лисиц–оборотней, а меня — с чарами Метки. Тогда я подумал, что твоя душа могла с ним как‑то связаться, или что он одержим, или еще что‑нибудь в таком роде. Было непонятно, как он узнал о чарах… да и о том, что его мать и сестры — лисы, он тоже не знал. Я сам видел эти чары только раз, через патронуса, и поэтому нарисовал тебя, поэтому стал искать твою душу. В конечном итоге это привело совсем к другому результату, а происходящее с моим сыном оказалось не связано с тобой. Скорее всего, Олливандер был прав, и это магия вампира, его влияние.

— Потому что он показал тебе костяную палочку?

Я кивнул.

— Твою душу я освобожу, как только найду человека, умеющего это делать. В Легионе наверняка есть спецы. Олливандер не стал бы тебя освобождать.

— Ты говоришь о нем в прошедшем времени, — вежливо заметил портрет.

— У старика случился инфаркт, увы.

— Ясно, — помедлив, сказал Риддл. — Значит, сперва ты решил, что я мог захотеть тебе отомстить.

— Не обязательно отомстить. Возможно, что‑нибудь сказать.

— Возможно, я и сказал, — портрет улыбнулся. — Ведь ты помог мне благодаря рисунку сына, а мое тело в Отделе Тайн помогло тебе с Бруствером. — Он выдержал паузу. — Ты говорил, вампир может вступать в контакт. Думаешь, они общались?

— Не знаю. Хочется верить, что нет, но раз он способен приходить во сне… я его видел, и Олливандер, судя по всему, тоже.

— Если вампир наделил твоего сына частью своей магии, он будет очень необычным колдуном… мягко выражаясь.

— Я бы предпочел, чтобы он был самым обычным.

Риддл молчал, глядя на меня чуть снисходительно.

— У меня есть к тебе несколько вопросов, — сказал я, — но уже на другую тему.

— Догадываюсь, — кивнул портрет. — Ты хочешь знать, чего можно ожидать от Отдела Тайн. С тех пор, как в нем работали мои люди, много воды утекло, но то, что я помню, может тебе пригодиться.

Утром я отправился в Министерство. Идти туда сегодня было необязательно, но находиться в центре событий казалось гораздо удобнее. В этот воскресный час мне попадались только охранники и уборщики, однако исполнительный Ларс уже был на рабочем месте. Когда я вошел, он вскочил.

— Сэр, — начал он, — вы себе не представляете…

— О, еще как представляю, — усмехнулся я и собрался войти в кабинет, но вспомнил о мисс Мазерс и остановился.

— Ларс, — сказал я. — Если этой весной ты захочешь взять неделю отпуска, я тебе ее дам.

Ларс не скрывал своего удивления.

— Но… вообще я собирался в отпуск тогда же, когда и вы…

— Это будет еще не скоро, и неизвестно, будет ли вообще, так что советую воспользоваться предложением.

— Да, — проговорил Ларс, с недоверием отнесясь к моей внезапной щедрости. — Спасибо, сэр, я подумаю.

Помолчав, я добавил:

— Я ценю то, что ты для меня делаешь, хотя не всегда говорю об этом.

Мой помощник окаменел от изумления. Я редко его хвалил, а подобных слов не произносил вообще никогда. Однако мне представлялось, что мисс Мазерс появилась в нашей группе именно потому, что Клайв Пирс, терпящий постоянные неудачи с внедрением своих разведчиков к невыразимцам, не нашел подхода к Ларсу и послал шпионить за мной наиболее сообразительную из своих подопечных в Отделе. Знать, что рядом находится верный человек, было очень ценно; Ларса следовало беречь, а значит, время от времени отправлять отдыхать от работы.