Gamma - Цели и средства

Он оглянулся на сгорбленную фигуру за столиком.

— С ним все будет нормально?

— Конечно. Если что, я позвоню Рейчел. Не беспокойтесь.

***

Дом в конце Спиннерс–энд сгорел. Стены обуглились, крыша провалилась, дверь висела на одной петле, покачиваясь на ветру. На двери чернела кривая надпись: «Сдохни, предатель».

Такого Гарри не ожидал. Кингсли, судя по его приглушенному возгласу, тоже. Гарри шагнул ближе, и внутри все заныло и похолодело. Ветер зловеще свистел в выбитых окнах, за дверью виднелись следы страшного пожара, жуткое предчувствие наваливалось и требовало уносить отсюда ноги.

За спиной вспыхнуло заклинание, Гарри обернулся резко, сердце колотилось где‑то в горле.

— Иллюзия, – сообщил Кингсли. – Тест положительный. Попробуем убрать – где там твое завещание?

Он долго вычерчивал палочкой фигуры и произносил незнакомые заклинания. Гарри стоял молча и сердился на себя за неспособность помочь. Вспышки трещали все тише и тише, и после очередного хлопка дом будто пошел рябью и выровнялся – никакого пожара. Окна зашторены, двери заперты. Как выяснилось, на маггловский замок.

Кингсли пошарил в кармане и вытащил связку ключей.

— А я еще думал, от чего они, – пробормотал он. Отпер замок, повозился с парой защитных заклинаний на пороге и распахнул дверь.

— Пойдем, Гарри, осмотримся.

Сразу за дверью оказалась гостиная – такая маленькая и тесная, что Гарри не мог не вспомнить своего закутка под лестницей. Дневной свет едва проникал сквозь наглухо зашторенное окно, но когда Кингсли отдернул штору, лучше не стало: грязное стекло пропускало не много света.

Все четыре стены были заставлены книжными полками. Едва сунувшись к ним, Кингсли пробормотал что‑то восхищенно–нецензурное и попытался взять книгу, но рука будто натолкнулась на невидимую стену в паре дюймов от полки.

— И тут защита.

Гарри тронул другую стену, и ему повезло больше: книжные полки крепились к двери. Дверь со скрипом отошла, открыв взгляду кухню. Кингсли нашел вторую дверь и осторожно полез на второй этаж по узкой лестнице.

— Наверху две спальни, ни тайников, ни заклинаний, – доложил он, спустившись. – Все интересное здесь, в гостиной.

Гарри так не думал. Нет, понятно, в гостиной были книги, бесценные, судя по выражению лица аврора, и под защитой мощных заклинаний. Но здесь, в кухне, были следы прошлой жизни.

Выдраенный до белых пятен линолеум, пригоревшая лужа на плите – тетю Петунию б удар хватил от такого зрелища. Щербатая кружка на столе. Дверь черного хода, на ручке – пакет из супермаркета.

Гарри попытался представить Снейпа в маггловском супермаркете – и смог. После встречи с его отцом это получилось.

На колченогом столе сразу у двери – телефон. Поцарапанную пластмассу покрывал толстый слой пыли, телефон наверняка уже давно не работал. Прямо на стене у аппарата были записаны номера, с именами и просто так. Ниже всех, почти у самой кромки стола, – мелкие цифры и мелкие буквы: «Лили».

Гарри присел на корточки, глядя на стену. Нет, он и прежде верил: этим воспоминаниям не поверить было невозможно, но одно дело видеть чужие мысли, и другое – получить доказательства, ясные, зримые, которые можно потрогать, как эту надпись на стене, сделанную почти тридцать лет назад.

За спиной кашлянул Кингсли.

— Защита на полках сложная. Может, ребята из охранного отдела справятся.

Они не справились. Удалось убрать полки с дверей и со стены напротив окна – туда повесили портрет. Остальные решили не трогать. Если уж министерские работники не смогли дотронуться до книжных сокровищ Северуса Снейпа, то посетители музея и подавно не смогут.

Гарри точно не помнил, кому в голову пришла идея с музеем. Помнил только, как опешил, узнав о завещании, подробном и обстоятельном: книги и ценное оборудование для зелий – Хогвартсу, дом и ключ от гринготтской ячейки – Гарри Поттеру, а если тот будет мертв на момент оглашения завещания, – Драко Малфою.

