Диана Шипилова - Что будет, то будет

Дамблдор пригладил белоснежную бороду и ответил, мягко блеснув глазами из‑под очков–половинок:

— О нет, Северус, на этот раз не мне.

Северус недоуменно приподнял бровь, однако от дальнейших вопросов воздержался. До кабинета они шли молча; поднявшись по винтовой лестнице, Дамблдор отворил дверь и жестом пригласил Северуса зайти.

На стуле недалеко от камина, опустив голову, сидела Эйлин.

***

— Что ты вообще здесь делаешь?! — прошипел Северус, едва Дамблдор оставил их одних.

Эйлин, порывшись в сумочке, достала клочок пергамента — Северус узнал в нем свое письмо, отправленное зимой.

— Дамблдор уже сказал тебе, — произнесла она тоном, в котором не было ни намека на вопросительную интонацию.

— Да, — подтвердил Северус, изучая ее взглядом. Здесь, в кабинете директора, полном различных магических приборов, она выглядела удивительно неуместно в своем строгом маггловском платье. С первого сентября, когда он видел свою мать в последний раз, она определенно похудела, а в гладкой прическе прибавилось седых волос. Кроме того, на ее лице он увидел еле заметное изнеможение, словно что‑то причиняло ей боль. Она изменилась…

— А ты изменился, Северус, — тихим эхом озвучила она его мысли. — Ты теперь выглядишь гораздо… взрослее.

«А ты — старше», — с горечью подумал Северус и неприязненно покосился на портреты директоров. Он не сомневался, что они только притворяются спящими и подслушивают их. Впрочем, ничего не поделаешь.

Северус присел на корточки рядом с ее стулом.

— Но если ты действительно так захотела меня увидеть из‑за письма, — начал он, старательно пытаясь не обращать внимания на внезапно проснувшуюся совесть, — то почему ты здесь только сейчас? Уже два месяца прошло, даже больше…

Не говоря уже о том, что он вообще не слышал, чтобы родители навещали учеников в Хогвартсе. Наверное, его матери долго пришлось договариваться с Дамблдором… и это еще при том, что у них в доме нет ни совы, ни каминной сети…

Эйлин стиснула его руку.

— Северус… Все прошло не так, как в первый раз, были очень сильные осложнения… Видимо, все‑таки возраст сказывается. К тому же я очень, очень волновалась за тебя… Тобиас разрешил мне подняться только два дня назад.

Северус в ужасе посмотрел на свою мать. Она была так серьезно больна, а он ничего не знал об этом! А если это он виноват? Вдруг он неправильно приготовил тогда зелье?!

Эйлин еле заметно покачала головой.

— Давай поговорим о тебе, Северус. Если Дамблдор рассказал тебе о проклятье раньше, чем я просила, наверное, на то была причина? Ты…

— Лучше расскажи мне, — решительно перебил ее Северус, — как можно больше об этом проклятье. Прежде всего — откуда о нем узнали твои родители? Я искал в библиотеке, но пока не нашел даже упоминаний о нем. Они достали где‑то специальную литературу или их кто‑то ему обучил? А на что именно оно действует? Скорее всего, на кровь, раз оно влияет именно на твоих детей, но лучше знать точно…

— Откуда же мне знать? — пожала плечами Эйлин. — Я никогда не разбиралась в чарах настолько, чтобы понять хоть что‑то в исследованиях моих родителей.

— И ты воспользовалась первой же возможностью, чтобы сбежать из этого дома? — с горечью спросил Северус. — Почему ты не рассталась с отцом, когда узнала о проклятье?

— Потому что я люблю его, — сдержанно отозвалась Эйлин, и у Северуса опять екнуло сердце.

Довольно долгое время они молчали; рука Эйлин рассеянно гладила его по голове. Северус всегда был против таких выражений чувств, но на этот раз он и не подумал отодвинуться.

— Я знаю, конечно, нелепо это спрашивать, но… как у тебя, все нормально? — наконец осторожно спросила Эйлин.

— Вполне, — быстро ответил Северус.

— Просто твое письмо…

— Я сказал — все нормально! — повысил он голос, но ему тут же стало стыдно за свою вспышку. — Мама, пожалуйста, давай о чем‑нибудь другом!

Эйлин вздохнула.

— Извини, Северус… А ты, как всегда, за собой не следишь совсем. Тебе давно пора вымыть голову…

— А смысл — через день волосы опять такие же, — буркнул Северус.

— …и из своей мантии ты, по–моему, уже вырос, — заметила Эйлин. — Что ты на меня так посмотрел?

— Н–ничего, — пробормотал Северус. И вдруг, словно бросаясь в омут головой, он выпалил: — А ты знаешь, мама, кто у нас преподает защиту от темных искусств?

— Кто? — без особого интереса спросила она.

— Мартин Лэнс, — сообщил Северус и вгляделся в лицо Эйлин, чтобы увидеть ее реакцию. Она, в свою очередь, недоуменно посмотрела на него.

— А кто это?

Северус растерялся.

— Он говорил мне, что вы знакомы… Он играл в команде плюй–камней, когда ты была капитаном.

— А–а, — протянула Эйлин, встав со стула и разгладив складки на темно–сером платье. — Ну, может быть. Я уже не помню, кто там у нас был в команде.

Северус тоже поднялся, и Эйлин неожиданно крепко прижала его к себе.

— Ты… ты держись, ладно? — прошептала она. — Ты сильный, я в тебя верю…

Он погладил ее по плечу, глядя на серебряные нити в ее черных волосах.

— Спасибо, мама…

Возможно, в его дальнейшей жизни будут моменты, когда он пожалеет о том, что ему не удалось покончить с собой тогда, в феврале. Но сейчас он совсем не жалел об этом.

Эйлин отстранилась, моргнула несколько раз и сказала:

— Мне уже пора идти. Твой отец наверняка волнуется… Пожалуйста, не забудь поблагодарить Дамблдора за то, что он позволил мне навестить тебя. Он вообще оказал мне сильную поддержку…

— Ты пришла через камин? — спросил Северус.

— Да, — кивнула Эйлин. — Попросила хозяина одного магазина в Косом переулке. Удачи тебе, Северус.

— Тебе тоже, — ответил он, и Эйлин, обняв его напоследок, шагнула в камин.

***

Когда Северус спускался по лестницам (то и дело пытающимся завести его совсем не туда) на третий этаж, он не мог думать ни о чем, кроме этой встречи. Он был невероятно взволнован: и ее неожиданностью, и известиями, полученными от матери, и… Было что‑то еще, что заставляло его сердце биться чаще, но словами выразить он бы это не смог.

Зато впервые за долгое время (а может быть, и вообще), Северус взглянул на свою мать другими глазами. Ему казалось, что теперь, после этой встречи, она стала ему гораздо ближе. Пусть откровенничать с ней его совершенно не тянуло, но он стал понимать ее намного лучше. Северус осознал с необычайной четкостью, что в нем течет кровь его родителей — как матери, так и отца, — и даже с последним он теперь готов был примириться.

Лэнс уже был в кабинете. На столе рядом с чернильницей Северус заметил несколько новых перьев, в углу громоздилась толстая кипа чистых листов пергамента.

— Извини, я задержался, — сказал он. — Встретил в «Гринготтсе» пару бывших коллег из Министерства… а что ты такой задумчивый? Что‑то случилось?