Della D. - Метаморфозы

— Гарри… — прошептала она, когда он был вынужден прерваться на секунду, чтобы набрать в горящие легкие воздух.

Ненавистное имя прозвучало как пощечина. «Проклятье! Поттер! Я ведь Поттер. Это его она целует с такой страстью, с таким желанием. Она любит его. Поэтому она несчастна с Уизли, поэтому она не может с ним расстаться – это ведь его друг. Да, не позавидуешь тебе, Гермиона. Но сейчас мне жаль не тебя. Мне жаль себя. Потому что я забылся и позволил себе то, что никогда не должно было произойти. И мне этого теперь никогда не забыть. Это будет моим новым мучением и все из‑за этого Поттера!»

Он отшатнулся от нее.

— Прости меня, — выдавил он. – Я не должен был этого делать. Прости.

Он развернулся и пошел к выходу. Гермиона в недоумении смотрела ему вслед. Снейп очень сомневался, что способен ненавидеть сильнее, чем сейчас он ненавидел Гарри Поттера.

***

Следующие несколько дней стали для Гермионы просто адом. Она уже не думала о Роне, о том, как сохранить эти отношения. Единственной ее заботой было, как выпутаться из этой ситуации с наименьшими потерями.

Гарри игнорировал ее, избегал и вообще всячески демонстрировал холодность. Джинни была явно чем‑то расстроена («Уж не поссорились ли они?», — думала Гермиона) и при этом как‑то нехорошо посматривала на нее. Рон практиковал испытанный прием, изображая оскорбленную невинность, который обычно заканчивался тем, что Гермиона не выдерживала и пыталась с ним мириться, обещая все, что только могла. Но сейчас Гермионе это было только на руку.

Все ее мысли занимал Гарри Поттер. Лежа вечером в своей постели в комнате старосты она вспоминала его поцелуй, который был также не похож на поцелуи Рона, как и майская гроза на нудные осенние дожди. Это был шок. Причем электрошок. Ее словно било током, каждый квадратный сантиметр кожи покалывали десятки иголочек. И этот разряд шел не только по коже, он проникал вместе с его языком внутрь, в самую глубину, в ее сердце, сбивая его с ритма, спускаясь ниже и вызывая острый спазм где‑то внизу живота. В тот момент она забыла все свои страхи, сомнения, мамины слова, Волдеморта и потенциальный гнев профессора Снейпа, ей хотелось только одного: чтобы на них не оказалось одежды, и они пошли дальше поцелуя. Голова кружилась у нее так, словно ее пару часов катали на карусели, ноги подкашивались. Как бы все это банально ни звучало, но именно в такой трепет ее привел его один единственный поцелуй.

«Что я делаю? Чего я боюсь? Что если это именно то, чего я всегда ждала? То, чего ждет каждая девушка? А я тут думаю о чувствах Рона, чувствах Джинни… Никто из нас четверых не сможет быть счастлив, если Гарри почувствовал хотя бы половину из того, что пережила я».

«Но почему его отношение так изменилось? – задавалась она вопросом уже пару минут спустя. – Он не замечает меня. Вернее, делает вид, что не замечает. Что это? Чувство вины? Страх? Он не может перешагнуть через Рона и Джинни? Конечно, не может, о чем я думаю? Это же Гарри! Милый, добрый, честный Гарри! Любимый и единственный, другого такого нет!».

«Что мне делать? Как убедить его не отказываться от нашего счастья? Не отталкивать меня. А хочет ли он меня? Или просто хотел меня утешить? Мне надо все выяснить, надо разобраться».

Гермиона не придумала ничего лучше, как подсунуть Гарри записку с просьбой прийти к ней после отбоя в комнату старосты.

***

В тот вечер Гермиона не находила себе места. Разобравшись со всеми делами, она, наконец, скрылась в своей комнате, но ожидание было невыносимым. Что она ему скажет? Что он скажет ей? Чем все это закончится? Одни вопросы и ни одного ответа. Как всегда.

Через полчаса после отбоя в дверь тихо постучали. Гермиона распахнула дверь, но на пороге никого не оказалось. Однако она слишком часто делила с Гарри мантию–невидимку, чтобы не догадаться, что он мог воспользоваться ею, желая прийти к ней незамеченным. Поэтому она посторонилась и, почувствовав движение воздуха рядом с ней, закрыла дверь, наложила на него заклинание и обернулась.

Гарри стоял напротив, мантия покоилась на ее аккуратно заправленной кровати. Он молчал и смотрел на нее без всякого выражения.

Когда Снейп прочитал записку Гермионы, он почти сразу понял, что придет на это свидание. Во–первых, потому что Поттер пошел бы. Во–вторых, потому что мысли о Гермионе, тепле ее тела в его объятиях, ее губах, руках, запахе волос не оставляли его все эти дни. Он прекрасно понимал, что не его она целовала, не его она хотела, не его она любила, но он также понимал, что другого такого шанса у него не будет. Не переспать с ней, нет. Этого он поклялся не делать. Не столько из благородства, с которым был очень слабо знаком, сколько из чисто практических соображений: рано или поздно она узнает, кто это был, взбесится, и у нее появятся основания посадить его в Азкабан. Или что там полагается бывшему Пожирателю Смерти, преподающему в Хогвартсе, который принял облик своего студента, чтобы затащить в постель его одноклассницу? Раньше это был бы поцелуй Дементора, сейчас… Пожалуй, Авада Кедавра.

Так что Снейп не думал спать с Гермионой Грейнджер, пребывая в облике Гарри Поттера. Нет, он просто хотел побыть с ней, быть может, поцеловать, обнять. В общем, обзавестись парочкой воспоминаний, которыми можно будет согреть себя в одинокой старости, если он до нее доживет.

— Ты звала меня? – прервал он молчание.

— Да. Мне кажется, нам надо поговорить. О том, что произошло на площадке.

— Я уже извинился…

— Нет, я не хочу твоих извинений, — она приблизилась, глядя ему в глаза. Он видел, как она мелко дрожала. – Я хочу спросить, что именно ты имел в виду, целуя меня?

Вот он вопрос, который решит ее судьбу. Гермиона затаила дыхание в ожидании ответа, даже ее сердце остановилось.

Снейп был не в силах смотреть ей в глаза, поэтому отвел взгляд. «Веду себя как мальчишка!», — разозлился он сам на себя.

— Разве не понятно, — просто ответил он, красноречиво взглянув на нее.

Второй раз за последнюю неделю Гермиона Грейнджер бросилась ему на шею, ее губы нашли его, ток побежал от него к ней и обратно.

«Только не называй меня по имени, — мысленно умолял Снейп. – Молчи, ради всего святого, молчи».

«Надеюсь, ты понимаешь, что сейчас ты одной ногой уже в Азкабане?», — нарочито спокойно поинтересовался внутренний голос.

«Я не переступлю черту, я смогу остановиться», — твердил про себя Снейп.

«Уверен? Тогда почему твоя рубашка уже расстегнута, а ее руки гладят твою кожу?»

«Я остановлюсь… Чуть позже… Уже скоро… Может быть».

«Тебе нельзя этого делать. Не говори потом, что я тебя не предупреждал».

Губы Снейпа–Поттера скользили по шее Гермионы, когда ее руки стаскивали с него рубашку. В голове у Снейпа мелькнул последний стоп–сигнал, когда вдруг Гермиона вскрикнула и отшатнулась от него. В мгновение ока у нее в руке оказалась палочка.