В банковской ячейке лежала директорская зарплата за истекший год. Что делать с домом, Гарри не имел понятия. Странный выверт завещания – Гарри понимал, откуда он взялся: Снейп был уверен, что Гарри придется умереть, но вот, все‑таки надеялся – оставлял неприятный осадок, будто он отобрал у Малфеныша это наследство. Хотя им оно, похоже, тоже не нужно было: старший Малфой в лице изменился, когда завещание зачитали в суде.

Малфоев отпустили с условным наказанием, даже не конфисковали имущество. Оставили поместье, разрешили купить новые палочки. Только арестовали счет в Гринготтсе. Гарри так и не решился заикнуться о Снейповой ячейке: забирайте, мол. Перекошенное лицо Люциуса Малфоя стояло перед глазами.

И вот тогда сгустилась из воздуха эта спасительная мысль: музей. Пусть стоит как есть, память и о войне, и о ее героях. Забрали в Хогвартс книги, повесили портрет, унесли на второй этаж диван, стол и кресло, чтобы посетителям было попросторнее. Попытались сдвинуть антиаппарационный барьер поближе к дому, но не вышло, так что экскурсии начинались от берега реки.

Профессор Северус Снейп приподнял левую бровь и усмехнулся:

— Мне кажется, директор Макгонагалл, вы начали понимать, почему Альбус мирился со мной в качестве преподавателя зелий. Немного желающих на учительские хлеба?

Минерва Макгонагалл вздохнула и еще раз подровняла тощую стопку пергаментов.

— Я бы сказал, что пять соискателей – это много, – мягко вмешался Дамблдор. – Для защиты от темных искусств мне часто приходилось не выбирать, а уговаривать.

— Трое из этих пяти – вчерашние выпускники, – возразила Минерва. – Как они будут справляться с седьмым курсом, с которым еще год назад вместе ходили в Хогсмид? Причем достойные преподавателя знания есть только у одного… Но он все‑таки еще слишком юн. Я смогу рассмотреть его кандидатуру только через пару лет. Остаются Смит и Дакворт.

— Я заранее выбираю Смита, – предупредил Дамблдор. – Судя по письму, Минерва, у твоего второго претендента нет ничего, кроме родства с Даквортом–Грейнджером…

— А слава, как известно, далеко не все, – закончил Снейп и отправил в рот лимонную дольку.

Он стоял, опираясь на спинку кресла Дамблдора: его собственное было слишком тяжелым, чтоб тащить его из соседней картины. Сейчас, когда оно пустовало, на спинке виден был слизеринский герб, нисколько не потертый. Снейп редко сидел в своем кресле, как, впрочем, и в директорском кабинете вообще. Он появлялся здесь, только когда «мадам директор» была у себя, а остальное время делил между учительской и слизеринской гостиной, где специально для него повесили картину. В учительской профессор облюбовал осенний пейзаж с полуразрушенным замком. В свободные часы он сидел на ступенях, подперев правой рукой подбородок (в левой – неизменная лилия на длинном стебле), слушал вполуха разговоры и время от времени вставлял точные и оттого особенно едкие комментарии. Это значило, что Северус Снейп в хорошем настроении. Будучи не в духе, он молча бродил среди развалин, а иногда и вовсе сидел, сгорбившись и закрыв лицо руками, а лилия лежала на коленях, особенно белая на фоне черной мантии. Все знали, что в такие минуты профессора лучше не трогать. К счастью, это случалось редко. Обычно Снейп был бодр и язвителен, и поговаривали, что эта невыносимая язвительность и стала одной из причин, по которой зельеделы менялись в Хогвартсе каждый год. Макгонагалл лучше других знала, что это явное преувеличение. Учить юных волшебников тонкой науке зельеделия – нелегкий труд, новички понимали это кто к Хэллоуину, а кто к Рождеству, и каждое лето директор изучала новые резюме, всякий раз надеясь, что найдет нужного человека, который станет частью Хогвартса. Вот и теперь она перекладывала письма от претендентов на вакансию, пытаясь выбрать что получше. Выбор был невелик.